Коварная любовь Джабиры - Шахразада

Джабире не хотелось расставаться с одеждой своего народа. Кроме того, сама мысль о том, чтобы хоть как-то, пусть даже внешне, уподобиться окружавшим ее женщинам, вызвала в ней подлинное отвращение.

– Я дозволяю тебе вытряхнуть пыль из моей одежды, – упрямо ответила она, – но к принцу пойду в ней.

– Ты просто глупая маленькая дикарка! – возмутилась Салима. – Появиться перед владыкой в мужском наряде! Да в своем ли ты уме? Он будет страшно разгневан, уж можешь мне поверить. Если ты хочешь, чтобы он был благодушен, если хочешь произвести на него хорошее впечатление…

– Я не хочу ни на кого производить никакого впечатления, – решительно мотнула головой Джабира, перебив ее на полуслове. – По-моему, ты не поняла. Я – Джабира, дочь Маджида-вождя, и отлично знаю, что меня ждет. И не прекословь мне, женщина. Я останусь в том, в чем была, – в одежде моего народа. А теперь делай свое дело: вымой меня и накорми.

За долгие годы жизни в гареме Салима повидала всякое, но такого нелепого упрямства не встречала никогда. Она пожала плечами. Что ж, как угодно. Если этой несносной берберке совсем не дорога жизнь, то это ее личное дело. Бросить вызов принцу – все равно, что войти в клетку с разъяренным львом.

Джабира позволила Салиме раздеть себя, стараясь не обращать внимания на возгласы удивления и хихиканье остальных женщин: те глазам своим не верили, увидев, насколько волосатой была эта дикарка там, где всякая уважающая себя красавица должна быть гладкой и шелковой!

– Что же за мужчины эти берберы, если они позволяют своим женщинам разгуливать в таком виде? – фыркнула Салима. – Но ничего, я лично прослежу за тем, чтобы к владыке ты попала ухоженной, как и положено женщине.

Джабира знала, что в этом-то вкусы берберов были точь-в-точь такими же, как вкусы ее новых властителей. Мужчины ее народа тоже любили, когда тела их женщин чисты, умащены благовониями и лишены всякой растительности, но у девушки не было ни времени, ни желания приводить себя в порядок. Кроме того, еще ни один мужчина не видел ее обнаженной.

– Делай что хочешь, – безразличным тоном ответила Джабира. – Я, правда, вижу в этом только один смысл: никто не сможет сказать, что дочь Маджида-вождя встретила свою смерть грязной.

Ее отвели к бассейну. Там Салима натерла все тело Джабиры благовонной мыльной водой, затем взяла плоскую костяную пластину и соскребла ею с кожи мыльную пену вместе с грязью. После этого она намазала ее руки, ноги, подмышки и лобок каким-то вязким бледно-розовым веществом, которое быстро затвердело, образовав прочную пленку. Осторожно отогнув края этой пленки, Салима резким, но умелым движением содрала ее, и через минуту Джабира уже с удовольствием плескалась в прохладной воде бассейна, почти счастливая от того, что снова чувствует себя чистой.

Вскоре, облачившись в просторную полупрозрачную пижаму, девушка приступила к трапезе, состоявшей из кускуса с бараниной, очищенных зеленых фиг, горячего хлеба и фруктов. Служанка то и дело подливала ей в пиалу ароматного мятного чая.

Силы девушки быстро восстанавливались, и, когда пришло блаженное ощущение сытости, она уже снова была собой – гордой воительницей, готовой встретиться лицом к лицу со всеми чудовищами мира… хоть с самим беем или его сыном, шейхом Мустафой.

Девушка задремала и не почувствовала, как сильные руки рабов перенесли ее во внутренние покои.

– Готова ли дикарка предстать перед нашим повелителем, Салима? – Голос высокого черного незнакомца разбудил Джабиру. – Господин желает видеть ее сегодня в своей опочивальне.

Морщинистое лицо Салимы расцвело в широкой улыбке.

– Господину не придется жаловаться на нерадивость слуг.

– Да будет так! На закате я вернусь!

Толстуха вошла к Джабире.

– Твой час настал, девочка. Ничего не бойся. Мустафа добр, красив и, как говорят, великолепный любовник. А сейчас к тому же у него много нерастраченных сил – он давно уже не ласкал своих наложниц. Дня два назад к нему пришла Лейла, но он выгнал ее – ведь ты должна была войти к нему еще третьего дня. И с тех пор он ждет тебя, кляня каждого из нас, но более всего – упрямство твоего отца.

– Я ни в чем не виновата, – заявила Джабира. – Будь моя воля, я бы скорее легла в постель с верблюдом, чем с ним.

– Позволь тебе не поверить, – с неожиданной твердостью возразила Салима. – Я знаю Мустафу. Он никогда не станет тащить женщину в постель против ее воли, будь она хоть рабыня, хоть дочь самого шаха персидского. Терпение и умение ждать достались ему и его брату от его матери-иноземки. Бей ради этой женщины изменил закон и взял ее в свои законные жены. Тебе не о чем будет жалеть.

Полулежа на кушетке в своей комнатке, Джабира долго думала над тем, что сказала ей Салима. Она нисколько не сомневалась в умении Мустафы соблазнять женщин. Более того, она полностью верила словам Салимы. Однако к естественному страху и робости перед первой настоящей встречей с мужчиной примешивалась и легкая досада. Джабира никак не могла разобраться, откуда это взялось, пока, наконец, к собственному удивлению, не поняла: ей неприятно, что она лишь очередной персонаж в длинной череде женщин, побывавших в спальне Мустафы до нее… ей неприятно, что она не единственная!

«Глупо, – пыталась одернуть себя Джабира, – глупо к наследнику варварского царька подходить с мерками своего народа! Если твой отец никогда не желал ни одной женщины, кроме твоей матери, это еще не значит, что так должны поступать все мужчины в мире!»

Не значит, но иногда так хочется…

Джабира понимала, что она должна найти в своем положении хоть что-то хорошее – иначе жизнь ее превратится в ад. И ни о чем, кроме смерти, она не будет мечтать, сколь бы добрыми к ней ни были окружающие. Ведь она сама (сама!) согласилась, сама взобралась на верблюда и сама отправилась сюда, подгоняемая лишь словами отца, а не нагайками свирепых нукеров или жадных работорговцев.

Стоит ли говорить шейху, что она все еще девственница? Этот вопрос мучил ее, жег, как каленое железо, но решение не приходило. Быть может, лучше оставить его на потом? Сама ситуация, в которой она скоро – о, слишком скоро! – окажется, должна подсказать, как ей следует поступить.

Ее мысли прервал стук в дверь, и в комнату вошел чернокожий гигант евнух (Джабира слышала, что его называли Мехметом) с небольшим серебряным подносом и каким-то свертком.

– Салима приготовила сладкое молоко с миндалем, оно поможет тебе немного успокоиться и приглушит голод до ужина. А это – твоя одежда, – добавил он, кладя на край кровати что-то шелковое, переливающееся всеми цветами радуги. – Шейх Мустафа желает, чтобы ты разделила с ним его вечернюю трапезу.