Негоциант - Владислав Жеребьев

— Чай, кофе?

— Кофе, пожалуйста, крепкий, без сахара.

— А вашему другу?

— Другу? — Тут я впервые вспомнил, что за моей спиной в нерешительности топчется Славик. — Другу тоже кофе. — Эка меня накрыло. Сильная бабка. Старик не держит возле себя лузеров и слюнтяев, а это лишний раз доказывает, что мое положение не такое уж и наигранное. Где же подвох, месье? Где подвох?

Славик плюхнулся в кресло, стоящее слева от моего и, дождавшись пока Кристина удалится, очевидно, за кофе, прошептал мне громким заговорщицким шепотом:

— Ужас, Митяй. Ты её видел?

— Видел, — кивнул я. — И что?

— Похолодело все внутри, будто льдом прислонили, — часто закивал мой приятель. — Даже не страх, а трепет какой-то. Правда, как рот раскрыла, сразу отпустило. Сколько ей лет? Нет, ты видел, зубы белые, ровные, все на месте, а волосы?

— Господин Зимин, — покачал я головой. — Вам нужно меньше пить.

— Как и тебе, впрочем, — зло огрызнулся Славик. — Видел я таких, и если бы знал, с кем дело придется иметь, ни за какие бы коврижки не вписался. Если твой миллиардер того же сорта, то я пас.

— Тю, — я с осуждением покачал головой. — Они такие, потому что жизнь их такими слепила. По-другому бы на части порвали, на лоскуты. Ну как, по-твоему, заработать многомиллионное состояние, взлететь вверх по карьерной лестнице и при этом не пройтись по головам. Тут уж приходится выбирать между капиталом и душой. Они выбрали первое. Смотри. — Я кивнул на стальную пластину на столе старухи. — На ней написано «помощник генерального директора». Заметь, помощник, не секретарь и даже не ассистент.

— Идет, — вдруг зашипел Славик, услышав частый стук каблуков. — Замолкни, Митяй, а то еще в лягушку превратит. На кой мне шестьсот тысяч, когда я жабой буду?

— Жаба и лягушка — это разные вещи, — хохотнул я. — Да не дрейфь ты, Зимин, все по плану. Стадию розыгрыша, выскакивания из торта в бикини или просто фейерверка мы уже прошли. Теперь настает пора самого вкусного.

Вкусно было. Кофе, действительно недурственный, благоухающий и крепкий, проникая в организм, чистил мысли, учащая сердечный ритм. Пробегая ароматной, обжигающей волной по горлу, напиток разгонял застывшую кровь, выгоняя похмелье и хворь, так немилосердно терзавшие наши организмы последние несколько часов.

Я боязливо покосился на полупустую кружку. Поистине чудодейственный эффект, а какова скорость действия, уму непостижимо.

— Отменный кофе, — поделился Славик. — Никогда такого не пил.

— О да, — откликнулась Кристина. — Кофе действительно замечательный. Из личных запасов патрона для дорогих гостей и важных деловых партнеров.

— А интересно, уважаемая Кристина… — Тут я замялся, ибо воспитание не позволяло называть женщину столь преклонных лет просто по имени.

— Эдуардовна, — благосклонно подсказала та.

— А интересно, Кристина Эдуардовна, — вновь начал я. — Кем являемся мы? Дорогими гостями или деловыми партнерами?

— Вам интересно мнение секретарши? — с наигранным удивлением поинтересовалась старуха.

— Вы принижаете свои достоинства и таланты, — включился я в игру. — Человек, занимающий подобный пост и находящийся на самом верху социальной лестницы, никак не может подпадать под столь узкий термин.

— Вы не так просты, Дмитрий, — благосклонно кивнула она.

Это хорошо. Одно очко в мою копилку. Жалует царь, да не жалует псарь. От этой старой истины хорошо бы поберечься, если уж не сподобился обрасти полезными знакомствами. Это никогда не поздно начать.

— Мое мнение — вы не то и не другое. Хотелось бы сказать, что середина, но и это утверждение будет не верно.

— Кристина, я освободился, проводи господ, — вдруг выдал интерком на столе.

— Семен Петрович вас ждет, — оборвав фразу на полуслове, кивнула старуха. — Прошу вас. Прямо и направо.

Подольских встретил нас за большим столом из черного дерева. Кабинет старика был обставлен несколько по-спартански. Я говорю по-спартански, так как при наличии нулей в чековой книжке нашего прямого нанимателя в интерьер кабинета с легкостью бы вписался шлем конкистадора или сфинкс, самый настоящий, Каирский, а тут глобус с напитками — банальность, два кресла и бесконечные ряды книжных полок. Больше похоже на кабинет бизнесмена средней руки, чем управляющего огромной корпорацией. Почему огромной? А как же иначе. Я уже называл те виды деятельности, где Семен Петрович выступал в качестве учредителя, члена совета директоров или другого публичного лица, и их было множество. В тень попали различные фонды, офшорные фирмы и десятки других предприятий, где чувствовалась его крепкая лапа, но сама личность миллиардера напоказ не выставлялась. Аудиенция у Подольских могла приравниваться к посещению президента или премьера, да и то с большой натяжкой. Этот человек правил, нет, он умел править, и получалось у него это весьма и весьма неплохо.

Личность самого Семена Петровича настолько же уникальна, как и обыденна. Подольских никогда не выигрывал в рулетку, не получал состояние от богатого импортного дядюшки, на старости лет возжелавшего найти своего племянника в далекой России. Все деньги пришли в его крючковатые, сведенные ревматизмом пальцы только благодаря самому Подольских, ни на секунду не сомневавшегося ни в своих способностях, ни в возможностях.

Еще в те далекие годы, когда о многопартийности на просторах великого и могучего Союза можно было даже не заикаться, молодой Семен Подольских, выпускник Горного института по безумно занимавшей его специальности геолога, отправился в свою первую экспедицию на озеро Байкал. Что уж он там искал, или что мог найти, сказать было крайне сложно. Финансирование было скудным, а результаты еще скуднее, но по возвращению в Ленинград он каким-то чудом нашел инвесторов — подобный термин в те времена был еще не в ходу, — заложив в бюджет экспедиции фантастическую по тем временам сумму в триста тысяч рублей, и вновь укатил, теперь уже на полгода.

Вернулся Подольских с озера абсолютно другим человеком, да и происшествия, последовавшие за этим, не вписывались ни в одни разумные рамки. Один за другим начали исчезать люди. Кто-то попадал под трамвай, кто-то умудрялся отравиться котлетой в закусочной, а кого-то просто закалывала шпана, поимев из кошелька научного работника мятую десятку. Все жертвы — двенадцать членов экспедиции, чей жизненный путь стремительно и странно оборвался. Единственным оставшимся в живых участником исследований на Байкале являлся Семен Петрович.

Далее дела приняли еще более стремительный оборот. Подольских стал предпринимателем. Точнее, не так. Семен Петрович, пользуясь своей чистой репутацией и партийными инициативами, смог выехать за рубеж, в Канаду, на какой-то геологический конгресс, и сразу же по прилету в Оттаву попросил политического убежища. Именно в тот момент из жизни был вычеркнут ученый Подольских и на его место торжественно взошел Подольских бизнесмен. Человек с золотым чутьем — называли его партнеры, когда он раз за разом выдавал идеи, генерировал всевозможные авантюры и находил рынки сбыта там, где их попросту не могло существовать. Начался его стремительный карьерный рост, и инвесторы, гурьбой ломившиеся к нему на прием, трясли деньгами, видя, как ползут вверх котировки акций его маленькой компании.

Семен Петрович никогда не преступал букву закона, по крайней мере, видимую её часть. Он прилежно платил налоги, скрупулезно декларировал все свои доходы и был чист перед всеми, за исключением разве что себя и своего верного секретаря Кристины, которая, так же, как кумир её молодости, закончила профильный вуз, и вслед за ним эмигрировала в Канаду. Сама же Кристина, знавшая много и способная свалить своего дражайшего патрона одной газетной публикацией, хранила ему собачью верность и была неподкупной и прямолинейной до невозможности.

Единственную особенность, которую отмечали все аналитики, конкуренты и просто газетные писаки, это нелепость и таинственность деятельности Подольских. Да, он прилежно платил налоги, входя в десятку самых крупных налогоплательщиков. За такого любая страна мира способна была придушить, но он был до конца верен своей новой родине, и лишь последние двадцать лет, дождавшись пока строй, существующий в России, будет устраивать и его, и компанию, перенес свою штаб-квартиру в град на Неве. Странность в деятельности Семена Петровича заключалась в том, что брался он продать или купить все что угодно, от носков до линейного крейсера, и неизменная прибыль производителя превышала сто процентов, но вот кому уходил товар, выяснить было невозможно. Десятки, нет, сотни частных сыскных агентств буквально рыли носом землю, но в один момент заходили в тупик. Тысячи журналистских расследований разбивались на мелкие куски, так и не найдя хоть каких-то вразумительных фактов. А империя Подольских, крепчавшая и обрастающая мускулами день ото дня, стояла, как утес в океане, о чьи острые края разбивались волны любопытства, оставляя лишь брызги разочарования и горделивое молчание неприступности.