Когда порвется нить - Никки Эрлик

Менее чем через неделю Мора отправилась в школу, где проходили сеансы групповой терапии.

На улице царила ставшая привычной картина: по крайней мере, одна контора в квартале, по которому шла Мора, была закрыта, двери и окна уже заколочены. На запертых дверях и металлических воротах закрытых магазинов и ресторанов часто встречались таблички с надписями вроде: «Ушел жить своей жизнью», «Провожу больше времени с семьей» или «Отправился за воспоминаниями». На двери бывшего ювелирного магазина Мора обнаружила листок бумаги, на котором было написано: «Закрыто. Ставим точку».

Однако более тревожными, чем эти надписи, были другие встречи — более редкие, но все же случавшиеся, — порой Мора натыкалась на чужую открытую коробку, лукаво выглядывающую над краем мусорного бака или из-под кучи мусора, пылящуюся в куче сломанной мебели на обочине.

В дни и недели, последовавшие за новой информацией о нитях, люди, оправившись от шока, находили разные способы обращения с нежеланными сундучками, вторгшимися в их жизнь. Некоторые, выбрав сознательно невежественный подход в надежде достичь обещанного блаженства, выбрасывали свои шкатулки, чтобы избежать искушения и никогда их не открывать. Склонные к драматическому взгляду на жизнь бросали ящички в реки и озера или запирали в дальнем углу, на чердаке. Бесцеремонные же просто выбрасывали коробки в мусорное ведро.

Некоторые пытались уничтожить коробки в приступах ярости, однако те оказались прочными, как черные ящики в самолетах: их нельзя было ни сжечь, ни разбить, ни растоптать.

Пешеходы, набредшие на открытую коробку, оставленную на обочине дороги или, возможно, выброшенную из соседнего окна, обычно отводили глаза и ускоряли шаг, будто проходя мимо незнакомца, с которым избегали встречаться взглядом.

К счастью, в тот вечер, направляясь в школу, Мора не увидела ни одной выброшенной коробки. Она подумала, что тихие улочки Верхнего Ист-Сайда, на которых рядами выстроились дома из коричневого камня, были либо слишком благородными, либо слишком строгими для такого открытого проявления эмоций.

Здание школы было старым и необычным на вид, будто архитектурный брат-близнец пожилого филантропа, нарядившегося для благотворительного вечера. Море бросился в глаза замысловато украшенный довоенный фасад, на которые так любят обращать внимание продавцы недвижимости, украшенный крошечными гаргульями-грифонами.

Поднимаясь по широкой внутренней лестнице, мимо мраморных досок с цитатами из Платона и Эйнштейна, Мора скользила пальцами по лицу, касаясь маленького бирюзового кольца в ноздре, которое она носила с колледжа и которое, несомненно, нарушало дресс-код, принятый в школах. Младшая сестра Нины, Эми, преподавала здесь уже несколько лет, но до сегодняшнего вечера Мора ни разу не переступала порога этого здания.

Поднявшись на площадку второго этажа, Мора услышала бормотание и, ориентируясь на звуки голосов, вошла в классную комнату 204. К счастью, она пришла последней.

Очевидно, она так и не дочитала «Искупление»[1].

Рука Эми, свесившаяся с кровати, болезненно ныла, растопыренными пальцами она будто нащупывала ручку, которая, похоже, канула в небытие, когда вдруг наткнулась большим пальцем на корешок книги. Вытащив покрытую легким слоем пыли издание в мягкой обложке, Эми увидела, что его закладка — позолоченная, с монограммой, подарок бывшего парня, который уже давно перестал напоминать ей о короткой совместной жизни, — все еще покоится между страницами, на две трети от начала.

Эми принялась за роман еще в марте и не могла поверить, что забыла о нем, настолько история ее захватила. Но в ту ночь, когда появились коробки, книга лежала рядом с ней в постели и в суматохе следующего утра, должно быть, соскользнула с одеяла и осталась в прошлом, как пережиток минувших дней.

Дней минувших.

Эми держала книгу в руках, вспоминая то утро. Накануне она, как обычно, поздно легла спать — привычка, которую ее сестра Нина никогда не понимала, — и никак не желала выходить из ночной задумчивости, навеянной чтением. Во сне она была студенткой Кембриджа 1930-х годов, за которой ухаживал молодой человек, говоривший по-английски как Хью Грант, и Эми вспомнила, как ощутила слабое разочарование оттого, что проснулась в постели одна.

К тому времени, как Эми в то утро встала с постели, Нина уже оставила ей два панических сообщения по голосовой почте. (Нина была всего на год старше Эми, но давно считала себя опытнее и умнее.)

— Позвони мне, как только получишь это! — кричала сестра в трубку. — Не выходи пока на улицу, ничего не предпринимай. Сначала позвони мне! Пожалуйста!

Нина не поверила в надпись на коробках и хотела дождаться встречи с коллегами-журналистами на работе. Но правда заключалась в том, что Эми все равно не стала бы открывать коробку. Посылки появлялись повсюду, явно обладая невероятной силой. Мир каким-то образом вздрогнул и провалился в зазеркалье, а Эми прочитала достаточно романов, чтобы осознать: они попали в ту часть истории, где никто не знал, что, черт возьми, происходит, герои принимали необдуманные решения, о последствиях которых узнают лишь несколько глав спустя.

К счастью, нити пришли в разгар весенних каникул, поэтому никому в Академии Коннелли не пришлось в последнюю минуту принимать решение об отмене занятий. (В тот день мало какие учебные заведения отменили занятия, хотя Эми слышала, что большинство классов было заполнено лишь наполовину, потому что многие ученики и учителя не явились на занятия.)

— У ваших учеников, конечно же, возникнут вопросы, — сообщил в следующий понедельник директор школы, проводя планерку для сотрудников. — И я уверен, что вы все уже составили собственное мнение о произошедшем. Но мы не можем рассказывать нашим ученикам о том, чего не знаем наверняка.

Учительница, стоявшая рядом с Эми, наклонилась к ней и прошептала:

— Значит, по сути, мы вообще ничего не можем сказать?

С тех пор прошло больше месяца, над миром нависла тяжелая тень. Однако школьная жизнь практически не изменилась, администрация по-прежнему старалась максимально уберечь учеников. В школе даже заблокировали доступ к YouTube после того, как выяснилось, что половина учеников в столовой смотрит видео, на котором подросток пытается различными способами уничтожить нити родителей. Позже учителя посмотрели некоторые из похожих роликов в комнате отдыха, и Эми с тревогой наблюдала, как мальчик пытался перерезать нити секатором, окунал их в шипучий самодельный кислотный коктейль, изо всех сил дергал за один конец нити, пока его бульдог тянул за другой.

— Послушайте, я,