Чужое наследие - Вячеслав Шалыгин

– Слава богу, – вырвалось у Краузе. – Я ведь тоже оттуда. С Эйзена, после мятежа девяносто первого года, многие на Грацию переехали…

– Однако вернемся к нашим феноменам, – предложил офицер. – Резюме, профессор.

– Пять случаев произвольных изменений структуры абсолютно нормального вещества. Без внешних воздействий или иных причин. Сначала было превращение целого высокогорного озера в непонятный гель. Исследования доктора Рачковского показали, что по составу он напоминает силикон. Двести квадратных километров силиконовой глади… да-а… Затем абсолютно бесшумно и как-то незаметно исчез отрог Бергман. Теперь на его месте раскинулась поросшая свежей травой равнина. Площадь… э-э… воздействия… свыше трехсот тысяч квадратных километров. Мы просмотрели записи системы спутникового мониторинга, но ничего так и не поняли. Первоначально на том месте возвышались горные вершины, а затем в один миг появилась равнина. Теперь это, пожалуй, единственное ровное место на планете. Не считая моря, конечно. Можно даже назвать точное время, когда это произошло, но причина…

– Ясно, – перебил его офицер. – Дальше.

– Дальше – внезапно прекратилось извержение вулкана Эгла. Когда ученые спустились в кратер, обнаружилось множество свидетельств тому, что этот крупнейший на Грации вулкан потух не менее полутора тысяч лет назад!

– Может, так оно и было?

– Исключено! Мы располагаем морем доказательств его активности! Да что там?! У подножия Эглы расположился целый научный городок. Это просто Мекка для наших вулканологов. Еще месяц назад гора была готова взорваться, а сегодня это так же невозможно, как наступление ледникового периода!

– Не зарекайтесь, – лейтенант усмехнулся. – Четвертый случай – ваш. Так?

– Совершенно верно, – Краузе кивнул. – В одной из пещер мы обнаружили колодец немыслимой глубины. Тщательные исследования показали, что глубина этого загадочного провала превышает сорок три тысячи километров.

– Глубоко, – офицер усмехнулся.

– Глубоко?! – возмутился Альфред Максович. – Mein Gott! Да это в семь раз больше расстояния до центра планеты! Такой колодец должен был продырявить Грацию насквозь и… в три раза дальше!

– Куда дальше-то? – удивился лейтенант.

– Вот и я не понимаю, куда? – согласился Краузе. – И никто не понимает. У Павла была какая-то теория, но он не успел поделиться. Слишком был занят своей пещерой. Он обнаружил в ней какое-то свечение неизвестной природы, или излучение… я так и не разобрался…

– Свечение? – насторожился офицер. – Какого рода?

Ученый молча развел руками. Лейтенант с надеждой взглянул на Шуру. Девушка сначала пожала плечиками, но вдруг вспомнила.

– Юра Смирнов говорил, что там, наверное, золота много. Я даже обрадовалась сначала… Но ребята его обсмеяли.

– Золота? То есть свечение золотистое?

– Не знаю.

– Ла-адно, – задумчиво протянул офицер. – Значит, светилось-светилось, а потом вдруг р-раз и исчезло! Так? И вход сам по себе замуровался. Очень мило… Ну что ж, ситуация ясна. То есть ничего не ясно, кроме одного – что-то тут у вас нечисто. Может, кто-то запрещенные эксперименты ставит, а может, саму по себе Грацию лихорадит, но, если ориентироваться на известные нам законы природы, происходить такое не должно. Верно?

– Да, – согласился Краузе. – Проблема требует тщательного изучения. Наш научный потенциал… не всеобъемлющ, так сказать, и мы надеемся на помощь Академии Наук Земли или Марсианских университетов…

– Рассмотрим, – пообещал гвардеец. – Здесь у нас все? Тогда, летим на базу.

– А как же… ребята? – дрогнувшим голоском спросила Шура.

– Здесь останутся ученые и спасатели, – пообещал офицер. – Хотите остаться с ними?

– Нет… я, если можно, с вами…

– Можно, – разрешил лейтенант. – Пять минут на сборы вам хватит?

– Да! Спасибо, господин лейтенант… Я Шура, Ермакова.

Она протянула гвардейцу руку.

– Горохов. Тоже Александр, – ответно представился тот. – Адъютант его светлости Великого Князя Преображенского.

– Адъютант… самого… Преображенского? – Глаза у Шуры невольно округлились, а лицо порозовело.

– Так точно, – Горохов расплылся от уха до уха. – Прошу любить и, как говорится, жаловать.

Он мог бы и не просить. Даже думая, что Горохов простой лейтенант из Кремля, Шура была готова сделать для него все, что угодно, а уж теперь-то…

Старший техник Миллор стоял перед обзорным экраном на мостике флагмана испытательной эскадры и внимательно следил за подготовкой нового корабля к первому старту. Совместными усилиями двух военно-технических ведомств союзникам удалось, наконец, состыковать достижения инженерных школ технократов, землян и Тирании. Машина, которую испытывали неподалеку от планеты Натали – далекой, но верной спутницы сиятельного Арктура, – являлась почти точной копией великокняжеского крейсера «Каллисто», еще во время Кризиса собранного на секретных верфях ОВК специально для Преображенского. Конечно, на серийные машины не устанавливали некоторые особые приборы, да и комфортабельность обеспечили строго уставную, без роскоши, но главный принцип был соблюден. Ходовая часть, системы жизнеобеспечения и ракетно-лучевое вооружение остались земными. Сверхпрочные внешние корпуса делались из чинидской керамоброни, а вот программное обеспечение для «гибридных» компьютеров, совместивших все лучшее, что могли дать разные научные течения, поставляли технократы. В этом деле им не найти равных по обе стороны Рубежа. Так что гордиться новыми крейсерами могли в полной мере и земляне, и технократы, и подданные Тирана. Пока, правда, оставался без ответа вопрос – как будут распределяться новые машины между государствами? Ведь строили вместе, теперь вот вместе испытывали, продавать вроде бы нелогично; кто и кому их будет продавать? Оценить вклад и в соответствии с ним распределить квоты? Тоже скользкий вариант. С землянами договориться можно, а вот чиниды наверняка начнут искать подвох и маневрировать.

Миллор вздохнул. Как ни странно, приходилось признать печальный, но упрямый факт: люди из-за Рубежа понимают технократов лучше, чем соседи по пространству. Возможно, все дело в особой ментальности. Земляне называют ее «западной», в соответствии с исторически сложившимися реалиями на родной планете. Там у них тоже существовали две принципиально различные шкалы ценностей, два разных образа жизни. Так вот, «восточный» был похож на чинидский. Соответственно, людям «Запада» ближе модель технократического общества. Правда, на вопрос, какую же из систем предпочитает Великий Князь, Преображенский лишь рассмеялся и ответил: «русскую». Как понял Миллор, эта модель представляет собой нечто промежуточное, компромиссное. Старший техник не жаловал компромиссы, считая их признаком неверного решения, но у людей за Рубежом своя жизнь и свои алгоритмы процветания. Возможно, они правы. На своей территории, конечно. Ведь неправедные ядерные войны они вели исключительно за пределами Земли и чаще даже за пределами своего исконного пространства – за Рубежом…