Пустой - Андрей Дышев

8

– Василий, открывай, не дури! – грозно крикнул участковый и снова постучал кулаком по двери.

Воронцов и Даша стояли поодаль, оглядывая избу, покрытую черной соломой.

– Ну что с ним делать? – в сердцах проворчал Шурик, потирая ушибленный кулак.

– Использовать власть, которую тебе дало государство.

– Он же инвалид, Юрий Васильевич, – взмолился участковый. – Сахарный диабет. И сестра у него… (Шурик покрутил пальцем у виска.) Живут вдвоем на пенсию. А что такое пенсия по инвалидности? Пшик! Раньше у нас аптека была, так Василий инсулин в ней получал. А теперь надо в райцентр ездить, да и там с лекарствами проблемы… Человек он хоть и странный, но безобидный. Может, мы сюда позже придем?

– Вот так, – мягко произнес Воронцов, двигаясь по двору и поглядывая на Дашу. – Вот так представитель власти расписывается в собственном бессилии.

– Мне что – дверь выбивать? – взмолился Шурик. – Если я ударю сильнее, крыша обвалится.

Оставив этот вопрос без ответа, Воронцов поднял с земли обломок кирпича и швырнул его в окно. Камень снес трухлявые деревянные рейки и разбил стекло вдребезги. Поднявшись по шатающимся ступенькам к двери, следователь приложился к ней плечом. Дверь легко сорвалась с петель и встала под углом, упершись в косяк.

– Вот так это делается, когда милиции не открывают дверь, – спокойно сказал Воронцов Шурику и, пригнув голову, зашел в избу. Не выпрямляясь, чтобы не удариться о потолок темечком, Воронцов огляделся. Через окошко, выбитое им, с трудом проникал дневной свет; скудные лучи падали на черную от копоти и древности икону, на которой лишь при наличии богатого воображения можно было разглядеть святой лик. В углу комнаты, опустившись на корточки, сидел рослый детина, исподлобья глядя на Воронцова красными, неправдоподобно выпуклыми глазами. Его редкие волосы были взлохмачены, покрытая рыжей щетиной тяжелая челюсть опускалась на грудь. Разомкнутые мясистые губы слегка дрожали.

Воронцов почувствовал, как ему в спину дышит участковый.

– Василь! В чем дело? Ты почему не открывал? – спросил участковый.

Гуря медленно встал. Он был босиком, но ноги его были настолько черны, что создавалось впечатление, будто это калоши. Черные рваные брюки без карманов и ширинки держались на бедрах при помощи веревки. Поверх голого торса был надет короткий, словно на ребенка, зэковский ватник.

– Спал, Михалыч, – низким хриплым голосом ответил Гуря, пряча руки за спиной.

– Врешь ведь! Не спал! Ну, признайся, что не спал! – донимал его участковый.

– Ага, Михалыч, – тотчас сознался Гуря.

– Вот товарищ из прокуратуры тобой заинтересовался, – продолжал горланить из-за плеча Воронцова Шурик.

Гуря не изменился в лице, но по-прежнему смотрел на незваных гостей исподлобья, словно из-за какого-то физического недостатка не мог держать голову прямо. Его широко раскрытые свирепые глаза, казалось, были наполнены кровью. Сутулые плечи он подал чуть вперед.

– Руки покажи, – попросил Воронцов.

Гуря послушно протянул руки вперед. В одной из них он держал паяльник. Воронцов взял его, плюнул на палец и коснулся наконечника.

– Что паяем?

Гуря промолчал, вращая зрачками из стороны в сторону. Воронцов сделал шаг к столу, смахнул с раскуроченного допотопного приемника кусочки битого оконного стекла и развернул громоздкий аппарат. Защитного кожуха с тыльной стороны не было, и пыльные внутренности, похожие на миниатюрную модель нефтекомбината, предстали на всеобщее обозрение. Воронцов просунул в глубь приемника руку и вынул оттуда обмотанный изолентой микрофон, какие выпускали в нашей стране лет сорок назад.

– А это что? – спросил он.

Гуря продолжал молчать. Воронцов оборвал провод, которым микрофон был связан с приемником, и через плечо передал улику участковому. Тот, полагая, что следователь уже раскрыл какое-то техногенное преступление, немедленно вошел в роль и с пониманием стал рассматривать микрофон.

– Эх, Василий, с огнем играешь!

– Ага, Михалыч, – с грустью согласился Гуря.

Воронцов вдруг с силой хлопнул ладонью по крышке приемника. Гуря вздрогнул и втянул голову в плечи.

– Хватит дебила из себя корчить, – жестко сказал следователь. – Где ты был сегодня в шесть утра? Отвечать быстро!

Гуря издал какой-то нечленораздельный звук, потом пожал плечами и наконец тихо прохрипел:

– На торох ходил…

– На какой еще торох? – негромко, но с дикторской отчетливостью говорил Воронцов. Сунув руки в карманы и широко расставив ноги, он упруго возвышался над мешковатым и малоподвижным Гурей. – Ты думаешь, я не знаю, что ты здесь паял? Думаешь, не знаю, для чего тебе эта бандура? В глаза смотреть!

Казалось, и без того тяжелая челюсть Гури стала еще тяжелее и медленно опускается к рыхлому животу. Искоса глядя бессмысленно-свирепыми глазами на следователя, он силился понять, что этот человек хочет от него.

– К «КамАЗу» подходил? – Воронцов коснулся рукой подбородка Гури и приподнял его красное, покрытое сетью капилляров лицо. – Ты же не мог его не заметить, если в самом деле ходил на торф. Так?

– Ага, – выдавил Гуря.

Воронцов повернулся к участковому.

– Допрос по полной программе, – сказал он. – Под протокол!

– Слушаюсь, – ответил Шурик, неловко козырнул и попал пальцем себе в глаз.

– В тюрьму загремишь, хороший мой, – прошептал Воронцов, наклонившись к нездоровому лицу Гури. – Поменяешь эту камеру на более цивилизованную – с унитазом и водопроводным краном. Понятно?

Гуря предпочел уже ничего не говорить. Он затравленно озирался по сторонам, словно искал какую-нибудь щель или нору, где можно было бы спрятаться.

– Будем молчать? – с угрозой спросил Воронцов и, повернувшись к участковому, приказал: – Обыщи комнату!

Участковый принялся ощупывать койку, которая оказалась к ближе нему.

– Шурик, – с мягким укором сказал Воронцов и улыбнулся. – Я же просил обыскать.

– Ясно, – ответил участковый и с громким сопением принялся скидывать тряпки на пол. В воздух взметнулись клубы пыли.

– Здесь ничего, – сказал он, добравшись до продавленной и местами заштопанной проволокой сетки.

– Давай вторую!

Участковый скинул тряпье и со второй койки. Потом принялся за ящики стола. Гуря, выворачивая свои вишневые глаза, искоса смотрел на то, как на пол, словно горох, высыпаются радиодетали.

– Больше ничего, Юрий Васильевич, – доложил Шурик, вытряхнув последний ящик.

Воронцов наклонился и поднял с пола маленькую плату размером со спичечный коробок, с замысловатыми медными завитушками, похожими на египетский узор. Минуту он молча смотрел то на нее, то на Гурю.

– А это откуда? – наконец спросил он, поднеся плату к выпученным глазам Гури.

– Дак… – произнес Гуря, не сводя взгляда с платы. – Хлопцы дали… Ще летось…

– Что он говорит? – поморщившись, спросил Воронцов у Шурика.

– В прошлом году, говорит, дали.

– Разберемся, какие хлопцы и в каком году, – пообещал Воронцов и, сунув плату в карман, быстро вышел из комнаты. Он поймал восторженный взгляд Даши, которая наблюдала за его работой.

Во дворе он отдышался, вытер платком взопревший лоб и доверительно сказал Даше:

– Не пойму, что за чертовщина? Какой-то заговор молчания. Быть такого не может! Даже если только в одной избе появится японский телевизор – через час вся деревня об этом знать будет. Правильно говорю, малыш?

– А у вас рукав в чем-то белом, – сказала Даша, не ответив на его вопрос. – Снимайте пиджак, я почищу!

Воронцов, думая о своих проблемах, машинально снял пиджак, и тут Даша увидела, что поверх его голубой рубашки протянуты какие-то странные косые подтяжки, на которых висит кобура. А из кобуры – точь-в-точь как в фильмах про полицейских! – выглядывает рукоятка пистолета. Заглядевшись на следователя, она на какое-то время забыла про пятно на рукаве.

Сняв с крюка выломанную дверь, во двор спустился Шурик. Он устал стоять и тотчас сел на бревнышко и стащил с головы фуражку.

– Может, прервемся пока, Юрий Васильевич? – с мольбой в голосе сказал он. – Вы ж баньку заказывали! И Дашу надо пристроить.

– Как это – пристроить? – не поняла Даша, глупо улыбаясь.

– Ты же не будешь на улице ночевать, правда? – сказал Воронцов, закуривая.

– А разве… разве я… – забормотала девушка, но не нашла подходящих слов.

– Пока ты должна оставаться в деревне, – пояснил Воронцов, махая рукой, чтобы загасить спичку. Затем он посмотрел на Дашу, еще раз глубоко затянулся и выпустил дым вверх. Все это заняло несколько секунд. За это время в голове Даши родилась такая мысль: «О-ба! Вот это вляпалась! Значит, он все-таки подозревает меня!»

– Ты можешь мне понадобиться, – наконец объяснил свое решение Воронцов. – Ведь я буду допрашивать и обыскивать не только мужчин.