Чернов - Лев Иванович Гумилевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День выдался по-осеннему ясный, прозрачный, бодрый. Первые часы в институте были свободны от занятий, и Чернов поспешил в университет.
Сошлось не менее тысячи человек, и все направились в актовый зал. Он был закрыт. Тогда всей гудящей толпой пошли по коридору к боковым дверям. Навалившись на одну из них, открыли вход. Из стульев соорудили нечто похожее на маленькую сцену. Председателя не выбирали, порядок установился сам собой. Один выступавший сменял другого.
— Мы требуем отменить плату за обучение!
— Позор для России — сегодняшние дисциплинарные правила!
— Запрещать студенческие сходки! До чего мы дожили! Может быть, на лекциях теперь будут сидеть для порядка и полицейские!
— Не подчинимся!
Ни Чернов, ни подошедший к нему в зале Киреев не были знакомы с теми, кто так смело и принципиально защищал общее дело. С чувством глубокого уважения слушали они своих товарищей.
Кто-то из студентов предложил отказаться получать матрикулы. Толпа все росла, и, хотя сходка носила вполне мирный характер, Чернову стало не по себе. Он предчувствовал, что студенты дорого заплатят за нарушение нового порядка.
На сходке решили пригласить попечителя, чтобы выяснить, не закроют ли университет из-за сегодняшней демонстрации.
«— Пусть завтра господин попечитель встретится с нами здесь.
На этом без толкотни и разошлись!» — отмечал Менделеев в дневнике.
Профессор-филолог Измаил Иванович Срезневский, с начала учебного года заменивший Плетнева на посту ректора университета, долго ходил по уже опустевшему залу между беспорядочно сдвинутыми стульями, разглядывал поломанную дверь и о чем-то совещался с попечителем. Они были встревожены не на шутку.
На другой день по распоряжению министра университет был закрыт, лекции отменены. Об этом сообщали расклеенные на всех дверях объявления. Назначенную накануне на 11 часов общестуденческую сходку организовали во дворе. Там были сложены высокими штабелями заготовленные на зиму дрова. К дровам прислонили лестницу — для выступающих, чтобы оратора могли видеть отовсюду.
Когда Чернов между двумя уроками в институте добежал до университета, сходка уже началась.
Без долгих прений собрание постановило: идти всей сходкой к попечителю и привести или привезти его из квартиры в университет, чтобы добиться от него ответа на требования студентов.
В полном составе сходка двинулась со двора в образцовом порядке через Дворцовый мост по Невскому в Колокольный переулок, где жил попечитель. На всем пути никто небывалую процессию не останавливал. Прохожие уступали дорогу и только перекидывались друг с другом соображениями: «Куда это они пошли всем скопом?» — «А кто их знает, должно, учиться куда-нибудь!» — «В музей или лабораторию? Может, на завод!»…
Проходя мимо здания городской думы, Чернов взглянул на башенные часы и, с сожалением оставив процессию, направился своими большими шагами в институт.
0 том, что происходило дальше, он узнал уже вечером от Киреева: после долгих переговоров попечитель согласился пойти в университет. Студенты хотели, чтобы он и ректор выслушали их требования. Во главе с попечителем, генералом Филипсоном, студенты двинулись обратно в университет тем же порядком по Владимирской, Невскому, через Дворцовый мост. Все это настолько было непохоже на бунт, что ни у солдат, ни у полицейских не нашлось повода пустить в ход оружие. Ректора в университете не оказалось, сходка опять разошлась. А в ночь с 25 на 26 сентября полиция по распоряжению правительства арестовала 20 студентов-«зачинщиков», как значилось в полицейской бумаге. Студенты не сдались — последовал ряд новых сходок. Наконец состоялась настоящая политическая демонстрация студентов на улицах Петербурга.
Столкновение с жандармскими войсками произошло через две недели, 12 октября, когда в университете должны были начаться занятия. Студенты, взявшие матрикулы и билеты только для того, чтобы их публично уничтожить, пытались проникнуть в здание университета, охраняемое солдатами. У ворот их окружили конные жандармы, загнали во двор, потом стали переписывать и выпускать поодиночке. В ту же ночь многие были арестованы.
Только в декабре закончилось следствие. Из нескольких сот арестованных пять «зачинщиков» были высланы, а тридцать человек исключены из университета.
Все это время университет фактически не существовал. На Невском в залах городской думы по инициативе студентов организовался частный университет, где сочувствовавшие им профессора продолжали читать свои курсы. Распорядителями являлись исключительно студенты: они приглашали лекторов, устанавливали часы лекций, принимали плату. Представители хозяйственного студенческого комитета находились при кассе и в разных залах.
«Вольный университет», как его назвали в публике, воспитывал свою молодежь точным знанием и отрицанием всякой метафизики, предрассудков, верований.
Чернов и Киреев стали постоянными слушателями вольного университета, разделяя умонастроения и студентов и преподавателей. А когда в январе 1862 года появились «Отцы и дети» Тургенева, друзья провозгласили вместе с Базаровым: «Природа не храм, а мастерская, и человек в ней работник». В удивительном своем романе Тургенев уловил и показал тот склад ума. то направление мысли, которые назревали, когда Чернов и Киреев уже учились.
В институте они мало знали друг друга, а по окончании института, в 1858 году, Чернов был командирован на Монетный двор, Киреев — на Златоустовские горные заводы, где и проходил обязательную службу как пансионер горного ведомства. По болезни легких он был возвращен в Петербург для продолжения службы и в ожидании назначения поступил вольнослушателем в университет.
Встретившись в университете с Киреевым, Чернов как бы заново познакомился с товарищем по школе, теперь не по-юношески полным, чернобородым, носившим пенсне на шнурке и неторопливо ищущим свое место в жизни.
— Я тебе завидую, Дмитрий Константинович, — сказал он при первой же встрече, — ты сразу попал на свою полочку, как говорил Белинский. А вот я все не найду, к чему бы руки приложить, благо родители еще кормят!
В этом признании было больше кокетства, чем искренности. Петр Григорьевич уже заручился рекомендацией Чайковского для поступления на новый сталелитейный Обуховский завод в Александровской слободе. Названный так по имени основателя его, горного инженера Павла Матвеевича Обухова, завод был основан в 1862 году. Работать же начал лишь в следующем году, когда Обухову с компаньонами удалось получить ссуду в 3 000 000 от морского министерства.
Ответа на рекомендацию Чайковского Кирееву пришлось ждать почти два года. Однако благодаря Чернову это время не пропало для него даром.
Подробный каталог экспонатов институтского музея был закончен и сдан начальству. Эта работа пробудила у Дмитрия Константиновича стремление к теоретическому оправданию технологических процессов, установленных опытным путем. Чернов был прекрасным преподавателем, как свидетельствуют его ученики, но уроки черчения мало увлекали его. Томимый потребностью творческого дела,
