Оскверненный трон - Алекс Ратерфорд

– Здесь, господин. В этой комнате. – Юноша остановился перед комнатой, располагавшейся за высокими дверями из темного полированного дерева, украшенными бронзовыми изображениями тигров. Хокинс почувствовал резкий аромат – вероятно, камфары – и крепче сжал шею юнца, который оглядывался вокруг полными ужаса карими глазами.

И тут парень неожиданно открыл рот, чтобы поднять тревогу.

Бартоломью не стал колебаться. Двумя быстрыми движениями он оттянул голову юноши назад левой рукой, а правой провел острием своего турецкого кинжала по нежной коже его шеи. В горле несчастного что-то булькнуло, и англичанин опустил обмякшее тело на пол. При других обстоятельствах он бы мог пощадить привратника, но только не сейчас, когда малейшая ошибка могла стоить жизни ему самому. Автоматически англичанин вытер лезвие о плащ. Все его мысли были сейчас за этой дверью – что он увидит по другую сторону деревянных створок с изображениями тигров? Он слышал, что слово «шер» означает «тигр»; если это так, то он не ошибся, и Шер Афган сейчас всего в нескольких футах от него.

Все еще держа кинжал в правой руке, Хокинс левой осторожно приподнял металлическое кольцо – опять-таки в виде тигра – на правой стороне двери и тихонько толкнул ее. К его облегчению, дверь открывалась мягко и без скрипа. Открыв ее на шесть дюймов, Бартоломью замер. Бледный золотой свет подсказал ему, что в комнате не было абсолютно темно, на что он втайне надеялся. Может быть, Шер Афган уже заметил открывающуюся дверь и сейчас достает свой меч из ножен…

Не колеблясь больше ни минуты, убийца распахнул дверь и сделал шаг вперед. Большая комната была обита красным шелком с золотой вышивкой. Под ногами у него был толстый ковер, а от кристаллов, раскаленных в украшенной эмалью курильнице, поднималась струйка дыма. В наполненных маслом бронзовых диях [12] тлели фитили. Но Бартоломью не смотрел на эту роскошь. Он смотрел прямо сквозь прозрачную занавеску, сделанную из розового муслина, натянутую поперек комнаты и делящую ее на два помещения. Сквозь ткань он видел громадную низкую кровать, на которой лежали переплетенные нагие тела мужчины и женщины. Что ж, по крайней мере мужчина был настолько поглощен своим занятием, что наемник вполне мог открыть дверь пинком – все равно он этого не заметил бы. Женщина лежала на спине; ее стройные ноги обхватывали мускулистые бедра мужчины, и он толчками входил в нее, закрыв ей вид на двери своим телом.

Провидение не могло дать ему лучшего шанса, подумал Бартоломью, приближаясь к кровати. Он осторожно отодвинул муслин и на цыпочках сделал несколько последних шагов. Теперь Хокинс был так близко, что видел влажную пленку на спине мужчины, чувствовал ее солоноватый запах, в то время как и сам этот мужчина, и женщина, чье лицо было повернуто в сторону, все еще не догадывались о его присутствии. Приближалась кульминация, и с каждым новым толчком Шер Афган закидывал голову назад. В один из таких моментов англичанин бросился вперед, схватил его за густые черные волосы, оттянул его голову еще дальше назад и аккуратно перерезал ему яремную вену. Бартоломью был опытным убийцей. Так же как и привратник, Шер Афган не издал ни звука, когда его горячая красная кровь стала толчками вытекать из зияющей раны.

Хокинс схватился за отяжелевшее тело, взглянул в глаза убитого, чтобы убедиться, что это действительно Шер Афган, сбросил тело на пол и повернулся к женщине, которая теперь уже открыла глаза и сидела, обняв колени, как бы защищаясь. Кровь ее любимого стекала меж ее пышных грудей, а темно-карие глаза не отрываясь смотрели на лицо убийцы, как бы пытаясь угадать, что он сделает в следующий момент.

– Не шуми – и я тебя не трону, – сказал Хокинс.

Медленно, не отводя глаз от его лица, женщина натянула на себя простыню, но не издала ни звука.

Бартоломью почувствовал облегчение – он не хотел убивать женщину, так же как не хотел убивать юного привратника, – и в то же время удивление. Он ожидал, что другая на ее месте разразится истеричными криками или начнет оскорблять его, а эта вовсе не выглядела такой убитой, какой могла бы быть, принимая во внимание тот факт, что мужчина, который только что со страстью и энергией занимался с ней любовью, теперь лежал в луже свертывающейся крови на полу. Вместо этого на ее лице можно было прочитать любопытство. Убийца понял, что она пытается запомнить мельчайшие детали, начиная с темного грязного плаща и покрытых кровью рук и кончая локонами волос медного цвета, которые выбились из-под мышиного цвета повязки, которой он завязал себе голову.

Хокинс развернулся, чтобы уйти. Он и так уже задержался здесь. Отступая, вновь повернулся лицом к женщине – на тот случай, если у нее окажется нож, – и добрался до дверей, в любую минуту ожидая ее криков с призывами стражников. Но он успел выйти из комнаты, пройти по коридору, спуститься по лестнице и оказаться во внутреннем дворике, прежде чем, наконец, услышал резкий женский крик: «Убили!» Пробегая по темному саду, наемник услышал звуки у себя за спиной – мужские голоса, топот бегущих шагов. Но он был уже возле стены. Продравшись сквозь заросли бамбука, не обращая внимания на порезы и царапины, Хокинс бросился к стене и перелетел через нее на этот раз без всяких осложнений.

Оказавшись на улице, он на мгновение остановился и легко поцеловал свой турецкий кинжал, который все еще был покрыт запекшейся кровью Шер Афгана. Тысяча мохуров была его.

Глава 3. Вдова

– Мы обмыли тело твоего мужа и приготовили его к погребению, – сказал хаким. – Я подумал, что, прежде чем мы положим его в гроб, тебе захочется самой убедиться, что все сделано так, как ты велела.

– Благодарю. – Мехрунисса подошла ближе и посмотрела на труп своего мужа. – Прошу вас, оставьте меня одну…

Оставшись в одиночестве, вдова наклонилась над телом и внимательно посмотрела на лицо Шер Афгана, которое выглядело на удивление мирно для человека, чей конец оказался настолько ужасным. Она почувствовала терпкий запах камфарной воды, которой хаким и его помощники омывали труп.

– Мне жаль, что ты умер такой смертью, – прошептала женщина, – но я рада, что освободилась от тебя. Если б убийца зарезал меня вместо тебя, тебе было бы все равно.

На мгновение она коснулась щеки своего мужа кончиками пальцев.

– Теперь твоя кожа холодна – но ты ведь всегда был холоден по отношению ко мне и к нашей дочери, которая ничего для тебя не значила, потому что не родилась мальчиком…

Мехрунисса почувствовала слезы на глазах, но оплакивала она не Шер Афгана. Как ни презирала эта женщина жалость к себе самой, сейчас она оплакивала все свои потерянные годы, прожитые с человеком, который, получив в свое распоряжение ее приданое, превратил ее в объект для удовлетворения собственной похоти и демонстрации своей власти. Ей было едва семнадцать, когда она вышла за него замуж. Ничто не подготовило ее к тому, что впоследствии оказалось его бессердечным безразличием, или – если б Мехрунисса когда-нибудь решилась пожаловаться – к его небрежной и порочной жестокости. Она отвернулась, почувствовав, как к горлу у нее подступила тошнота. Голова слегка кружилась. Прошло едва ли шесть часов с того момента, как убийца нанес удар. Все произошедшее еще было свежо в ее памяти: глаза убийцы – бледно-голубые, как у персидской кошки, – когда он стоял над кроватью, серебряный блеск его кинжала, теплая красная кровь, льющаяся из раны на шее Шер Афгана на ее обнаженную плоть, выражение полнейшего удивления на лице мужа за мгновение до того, как его душа рассталась с телом…

Все произошло так быстро, что Мехрунисса даже не успела испугаться, но сейчас мысль о том, что убийца мог использовать свой окровавленный кинжал и против нее, заставила ее задрожать. Он ведь без колебаний убил молодого привратника…

Солдаты уже перетряхивали весь город в поисках убийцы. Описания вдовы было достаточно для того, чтобы решить, что, кем бы он ни был, этот человек был иностранцем. Уже поступали сведения о мужчине с бледно-голубыми глазами – некоторые называли его португальцем, – который остановился в одном из караван-сараев, но сейчас внезапно исчез… Обхватив себя руками, чтобы согреться, хотя на улице стоял летний день, Мехрунисса повернулась спиной к телу мужа и стала мерить шагами помещение, как делала всегда, когда хотела подумать. Ее меньше волновала личность убийцы, чем его мотивы. Было ли это убийство прелюдией к восстанию? Может быть, сам Гаур вскоре подвергнется нападению? Если это так, то и ее жизнь, и жизнь ее дочери все еще находятся в опасности…

Или убийство Шер Афгана связано с личной местью? У ее мужа было множество врагов. Он сам хвастался ей, как присваивал деньги падишаха и поднимал подати выше разрешенного уровня, чтобы обогатиться. А еще он рассказывал, что брал взятки у вождей бандитов, располагавшихся к северу от Гаура, в обмен на то, что закрывал глаза на их деятельность. Сама Мехрунисса знала, что как раз перед прошлогодним периодом муссонных дождей в ответ на давление чиновников из Агры, которым пожаловались богатые купцы, ее муж отступил от своего слова и стал нещадно преследовать бандитов, вмазывая головы убитых в стены крепости, как предупреждение живым. Сколько человек на свете были бы счастливы, если б Шер Афган умер, и сколько из них решились бы убить его в собственной спальне?