Бисмарк: Биография - Джонатан Стейнберг

Помощь прусскому юнкерству пришла из страны, от которой ее меньше всего можно было ожидать, – из Англии, от Эдмунда Бёрка. Английский парламентарий и публицист прославился не только своими политическими выступлениями и ораторским искусством. Знаменитым он стал прежде всего благодаря книге, написанной сразу же, как только разразилась Французская революция: «Размышления о революции во Франции и о процессах, происходящих в некоторых обществах в Лондоне в связи с этим событием, в письме, предназначенном для отправки джентльмену в Париже», ноябрь 1790 года (“ Reflections on the Revolution in France And on the Proceedings in Certain Societies in London Relative to That Event in a Letter Intended to Have Been Sent to a Gentleman in Paris”). Это бунтарское в определенном смысле произведение породило современную разновидность консерватизма. Бёрк выразил очень мрачный взгляд на человеческую природу. По его мнению, «гомо сапиенс» совершенно не меняется. Порочность и глупость человека лишь приобретают другие маски. Не менее пессимистично публицист оценивал и наши способности к благоразумию и предвидению. В своих расчетах люди всегда ошибаются, поскольку игнорируют закон непреднамеренных последствий.

По сути, новый консерватизм Бёрка противостоял новому радикализму во Франции.

Новый консерватизм получил широкое распространение на континенте Европы и лишь слегка задел Англию в 1800–1820 годах. Бёрк выдвинул целый ряд аргументов против либерализации реакционных режимов: человек глуп, люди от рождения неравны, любое планирование улучшений безнадежно, стабильность лучше перемен. Оппоненты Франции использовали «Размышления» Бёрка для обоснования «управления» людьми сверху – то есть аристократией – и для доказательства того, что нет никакой нужды в «реформировании» просвещенного деспотизма. Им не нужны были ни французские революционеры, ни Фридрих Великий с его атеизмом и рационализмом, поскольку разумность сама по себе вредна.Они обрушились на либеральный капитализм, Адама Смита, свободный рынок, используя аргументы Бёрка по своему усмотрению. Бёрк превозносил английских крупных лендлордов, потому что земля перманентна, а «денежный капитал» зыбок и невоздержан. Деньги имеют привычку растекаться и распыляться. И земля теперь становится товаром, предметом купли-продажи, а не основой стабильного общества. Бёрк объяснял это таким образом: «Духом наживы и спекуляции заразилась земля. Вследствие таких операций эта разновидность собственности разлагается и улетучивается, становится предметом противоестественной и чудовищной активности, попадая в руки к манипуляторам, крупным и мелким, парижским и провинциальным, представителям денежного капитала»15.

Земля перестает быть средством самоидентификации, превратившись в товар. Нагревают на этом руки евреи: «Новое поколение аристократов будет больше походить на сословие кустарей и лапотников, а спекулянты, ростовщики и евреи станут их постоянными спутниками и даже хозяевами»16.

В определенном смысле публицист оказался прав. Новое поколение аристократов, как он и предвидел, включало в себя таких людей, как барон фон Оппенгейм, несколько лордов и баронов Ротшильдов, фон Мендельсонов и т. д. Для Бёрка евреи представляли все самое кричащее, безвкусное и спекулятивное на рынке: «Евреи-брокеры, состязающиеся друг с другом в том, кто быстрее избавится от жульнических и обесцененных бумаг, довели страну до нищеты и разрухи своими советами»17.

Самыми способными учениками Бёрка стали реакционные прусские лендлорды и враги «прогресса» в каждой европейской стране. По всей Европе в 1790 году правящим классом было сословие землевладельцев и феодалов. Их враждебное отношение к идеям свободного рынка, свободного гражданства, свободного крестьянства, свободного движения капитала и труда, к свободомыслию, биржам и банкам, к евреям и свободе прессы сохранялось до 1933 года и в итоге привело к возникновению нацистской диктатуры. Именно группа юнкерских заговорщиков во главе с Францем фон Папеном (1879–1969), католиком-дворянином из Вестфалии, побудила юнкера-президента Веймарской республики фельдмаршала Пауля Людвига Ганса Антона фон Бенекендорфа унд Гинденбурга (1847–1934) назначить Адольфа Гитлера на место, которое когда-то занимал Бисмарк. Прусские юнкеры хотели использовать австрийского капрала в своих целях, но все вышло наоборот: прыткий капрал заставил их работать на себя.

Бёрк, классический либерал, превратился в проповедника реакции, сам став жертвой непредвиденности. В этом превращении есть еще один парадокс – в том, что прусского читателя с его книгой познакомил не кто иной, как блистательный пройдоха начала XIX века, молодой интеллектуал по имени Фридрих Генц (1764–1832). Генц сыграл двоякую роль в жизни Бисмарка. Он перевел Бёрка на немецкий язык, но еще и посвятил нас в жизненный путь Анастасия Людвига Менкена (1752–1801), деда Бисмарка по материнской линии. В своей карьере Генц дорос до советника реакционера-князя Меттерниха, который в день рождения Бисмарка председательствовал в Вене на общеевропейском конгрессе.Когда началась Французская революция, Генц обрадовался. 5 марта 1790 года он писал: «Дух новой эпохи бурлит и будоражит меня. Для человечества настало время проснуться от долгой спячки. Я молод, и всеобщее стремление к свободе, прорывающееся отовсюду, мне любо и дорого»18.

Генц жонглировал принципами с беззаботностью и ловкостью истинного прохиндея. Поначалу он действительно приветствовал Французскую революцию, сообщая 5 декабря 1790 года Кристиану Гарве: «Революция являет собой первый практический триумф философии, первый в истории мира пример организации правительства на основе рационально выстроенной системы. Она воплощает надежды человечества и дает утешение тем, кто все еще стонет под гнетом застарелого зла»19.

Он читал Бёрка, когда книга вышла на английском языке, и она ему не понравилась. Его не устроили «фундаментальные принципы и заключения». Но Генц обладал чутьем игрока. Он переменил свое мнение в 1792 году после буйства толпы в Париже и особенно после того, как убедился в огромной популярности «Размышлений о революции во Франции». Только за шесть месяцев были проданы 19 тысяч экземпляров английского издания книги Бёрка. К сентябрю 1791 года она выдержала одиннадцать переизданий. Тогда-то Генц и решил перевести ее на немецкий язык, и книга моментально разошлась в немецкоязычных странах. Возможно, Эдмунду Бёрку повезло в том, что его книгу переводил «величайший немецкий памфлетист эпохи». По крайней мере удовлетворение испытывал сам Генц. Памфлетист написал своему приятелю: он перевел Бёрка «не потому, что считает его книгу революционной в истории политической мысли, а лишь постольку, поскольку она красноречиво обличает развитие событий во Франции»20. В декабре 1792 года Генц составил предисловие и послал экземпляр с посвящением императору в Вену, но не удостоился даже ответа. 23 декабря 1792 года он отправил своего Бёрка Фридриху Вильгельму III. Король принял книгу и присвоил памфлетисту звание Kriegsrat(военного советника)21. «Размышления» сразу же стали бестселлером. Последовали два дополнительных издания, не считая дюжины перепечаток22. Стоит привести хотя бы один параграф из предисловия, написанного Генцем к своему переводу, чтобы показать, как далеко он ушел от первоначального мнения о Французской революции: «Деспотичный синод Парижа, поддержанный изнутри инквизиционными судами, а извне – тысячами добровольных миссионеров, с нетерпимостью, невиданной со времени падения папской непогрешимости, объявляет ересью любые отклонения от его максим… Отныне должен быть один рейх, один народ, одна вера и один язык. Ни одна эпоха, ни прошлая, ни нынешняя, еще не испытывала столь опасного кризиса»23.