Грязные игры - Фридрих Незнанский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг в дверь постучали.
Жора вздрогнул, напрягся. Если они его нашли... Он зарегистрировался на свое имя. А что было делать? Администратор моментально определил русского и потребовал паспорт, хотя это и было против американских гостиничных правил. А потом еще долго и придирчиво изучал въездную визу.
Он встал и осторожно подошел к двери. Приложил ухо к полировке, прислушался. Вроде тихо. Как и должно быть. Вряд ли они станут устраивать шум. Что делать? Убегать через балкон? Можно, конечно. Но тогда он выдаст себя с головой. И администрация отеля будет знать, что «этот русский» чего-то очень опасается. Это не входило в планы Жоры. Эх, жаль, нет пистолета... Может, все-таки позвонить? Нет, тогда он завалит все дело.
Поразмыслив несколько секунд, он решил, что, по крайней мере, надо узнать, кто стоит за дверью.
Кто там?
Хелло, — донеслось из-за двери. Голос был женский.
У Жоры отлегло от сердца. Слишком хорошо он знал своих противников. Не стали бы они здороваться по-английски. Да еще такими приятными голосами.
Жора приоткрыл дверь и совершенно успокоился.
На пороге стояла симпатичная горничная с охапкой постельного белья в руках. На носу у нее поблескивали плоские стекла круглых очков. Губы горничной расплылись в американском «чи-изе» от уха до уха. Увидев Жору, она что-то быстро залопотала. Поскольку познания Жоры в английском ограничивались несколькими общеупотребительными словами, он ничего не понял. Но по тому, что горничная все время показывала на то, что было у псе в руках, он все-таки понял, что она хочет.
A-а, белье менять? Ну заходи.
Впустив горничную, он на всякий случай запер дверь. И снова опустился в кресло. Шварценеггер как раз удирал от суперробота, который только что заново материализовался из кучи маленьких льдинок.
«А ничего телка. Симпотная. Кого-то она мне напоминает... — лениво подумал Жора, поглядывая то на горничную, то на экран, — может, познакомиться, сводить в ресторан?»
Горничная, заметив, что он поглядывает в ее сторону, стала еще проворнее застилать огромную кропать, на которой свободно могли бы поместиться человек шесть. А не то что двое.
«Нет, не до этого сейчас, — с чувством ответственности решил Жора, — сначала дело, а потом можно и за местных баб взяться».
И он окончательно уставился в телевизор. Через полминуты «Терминатор» так захватил его, что он п думать забыл о какой-то горничной. И поэтому очень удивился, почувствовав на своем затылке холодный металлический предмет, который ни с чем по спутаешь.
Не двигайся, — сказала горничная на чистейшим русском языке, — сразу же мозги вышибу.
«Сука», — только и подумал Жора. А больше ничего думать не стал. Потому что думать было некогда. Требовалось действовать.
Ты же все равно стрелять не будешь, — сказал он, чтобы оттянуть время.
«Горничная» только хмыкнула.
Ты в этом уверен?
Уверен.
Почему это?
Сюда же вся гостиница моментом сбежится, — продолжил Жора.
Не сбежится. У меня волын с глушителем.
«Волын, — подумал Жора, — я такие слова только в песнях Розенбаума и слыхал. Неужели эта девчонка уголовница? »
Так, — скомандовала псевдогорничная, — теперь руки назад. За спинку кресла.
Жора послушно выполнил приказ и почувствовал, что она ловко связала ему запястья.
Это чтоб не баловался, — объяснила она, — а теперь давай колись, где книжка?
Жора знал, что этот вопрос обязательно последует. И мстительно ответил:
А нету!
Ствол пистолета больно ткнулся в затылок.
Ты давай мне тут не лепи. Быстро дыру в башке сделаю.
Да нету у меня книжки. Потерял...
Она обошла кресло и так звезданула Жоре в лоб рукояткой своего «тэтэшника», что перед глазами поплыли красные и синие круги.
Жора успел заметить, что она сняла очки. В ее глазах была какая-то дикая ярость. Такая, что Жора просто-напросто испугался. И снова подумал, что где-то он уже ее видел...
Теперь пистолет опять был приставлен к виску.
Я жду, — грозно проговорила она.
Да нету, — взмолился Жора, и у него из глаз брызнули слезы, — нету книжки. Скажите спасибо своим молодцам. Выронил, когда убегал.
Не лепи горбатого, если бы ты выронил книжку. то ребята это бы заметили. Подняли бы и не бегали за тобой по всему городу. На хрен ты кому нужен! Говно зеленое!
Ну, значит, в машине выронил. Когда выбегал.
Ответом был еще один страшный удар. На этот раз она надела на руку стальную пластину с прорезями для пальцев. Такой изящный дамский кастет. Жора почувствовал, как отвратительно хрустнула его челюсть и по подбородку потекла кровь.
— Да честно потерял! — Он еле-еле говорил. Слепы стискивали горло. — Нету, сам думаю, как бы того таксиста разыскать!
— Ладно, посмотрим среди шмотья.
Она двинула его еще раз, так, для острастки. Потом отошла и, время от времени поглядывая обливающегося кровью и слезами Жору, стала рыться в его сумке. Переворошив все вещи, она по очереди открыла ящики стола, залезла в шкаф, подняла матрас.
Книжки не было.
— Значит, на себе спрятал, — пробормотала она и снова подошла к Жоре.
Одной рукой приткнув пистолет к голове Жоры, она методично обыскала его одежду. Выкинула из карманов паспорт, кредитки, мелкие доллары. Даже заглянула в туфли и оттянула резинки носков. Потом, явно глумясь, положила руку ему на ширинку.
— А теперь посмотрим, какой ты мужчина, — сказала она со смехом, — смотри, заорешь — сразу в башку пулю получишь.
И изо всех сил сжала пальцы.
Конечно, Жора, несмотря на нечеловеческую боль, не стал кричать. Он только тихо завыл сквозь кровоточащие губы.
Ну-ка, — псевдогорничная сжала еще сильнее, — что за таксист?
Не зна-аю. Русский. Москвич бывший.
Это он сам тебе сказал?
Да-а-а, са-а-ам!
Москвич, — задумчиво переспросила она, продолжая сжимать пальцы, — а зовут как?
Не знаю, честное слово, — проговорил Жора, стараясь вложить в свои слова всю искренность, отпущенную ему от природы.
На карточке на стекле что написано было?
Не по-омню. Кажется, Резник.
Редкая фамилия среди эмигрантов, нечего сказать, — пробурчала она, — имя как?
Слезы градом катились по Жориному лицу.
Имя! Вспоминай живо.
Она надавила еще сильнее. Боль была такая, что Жора нечеловеческим усилием воли напряг память и все-таки вспомнил имя таксиста.
А-а-а! Не помню... Резник... Григорий, кажется.
Ну вот видишь, сразу память появилась. Какая машина у него была?
А хрен ее знает. Я в них не разбираюсь.
Цвет?
А-а-а-а!
Цвет, пидор гнойный!
Желтый!
Здесь все такси желтые. Ну ладно, ребята видели...
Наконец она убрала руку.
Жора даже не успел почувствовать облегчение, когда его мозг пронзила острая вспышка боли. Он не услышал тихого щелчка за спиной. Все кончилось в одну стотысячную секунды.
Рука Терминатора медленно исчезала в расплавленном металле...
10 часов 30 минут
Подмосковный поселок Калчуга
Дача у Старевича была что надо. Трехэтажный каменный домина, похожий на средневековый замок, с башенкой и большими створчатыми окнами. Рядом со входом, вернее, надо бы назвать это более солидно, «подъездом», находились железные ни рота подземного гаража. А за домом виднелась сетка, по всей вероятности, огораживающая теннисный корт.
В общем, судя по всему, Старевич, как и его бывший друг по команде, а ныне, если судить по милицейским рапортам, злейший враг, тоже не бедствовавал.
По дороге Меркулов успел обрисовать ситуацию. Сегодня рано утром, часов в семь, жена Старевича приехала из Москвы и сразу же обнаружила труп своего мужа. Он лежал в гостиной на первом этаже. Стреляли из окна. Пуля пробила стекло и попала Старевичу в затылок. Ни гильзы, ни каких-либо следом обнаружить не удалось. Вот, собственно, и все.
Пойдя в дом, я увидел все своими глазами. Труп не жал ничком, широко раскинув руки. Старевич mi поминал Сереброва — та же непомерная полнота бывшего спортсмена, тот же двойной подбородок. Только Старевич был совершенно лыс. А те волосы, что еще оставались у него на затылке, слиплись от запекшейся крови. В крови был и ковер, устилавший пол в гостиной. Должно быть, он промок насквозь.
Гостиная была большая, обставленная хорошей мебелью. По стенам, на маленьких столиках, на пианино — словом, везде стояли кубки. Их было видимо-невидимо. Самых разных форм и цветов. А там, где не стояли кубки, находились грамоты в рамках и медали на лентах. Их тоже было полно.
Что и говорить, спортсмен он был заслуженный. В пятнадцать лет я бы, наверное, все отдал, чтобы попасть в гостиную к самому Старевичу. А вот сейчас гляжу на все это великолепие, и мне ни холодно ни жарко.
