Теннис в недавнем прошлом - Александр Борянский

- Они и есть совершенно разные. Просто мы с тобой одинаковые. Хотя нет, мы тоже разные.

- Инночка говорит, записала нас однажды на диктофон.

- Врет. Откуда у нее диктофон? А кстати, перед тем как послать подальше, ты ее погладила по щеке?

- Ласково-ласково!

- Я в этом не сомневался.

- Правда?

- Правда. Я в тебе никогда не сомневался.

- Это замечательно!

- Теперь нас ждут веселые деньки.

- Ты думаешь, она действительно решится устроить скандал?

"Наверное, она права", - думал Артур, сидя в конторе за столом, изрезанном дикими письменами задолго до появления здесь Артура.

"Наверное, действительно, чтобы быть честным, надо уметь забывать о последствиях. Наверное, это правильно. Но все-таки как я не люблю скандалы, объяснения, разбирательства..."

На работе, когда не слишком хотелось спать, можно было думать. Сколько угодно. И Артур этим пользовался.

Между прочими, более суетными мыслями он вспомнил, как на днях, листая очень умную книгу, спросил Лену:

- Тебе в "Илиаде" кто больше нравится?

- Не читала, - решительно ответила Лена.

- Ну, хоть в переложении-то?

- И в переложении не читала.

- Ну, хоть в чем там дело знаешь?

- Одиссей, Ахиллес, да?

- Вот-вот.

- Так, в общих чертах догадываюсь.

- Понятно, - сказал Артур. - Бывает. Передавай привет своему высшему образованию.

- И особенно истории культуры, - добавила Лена.

- Да, и особенно истории культуры.

- А тебе-то самому кто больше нравится?

- Где?

- Ну, в этой твоей... в "Илиаде"?

- А-а... Да есть там двое...

..."Шлемоблещущий Гектор" подходил к дому Париса на акрополе, обливаясь потом. Хотелось спать, хотелось, чтобы голова отдохнула от надоевшей меди, но Гектор не снимал шлем. Он не снимал шлем по той же причине, по какой не оставил страже у городских ворот свою огром­ную, неподъемную для доброй половины воинов пику в одиннадцать локтей длиной. Всю дорогу от стены до акрополя его встречал, провожал, им любовался народ -большей частью, женщины и раненые. Они должны были видеть Гектора в блестящем шлеме и с огромной пикой. Дом Париса, построенный перед самым началом войны, выделялся в Трое своей красотой и изяществом. Он был красивее огромного пятидесятикомнатного дома Приама. Красивее храма Афины, хотя вслух об этом никто никогда не говорил, И уж конечно красивее тяжеловесного, монументального жилища Гектора.

Гектор поморщился и вошел во двор.

Парис сидел в почивальне, закрыв глаза. Но он не спал. Лицо его было красивое и - спокойное.

С минуту Гектор стоял и смотрел. Когда он уже совсем собрался было гневным голосом и строгими сло­вами пробудить названого брата к жизни, Парис вдруг открыл глаза, а сзади себя Гектор услыхал легкие шаги Елены. В результате голос Гектора получился менее гнев­ным, но он все же произнес:

- Ради тебя, брат мой, под стенами Трои гибнут народы. Ты же сидишь здесь, в своем доме, в тишине "и покое. А что бы ты сам сделал с тем, кто бежит прочь с поля битвы? Когда враги подожгут город, будет поздно!

Елена молча прошла и села рядом с Парисом.

- Да, ты прав, - тихо проговорил Парис. И замолчал.

Гектор стоял, не зная, что еще следует сказать и следует ли что-то говорить.

- Иди, я догоню тебя, - сказал Парис. Гектор опустил древко пики на пол.

- Хорошо, если хочешь, подожди, - сказал Парис. - Я одену доспехи и мы пойдем вместе.

- Ты же был великим бойцом! - сказал Гектор. - Ты даже победил меня на состязаниях, когда все мы, сыновья Приама, считали тебя простым пастухом.

- Да, - ответил Парис.

И Елена тоже молчала. Эти двое молчали, а внизу шла битва, и защитник Гектор смотрел на них, не знал, что сказать, и злился от своего незнания, Он снял шлем и, едва дотянувшись, повесил его на острие пики.

- Идем! - тяжело сказал Гектор.

- Пойми... - произнес Парис и снова замолчал. У него вообще была такая манера - делать неожиданные паузы между словами. - Пойми, Гектор... В этой войне мы сражаемся на стороне Афродиты. Посмотри на них однажды со стены, без гнева, Они дикари. И хотя бы поэтому Афина за них. Она не поможет ни мне, ни тебе. Она предаст тебя,

- Ты был великим бойцом! - повторил Гектор. - Почему ты проиграл Менелаю? Ты же был великим бойцом...

- Я не проиграл, - сказал Парис. - Я просто не смог убить его.

Он хитро улыбнулся:

- Ты же знаешь, я ведь отдал яблоко Афродите, Ну, иду, иду,,. - и вышел из комнаты,

- Ты придумываешь идиотские истории и оправдываешь ими свою трусость! - закричал вслед ему Гектор.

Гневный, он все еще стоял на пороге, держась за свою пику. Он взрывал собой комнату, он сам был живым обвинением Парису...

- Сядь, отдохни, - вдруг мягко сказала Елена. Гектор опустился в замысловатое плетеное кресло,

каких не было в жилищах других сыновей Приама, и только тогда почувствовал, как все-таки он устал, Но гнев, преодолевая усталость, вспыхнул с новой силой.

- Не понимаю, - обратился Гектор к Елене, - почему тебя называют прекраснейшей из женщин? Как на мой вкус, так многие троянки красивее тебя, да теперь уже и моложе. Что же до рабынь с островов, так среди них есть и вовсе превосходные девушки.

Елена улыбнулась. Совсем как Парис несколькими, минутами раньше.

- Но не из-за них началась Троянская война, - ответила она непередаваемым тоном. И, все так же улыбаясь, добавила: - Правда? |

Гектор даже не сразу отреагировал,

- И ты... ты еще говоришь об этом?! Ты?!

Елена встала и неожиданно оказалась прямо перед Гектором. Казалось, вот-вот и платье ее коснется его лица,

- Да, я виновата, - проговорила Елена. - Я бесстыдная жена, я виновата перед тобой, прекрасным и честным воином, перед всеми, но перед тобой прежде всего; из-за меня, из-за суки ты должен побеждать ахейцев, оставлять Андромаху, идти в бой; так отдохни же, расслабься здесь, у своих брата и сестры, пусть даже она последняя тварь в этом городе!.,

С каждым ее словом Гектор все сильнее подавался вперед, каждое новое признание ею своей вины заставляло его вздрагивать... Каждое слово, сказанное этим шелестящим, неуловимым голосом проникало в душу и заставляло стремиться к краешку тонкого, тонкого платья...

Гектор стремительно вскочил с места.

- Сесть не упрашивай, я рвусь в бой! - выкрикнул он.

- Ты ведь только что сидел, - сказала Елена уже другим, обычным голосом,

- Меня ждут воины! - убедительно проговорил Гектор. - И я спешу увидеть жену! Дорогую жену и сына! И поторопи Париса, теперь его забота нагнать меня раньше, чем я успею выйти за город! - добавил он совсем уже жестко.

И выскочил, выбежал, вырвался прочь от Прекрасной Елены.

"Скажи мне хоть теперь, хоть теперь скажи мне - когда они подступили вплотную к городу, когда мне уже скоро тридцать пять, когда мы с тобой выпили почти все, что могли в жизни, почти весь ее нектар - скажи, ты сам веришь в свою сказку?"

"В какую сказку, о чем ты, любимая?"

"О том... О том, что это был не просто разврат, не подлость, не измена мужу, не бегство... Ты веришь в сказку об Афродите?"

Он посмотрел мимо нее, мимо своей Елены, и ей показалось, что именно сейчас он видит нечто скрытое даже от нее.

- Возьми яблоко, - сказал Гермес. - Бери, бери, не отворачивайся. И не бойся смотреть на богинь. Можешь подойти, потрогать, Это не мираж. Хочешь проверить? Сегодня тот единственный день, когда каждая из них готова отдаться тебе. Через год ты станешь первым в мире воином. Если выберешь Афину. Если нет, первым воином станет Ахилл. Хотя его мама и против. Через год ты будешь царем вместо Приама. Если выберешь Геру. Ты станешь царем, а в дальнейшем... Впрочем, если ты не выберешь Геру, тебе незачем знать, что будет в дальнейшем, Ну, а эта... Не слушай ее. Это самая слабая из богинь Олимпа. Постой! Неужели ты выбираешь ее?! Неужели ее?! Она ничего не даст тебе, кроме химеры, которую сама же придумала... Подожди! Ты не просто пастух, у тебя есть сила и благородство! Ты можешь стать победителем! А она ничто в этом мире,..

- Я выбрал. Возьми, Афродита!

"В этом мире она ничто", - повторила Гера вслед за Гермесом. И Афина коварно усмехнулась: "Сегодня ты отказался от силы."

Он выбрал сам. Он перестал быть пастухом, сделавшись царским сыном. Гера не смогла помешать. И победил самого Гектора в состязаниях. Афина молчала. Он выбрал сам. Еще тогда, давным-давно.