Дворянство Том 1 (СИ) - Николаев Игорь Игоревич

- Что ж, кто-нибудь не столь разумный, как я, услышал бы в ваших словах тень угрозы, то есть недвусмысленное оскорбление, - князь вернул островитянину скупую улыбку. - Хорошо, что у меня изощренный слух, который отличает угрозу от дружеской просьбы.

Хозяин и гость снова обменялись приторными улыбками. Курцио не понравилась ремарка насчет «просьбы», но придраться было не к чему, формально горец проявил безупречную вежливость.

- Дело в том, друг мой, что «Оттовио» в переводе со старых диалектов значит «восьмой», - начал островитянин. – И это влечет некоторые любопытные последствия…

_________________________

Арсенал - крупнейшая в мире верфь, объединенная со складом, точнее складским комплексом. Все корабли Сальтолучарда строятся по единым шаблонам, часть сразу отправляется на хранение в разобранном виде. При необходимости, как правило, для военных операций, Остров может в считанные недели нарастить флот, введя в строй несколько десятков галер. У крупных судовладельцев такие суда играют роль недвижимого имущества для обеспечения ссуд и прочих обязательств.

Глава 2

Глава 2

«Для великих событий и людей неизменно изобилие свидетелей. Все они, безусловно, заранее предчувствовали, ожидали, знали.Прозревали прошлое и будущее, испытывали мистические озарения. Все они сразу и безоговорочно ощущали важность исторического момента и величие участников, о чем не преминули впоследствии многословно и велеречиво сообщить устно и письменно, особенно в прошениях о наградах, а также наследуемых привилегиях. Несть числа тем, кто носил меч за Раньяном Хранителем, подавал стрелы Гамилле цин Ферна, точил клинок Дьявольской Хель и подсказывал особо удачные рифмы лично мне. Это забавно, учитывая, что прозванный Чумой доверял меч лишь верному слуге, Могильщица рыцарей и Госпожа стрел никому не позволяли даже касаться своих убийственных принадлежностей, а про себя умолчу, дабы не превращать письмо в жалостливую повесть о зависти недоброжелателей, коя изрядно утомляла меня и отравляла жизнь.

Собственно, к чему это все… Множество людей оставили воспоминания о Ней, и те летописи не блещут разнообразием. Авторы, за редчайшими исключениями, повторяют о смертной тени, что стояла у Нее за левым плечом, об удивительных знамениях, о том, как с первого взгляда ощутили великое предназначение Хель.

Могу ответственно написать, что эти, прости Господь, «свидетели» безбожно лгут. Она была совершенно… обыденной. Настолько, что это даже странно, учитывая последующие события. Молодая женщина, несколько выше и сильнее обычного, но в пределах разумного. Она держалась замкнуто, временами робко. Ей были неподвластны колдовство, астрологическая наука и даже простое гадание, Ее взгляд не обжигал потусторонним холодом, а речи не отличались ни глубиной, ни значительностью, Хель будто измеряла каждую фразу, каждый поступок на невидимых весах, избегая опрометчивого. В общем, ни словом, ни делом Она не отличалась от, скажем, рыцарской дочери, что в отсутствие сына получила воспитание наследницы и защитницы родового имени. Разве что… При долгом общении начинало казаться: Хель самую малость не от мира сего, как вырезанная из бумаги фигура, что лежит поверх гравюры – часть композиции, но не рисунка. Будто эта женщина смотрела на всех нас через невидимое стекло, странным и непостижимым образом преломляющее свет. Будто Хель знала такое, что мы давно успели забыть, а возможно еще не узнали. И сие действительно казалось зловещим, но, повторюсь, эта сторона Ее натуры открывалась лишь наиболее близким спутникам.

Впрочем, справедливости ради следует отметить, что я мог и упустить какие-либо аспекты, ибо наша первая встреча произошла в своеобразных обстоятельствах»

Гаваль Сентрай-Потон-Батлео

«Третье письмо сыну, о первой встрече и последствиях неумеренного азарта»

* * *

Было холодно и сурово. Хотя осень лишь готовилась показать сволочное рыло, на перевале уже правила вошедшая в крепкую силу зима. Зима выстудила, припорошила снегом черную землю и серый камень, загудела меж скал пронизывающим ветром, который, будто вампир, незаметно высасывал тепло через плащи и шерстяные куртки. Здесь, средь гор, небо казалось удивительно чистым, удивляло прозрачностью, а звезды сияли словно бриллиантовая пыль - в долинах и тем более городах такого не встретишь. Но впечатление портил красный цвет, заливший небесную полусферу. В лучах солнца отблеск зловещей кометы был почти незаметен, но стоило взойти луне, ее серебристый свет будто усиливал, напитывал новыми оттенками кровавые тона.

- Словно город подожгли, - подумал вслух Кадфаль и поежился, затем добавил. - И пребольшой город.

Елена посмотрела на громадные пики, что казались такими близкими - зрение обманывали прозрачный воздух, отсутствие ориентиров и перспектива. Южная оконечность горного массива, что возвышался в центре Ойкумены, почти сразу начиналась с гигантов сродни Эльбрусу. Без промежуточного звена в виде сопок и прочего рельефа умеренной высоты.

Раньян поправил воротник плаща и толстый шарф под ним, задрал голову, цепким взором оценивая дорогу через перевал. На взгляд Елены пора уже было располагаться на привал и организовывать ночевку, ведь до темноты оставалась половина стражи, то есть пара часов, как раз хватит, чтобы не спеша, однако и без лишнего промедления обустроить лагерь, запасти топлива. Горы за последние месяцы стали весьма опасны, ходили слухи о всяческой нежити, что выползает из бездонных нор под багровые лучи солнца мертвых. Опять же всегда есть риск натолкнуться на местных, которые совсем озверели без хлеба на своих Столпах.

- Еще пройдем, - вынес решение бретер и сдвинул ремень, пересекавший наискось широкую грудь. - Вон туда, скальный гребень защитит от ветра.

- Да, хорошее место, - согласился молчавший весь день Насильник. - Пойду, гляну.

Он ускорил шаг, обогнав колонну из шести человек при трех лошадях, затопал вперед. Елена снова подумала, насколько у искупителя форма не совпадает с содержанием. Насильник выглядел как типичный японский пенсионер, отдавший жизнь и здоровье любимой фирме, ни дать, ни взять - старик, готовый в любое мгновение рассыпаться от собственной ветхости. Но забавный дедушка был неутомим и вынослив, как терминатор. Когда сама Елена чувствовала, что уже готова свалиться от усталости, Насильник бодро семенил дальше мелкими, но частыми шажками, придерживая на плече неизменное копье. Видимо сказывалась привычка к многолетним странствиям исключительно пешком.

Кадфаль уступал соратнику в выносливости, однако, не намного. Холод, казалось, тоже был не властен над искупителями, они часто вешали кожаную обувь на шею - для сбережения - и шли в чем-то наподобие тапочек, сплетенных из лыка и соломы, вроде лаптей. Хватало такой обувки не дольше чем на день, однако ее всегда можно было купить по две пары за осьмушку грошика у любого встречного крестьянина или, на худой конец, сделать самому. Елена попробовала как-то походить в таких лаптях и не сумела, требовался какой-то особый «щадящий» шаг, иначе соломенные тапки разваливались за час ходьбы или даже быстрее.

Здесь, на перевале, снега было немного, его сдувал злой ветер, так что форсировать сугробы не приходилось. Елена посмотрела на лошадку, везущую Артиго. Животное казалось бодрее и веселее наездника. Мальчишка то ли задремал в седле, то ли полностью ушел в себя. Подобное состояние случалось у него все чаще, и это беспокоило взрослых, но, как на грех, педагогов среди них не имелось. Да и было чем заняться помимо воспитательных мероприятий, по совести говоря.

- Возвращается, - прокомментировал Кадфаль, глядя на идущую в обратном направлении фигуру Насильника. Раньян еще раз молча поправил ремень, удерживающий ножны за спиной. Длинная рукоять турнирного меча наискось указывала в багровое небо над левым ухом.