ГРУ: вымыслы и реальность - Николай Пушкарев

Многие мои друзья уже были в спецкомандировках, в основном в Египте и на кораблях нашей военной эскадры, которая находилась в Средиземном море, вблизи берегов Израиля и Египта. Наш флот был готов принять открытое участие в военных действиях на стороне Египта, Сирии, Иордании.

Вскоре с Арабского Востока через израильские радиостанции в эфир стала поступать информация такого рода: «Внимание, внимание, в израильском небе появились пилоты с русским прононсом!» Да, это действительно были наши парни, но они были лишь переводчиками у арабов-пилотов, бомбивших израильские боевые позиции. Как впоследствии выяснилось, среди тех переводчиков были и мои коллеги по Военному институту иностранных языков. Некоторых из них я встречал потом в Москве с медалями и орденами египетской и сирийской армии.

Мне бы не хотелось излагать ход военных событий, полагаю, что военные историки, а также бывшие командиры Советской Армии, находившиеся в это время в Египте и принимавшие непосредственное участие в боях, более правдиво опишут эти события. Я же занимался тем, чем мне было положено — сбором разведданных, обработкой их на компьютерной технике и подготовкой прогнозов возможного развития событий в мире.

Ранее я писал, что к нам стала поступать информация на не понятном никому из офицеров спецслужбы иностранном языке…

ГЕНЕРАЛ ЮЛУСОВ ПРИГЛАШАЕТ МЕНЯ НА БЕСЕДУ

При встрече генерал Юлусов спросил меня, как идет изучение арабского языка, каковы мои успехи, как долго его предстоит еще изучать. Я немного помялся, сказал, что усердно занимаюсь языком, хожу на дополнительные занятия и постоянно совершенствую свои знания. Генерал лукаво улыбнулся и сказал: «Полагаю, что для нашей службы этого будет достаточно. Но, вам, старший лейтенант Пушкарев, предстоит другое боевое задание, которое вы обязаны выполнить и приступить немедленно». Приказ звучал так: «Срочно изучить иврит!».

Конечно, в изучении иностранных языков я был уже не новичок. В период учебы в Батумском мореходном училище я почти четыре года изучал грузинский язык и даже впоследствии вел дневник на грузинском языке. В институте я изучал английский язык и вполне сносно на нем разговаривал. Когда по роду своей деятельности мне довелось оказаться в Англии, эти знания мне очень пригодились. Затем я изучал французский язык и добился определенных успехов. Позднее, в связи с тем, что мне предстояла поездка в Польшу, я поступил на 2-годичные вечерние курсы польского языка. Занятия вела красивая молодая женщина по имени Софья Пшекарская, благодаря которой я очень скоро начал говорить и читать по-польски.

Итак, я получил приказ приступить к изучению иврита. Это что-то новое и необычное для меня, но весьма интересное. Впоследствии я узнал, что евреи говорят на двух языках — это идиш, относящийся к германской языковой группе, и иврит, который относится к группе семитских языков. Они довольно близки друг другу, и оба основываются на еврейском алфавите.

Морально я был готов к выполнению данного приказа. Проблема только заключалась в том, где учиться этому языку. Я знал, что несколько моих друзей-офицеров, в числе которых — старшие лейтенанты Евгений Шелев, Михаил Шуленко, Николай Лычков и Сергей Самосудов, для изучения иврита были направлены на Высшие курсы иностранных языков в МИД СССР. Позднее все они были командированы на Ближний Восток для участия в военных действиях.

Проведя предварительную «разведку», я выяснил, что иврит изучают в МГУ им. М.В. Ломоносова и что на днях будет сформирована группа курсантов Военного института для изучения этого языка. Вот в эту то группу я и собирался включиться. Мне повезло, так как здесь же оказались мои друзья, с которыми я изучал арабский язык.

На другой день нам представили нового преподавателя. Это был пожилой, лет под семьдесят, но достаточно энергичный, веселый и жизнерадостный старичок — Абрам Иосифович Рубинштейн. Он рассказал нам, что был актером Киевского еврейского театра. Еще до войны театр собирался выехать на гастроли в Америку, однако перед самым отъездом Абрам Иосифович заболел ангиной, у него поднялась высокая температура и ему пришлось остаться дома. Вся труппа еврейского театра улетела в Америку, так и не вернувшись больше в СССР.

Он много рассказывал нам об истории Израиля, который был образован в 1948 году. По его словам, И. Сталин добивался того, чтобы Израиль стал просоветски настроенным государством. Поэтому по решению ЦК КПСС многие евреи-коммунисты вышли из состава КПСС и вошли в Компартию Израиля, предварительно выехав из СССР. Однако сталинский план не осуществился, и Израиль пошел по иному пути развития.

Израильское государство стало проводить проамериканскую политику и вступило в конфронтацию с арабским миром. Этому особенно способствовала армия Израиля, во главе с министром обороны Моше Даяном, кстати, родившимся в Одессе. Но его семья эмигрировала в Палестину, где он возглавил вооруженную борьбу против палестинцев за создание свободного и независимого Израиля.

Много интересного рассказывал Абрам Иосифович об истории еврейского народа, его расселении по миру, его обычаях, традициях и обрядах. Он любил свой народ, любил Израиль и приветствовал его освободительную политику.

Курс иврита мы прошли в течение двух лет. Кстати, знание арабского языка очень облегчало процесс усвоения иврита. По окончании курса мы неплохо читали военно-политические тексты из газет, которые каким-то образом поступали в Союз из Израиля.

Командование воинской части, где мы служили, отметили наши заслуги, и я вскоре был представлен к званию капитана Советской Армии.

Хотел бы остановиться еще на одном эпизоде в процессе изучения иврита. Мне нужно было получить хорошую языковую практику. Посоветовавшись с опытными разведчиками, я принял решение искать подступы к московской синагоге, которая располагалась на улице Архипова. Я придумал вполне реальную «легенду», которая заключалась в том, что я имею еврейские корни и хотел бы выехать к дедушке, который проживает в Израиле, а для этого мне надо быстро научиться говорить на иврите. В те годы евреев не выпускали за границу, но многие из них надеялись на выезд и «подпольным» образом изучали иврит, в том числе и в этой синагоге. Наша разведка знала это наверняка. Под видом будущего эмигранта я появился в синагоге под именем Ильи Моисеевича Райзберга. Живя когда-то в Одессе, я был знаком с этим евреем, практически моим сверстником, который вскоре уехал в Европу. Он сменил фамилию, женился на иностранке и разорвал связи с Советским Союзом.

Зная историю еврейского народа, его традиции, обряды и религию, я быстро вписался в коллектив синагоги. К тому же носил бороду как добропорядочный и верующий еврей. Вот только одного побаивался, как бы мне не оказаться со знакомыми евреями в какой-либо бане. Я же не проходил обряд обрезания, и мне было бы худо, если бы моя «легенда» раскрылась. Правда, о последствиях я не размышлял, так как жизнь к 25 годам меня уже обучила многому. Главное — это не бояться ничего, не быть трусом, а если раскроют, то выдержать все то, что подкинет мне судьба. И я шел прямо, иногда напролом, как через таежные просеки, к достижению поставленной цели и к решению тех задач, которые я обязан был решать вне зависимости от обстоятельств и разных условий. Я же был разведчиком, и я всегда знал, на что шел и что мог получить взамен. Пожалуй, это чувство риска, смелости и готовности к неизвестному будущему я пронес через все годы.

Но на этот раз мне не повезло, я полностью раскрыл себя. Дело в том, что перед посещением синагоги я переодевался в гражданский костюм. Но в тот злосчастный вечер я снял армейский китель, а на армейскую зеленую рубашку с погонами надел красивый заграничный свитер, подаренный мне одним другом, который работал советским военным атташе. Я был в армейских брюках, из которых моя жена аккуратно выпорола синие лампасы, говорящие о принадлежности к войскам связи. Мне казалось, что я одет вполне подходяще для синагоги и ничто не должно меня выдать. Но я ошибался. Один из моих новых друзей по изучению иврита встретил меня в синагоге и радостно похлопал меня по плечу, да так, что обнаружил мои погоны со звездочками. Что было дальше, я не хотел бы описывать… Пусть это будет моей тайной, моим секретом…

Разведчик — есть разведчик, он обязан знать все, но его никто не должен знать. Это закон разведки, и он строго выполняется. Нам, молодым офицерам спецслужбы ГРУ, это внушали с первого дня, когда мы переступили порог спецслужбы, которая на многие годы стала нашим родным домом. И это действительно так, дома мы бывали гораздо реже, чем на службе. Потому что разведчик и в мирное для Отечества время всегда находится на особом (военном) положении и днем и ночью выполняет свою работу, свято исполняет приказы своих командиров и не ропщет на свою армейскую судьбу.