Любовь - Тони Моррисон

В их оушенсайдском доме были холодные углы, куда тепло от труб отопления, похоже, никогда не добиралось. Но и теплые места тоже были. И все его попытки подрегулировать термостат, систему отопления и фильтры ни к чему не приводили. Как и для соседей, для него постройка этого дома была чисто символическим действием: двухдюймовые гвозди вместо четырехдюймовых, тонкая кровля гарантировала простоять десять лет, а не тридцать, окна, застекленные в одно полотно, вечно дребезжали в рамах. С каждым годом Сэндлер все больше проникался любовью к тому краю, откуда они с Видой когда-то уехали. Она, конечно, была права, что уговорила его уехать из Ап-Бич еще до засухи, после которой случилось наводнение, и она о том своем решении никогда не жалела. А он вот жалел почти каждый день, как сейчас, в этот жутко холодный вечер, и грезил о потрескивающих поленьях в пузатой печурке, о чудесном запахе горящих досок, найденных на берегу. Он не мог забыть живописную картину вытянувшихся в ряд лачуг в Ап-Бич, преображенных магическим светом луны. А здесь, в этом доме, выстроенном по одобренному проекту, согласно государственной жилищной программе, где было так много рукотворного света, луна не могла никого сбить с пути истинного. Планировщики полагали, что темнокожие будут менее склонны к темным делишкам, если в местах их обитания удвоить количество уличных фонарей – чтобы стало как в любом другом районе. Только в приличных кварталах города да в сельской местности люди доверялись темноте. Поэтому даже полная яркая луна Сэндлеру казалась далеким маяком для искателя сокровищ, а не тем сказочным золотым покрывалом, которое распростерлось над ним и ветхой лачугой его детства, сотворив с ним извечный фокус, что проделывает со всеми мир, заставляя тебя поверить, будто он – твой и все в нем принадлежит тебе. А ему хотелось, чтобы луна вновь протянула длинный золотой перст, который пробежал бы по океанским волнам и указал прямо на него. Где бы он ни стоял на пространном пляже, прикосновение этого перста было незыблемым и нежным, словно прикосновение материнской руки, потому что золотой перст безошибочно находил его, всегда зная, где он. И хотя Сэндлер отдавал себе отчет в том, что это прикосновение исходит от холодного камня, не способного даже выразить свое равнодушие, он также знал, что этот перст указывает именно на него и ни на кого другого. Как та прилетевшая на крыльях ветра девушка, которая тоже выбрала его и, явившись из порыва вечернего ветра и встав между яркой лампочкой в гараже и закатным солнцем, окаймленная сиянием, ярко освещенная лучом света, глядела только на него…

Билл Коузи сделал бы для этой девушки куда больше. Он бы пригласил ее зайти погреться, предложил бы довезти ее куда надо, вместо того чтобы рявкнуть, усомнившись в точности адреса. И уж Коузи наверняка бы добился своего. Это ему почти всегда удавалось. Вида, как и многие другие, всегда относилась к нему с обожанием, всегда говорила о нем с всепрощающей улыбкой. Она гордилась его манерами, богатством и тем примером, что он подавал, заставляя всех думать, что терпением и упорством они смогут добиться в жизни того же, что и он. Но Сэндлер много раз с ним рыбачил и, не претендуя на знание его души или кошелька, хорошо знал его повадки.

Яхта покачивалась на волнах с подветренной стороны в бухточке: вопреки ожиданиям Сэндлера, они не стали выходить в открытое море. Его удивило приглашение на рыбалку, так как Коузи обычно приглашал на свою яхту только особых гостей курорта или, чаще всего, шерифа Бадди Силка – члена семьи, чья фамилия дала название целому городку и чья фантазия придумала для здешних улиц наименования в честь героев эпических кинокартин. Коузи подкатил к Сэндлеру на дороге, где тот припарковал свой драндулет в ожидании Виды. Он остановил бледно-голубую «Импалу» рядом с пикапом Сэндлера и спросил:

– Ты завтра не занят?

– Нет, сэр.

– Не работаешь?

– Нет, сэр. Консервный завод по воскресеньям закрыт.

– А, верно!

– Я вам для чего-то нужен?

Коузи поджал губы, словно продолжал обдумывать невысказанное приглашение, и отвернулся. Сэндлер изучал его профиль, чем-то схожий с профилем на пятицентовой монетке, только без косичек и перьев[15]. Коузи, по-прежнему красивому, тогда было семьдесят четыре, а Сэндлеру двадцать два. Коузи был больше двадцати лет как женат, а Сэндлер – меньше трех. У Коузи денег была куча. А Сэндлер зарабатывал доллар семьдесят центов в час. Он тогда поймал себя на мысли: интересно, есть ли еще на свете двое мужчин, кому вообще не о чем разговаривать друг с другом?

Приняв решение, Коузи повернулся к Сэндлеру.

– Я собираюсь порыбачить. Выхожу завтра до рассвета. Подумал, может, ты захочешь присоединиться?

Возясь с рыбой целыми днями, Сэндлер даже не задумывался о том, что рыбная ловля для кого-то может быть приятным развлечением. Он бы ради развлечения поохотился, а не порыбачил, но отказаться было нельзя. Виде бы это не понравилось, к тому же он слыхал, что у Коузи шикарная яхта.

– Ничего с собой приносить не надо. У меня все есть.

Мог бы и не говорить, усмехнулся про себя Сэндлер.

Они встретились на пирсе в четыре утра и сразу же вышли в океан. Оба молчали. Ни слова о погоде или о видах на улов.

В то утро Коузи казался куда менее радушным, чем накануне вечером. Сэндлер объяснил себе эту перемену в настроении серьезностью задачи: непросто было управлять миниатюрным лайнером, который сначала предстояло вывести в открытый океан, а затем направить в одну из бухточек, где Сэндлер раньше никогда не бывал. Или же дело было в том, что они вдруг оказались вдвоем. Коузи на публике никогда не общался с местными, то есть он их, конечно, нанимал на работу, шутил с ними, иногда даже помогал в трудных ситуациях, но, кроме церковных пикников, местных на территорию курорта не допускали – ни в ресторан, ни на танцплощадку. Когда-то, в сороковые, их отпугивали кусачие цены, но даже если местная семья скапливала достаточно средств, чтобы сыграть в отеле Коузи свадьбу, им отказывали. Вежливо. С сожалением. Но твердо. Мест нет и не предвидится. Кого-то столь откровенные отказы, может, и обижали, но в те давние времена люди не протестовали, считая подобное отношение к себе вполне объяснимым. У них не было ни соответствующей одежды, ни денег, да им не очень-то и хотелось чувствовать себя не в своей тарелке рядом с теми, у кого всего этого было вдоволь. Когда Сэндлер был мальчишкой, им вполне достаточно было просто глазеть на гостей, любоваться их автомобилями, дорогими кожаными чемоданами, слушать звучавшую издалека музыку и танцевать под нее в ночи, в кромешной темноте между домами, скрываясь в тени под окнами. Им достаточно было просто знать, что они живут рядом со знаменитым курортным комплексом Билла Коузи, где для отдыха созданы шикарные условия, каких не найти больше нигде в округе или, если на то пошло, во всем штате. Рабочие консервного завода и рыбацкие семьи говорили о нем с придыханием. Как и горничные, приезжавшие в Силк, и прачки, и сборщики фруктов, а также учителя из окрестных школ и даже заезжие проповедники, обычно не одобрявшие подогретые спиртным сборища и танцульки, – все ощущали свою причастность к реализованной тайной мечте, причастность, переросшую в чуть ли не принадлежность к процветающему курорту, которым владел один из «наших». Эта сказка не умерла даже после того, как отель, чтобы продолжить существование, распахнул свои двери всякому сброду, который раньше на порог не пускали.

– Косяки бониты[16] опять вернулись в наши воды! – сообщил Коузи. – Но, думаю, долго они тут не задержатся.

Его лицо просветлело, он достал термос с кофе, который, как Сэндлер сразу же обнаружил, оказался настолько «крепленым», что напоминал кофе только цветом, но никак не вкусом. И напиток возымел действие. Скоро оба наперебой обсуждали достоинства Кассиуса Клея, позабыв о разгоревшемся было споре по поводу Медгара Эверса[17].

Улов оказался небогатым, но их беседа с шутками-прибаутками не замирала вплоть до восхода, когда алкоголь выветрился и разговор приобрел мрачную тональность. Глядя на корчащихся червяков в брюхе выловленной зубатки, Коузи процедил:

– Когда убиваешь хищников, самые слабые сожрут тебя заживо.

– Все знают свое место, мистер Коузи, – заметил Сэндлер.

– Верно. Все. Кроме женщин. Они вечно лезут куда их не просят.

Сэндлер рассмеялся.

– В постель, – продолжал Коузи, – на кухню, во двор, за стол, тебе под ноги, тебе на шею.

– Ну, наверное, это не так уж и плохо, – предположил Сэндлер.

– Нет, нет! Жизнь прекрасна и удивительна!

– Тогда почему же вы не улыбаетесь?

Билл Коузи внимательно посмотрел на Сэндлера. В его глазах, хотя и блестевших от выпитого, застыло страдание – они напоминали треснутое стекло.

– А что обо мне болтают? – спросил он, отхлебнув из термоса.

– Кто?

– Да вы все. Сам знаешь кто. У меня за спиной.