Застывший шедевр - Инесса Рафаиловна Давыдова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Проходите, – со сдержанной улыбкой пригласила его медсестра.
В заставленной письменными столами ординаторской у окна стоял мужчина в медицинском халате и говорил по телефону. Судя по ответам, он говорил с родственником умирающего больного.
Громов вынул из кармана блокнот и освежил в памяти перечень вопросов, которые накидал еще в офисе во время совещания.
Закончив разговор, врач-паллиатолог поздоровался и сказал:
– Извините, у меня мало времени, так что хватайте быка за рога.
Разговор прервал скрип двери, в ординаторскую заглянула одна из медсестер, которую Громов видел в коридоре.
– У Ковалева резко упало давление, нижнее: сорок.
– Реакция на новые препараты? – быстро отозвался врач.
– Еще не успели дать.
Девушка скрылась в коридоре, врач, ни слова не говоря, выскочил следом. Громов решил не дожидаться его в ординаторской, нагнал его в коридоре и спросил:
– Где палата Довлатова?
– Там уже лежит другой больной, – бросил через плечо доктор и заскочил за медсестрой в палату.
Громов притулился к стене и стал наблюдать за действиями персонала. Мимо него величественно прошагала та самая девушка, что наблюдала за ним из окна второго этажа. В руках она несла упаковку апельсинового сока и скрученное в валик шерстяное одеяло. Из чего следователь сделал вывод, что она не пациентка, скорее ухаживает за родственником. Он проводил девушку взглядом до лестницы и снова повернулся к врачу. Тот уже сделал осмотр и скорректировал назначения.
На вопросы о пациенте он ответить не смог, сославшись на редкое общение. Выглянул в коридор, позвал старшую медсестру и, когда она подошла, дал указание:
– Катя, проводи следователя к Наталье, а потом ответь на его вопросы.
Женщина кивнула и повела Громова назад в вестибюль.
В приемной выяснилось, что Довлатова никто не навещал и не звонил. Тот же, напротив, много раз звонил из хосписа, так как своего мобильного у него не было, но итог этих разговоров всегда был один: он со злостью бросал трубку. За что персонал неоднократно делал ему замечания. В конце беседы регистратор поведала, что характер у Довлатова был задиристый и вспыльчивый. Он часто грубил персоналу, а однажды, не получив вовремя дозу обезболивающего, швырнул в медсестру ботинком.
Следователь поблагодарил за информацию и присоединился к старшей медсестре, которая с недовольным видом все это время ожидала его в коридоре.
– Я бы хотел осмотреть палату, в которой лежал Довлатов. – Громов потер травмированное на тренировке плечо.
Медсестра закатила глаза, давая понять, как ее нервирует его присутствие, затем качнула головой в сторону лестницы и пошла вперед.
– Как я понял, руководство просило вас провести опрос больных на предмет свидетелей похищения? – спросил он медсестру, чеканившую шаг, словно солдат.
Она обернулась вполоборота и закивала.
– Что удалось узнать?
– Никто ничего не видел. – Она развела руками, как бы извиняясь, и добавила: – Вы, наверное, это часто слышите.
Громов оставил ее догадку без комментария. Выезжая из Москвы, он предполагал, что обычный опрос свидетелей в таком учреждении невозможен – большая часть пациентов находится под воздействием обезболивающих препаратов.
Они поднялись на второй этаж, зашли в крайнюю дверь и оказались в палате с двумя койками. У окна стояла та самая блондинка в платке. Он проследил за ее взглядом и понял, что она смотрит на церковные купола. На койках лежали двое мужчин, один из них, примерно шестидесяти лет, был накрыт тем самым одеялом, которое только что принесла девушка. Больного бил озноб, на лбу выступила испарина. Его худощавое лицо имело серо-зеленый оттенок. Второй пациент спал, отвернувшись к стене.
– Как видите, это обычная палата, – вполголоса сказала медсестра, стараясь не разбудить спящего больного.
Громов осмотрелся. На окне решетка, через широкий дверной проем с легкостью проедет каталка. Рядом с палатой пост медсестры.
– А кто дежурил в тот день?
– Валентина.
– Могу я с ней поговорить?
– Она на больничном.
– Дадите ее адрес?
Медсестра кивком показала в сторону коридора.
– А лифт у вас есть? – спросил следователь, выходя из палаты.
– Лифт включается очень громко и перебудил бы всех больных. С полной уверенностью можно утверждать, что им не пользовались.
Заполучив номер телефона медсестры, Громов позвонил ей и в нетерпении переминался с ноги на ногу. Шли гудки, но на звонок не отвечали. Тогда он спустился в регистратуру и попросил ее домашний телефон. Опять потерпел неудачу и вернулся в отделение.
Следующий час он опрашивал персонал и больных, которые самостоятельно передвигались по коридору, и, не добившись от них новой информации, решил вернуться в Москву.
Громов вышел на крыльцо, вдохнул свежего воздуха и обнаружил, что рядом с его машиной стоит та самая блондинка.
– Вам здесь правду никто не скажет, – быстро произнесла она и двинулась вдоль дороги.
Девушка сняла платок и тряхнула головой. Пряди густых длинных волос рассыпались по спине. Она обернулась и убедилась, что он смотрит ей вслед.
– А ты?
– Не здесь… – отозвалась она и скрылась за поворотом.
Громов сел в машину и завел двигатель. Когда повернул за угол здания, девушка стояла у обочины. Он остановил машину и открыл перед ней дверь.
– Как тебя зовут?
– Никак… – отрезала блондинка, садясь на переднее сиденье. – Мой отец умирает в этом хосписе, не хочу, чтобы он пострадал от моего длинного языка. Езжайте на заправку, я сойду перед трассой.
Машина медленно покатила, держась ближе к обочине.
– Вам никто правду не скажет, потому что в хосписе принято ограждать больных от проблем извне. Им и так остались считанные дни, многие не доживут и до следующей недели, лишние переживания им не нужны.
Девушка перевела дыхание, с опаской оглянулась, осмотрела дорогу. Затем ее взгляд скользнул по окнам хосписа. Убедившись, что их никто не видит, она снова повернулась к следователю:
– За день до исчезновения Петра я видела, как в хоспис приходил странный парень. Вел себя ужасно, врывался в палаты к больным, забирал еду, оскорблял всех, кто пытался его вразумить. Он ушел, как только персонал вернулся с планерки.
– Ты лицо его запомнила?
– Нет. Он прятал лицо под бейсболкой. Синяя такая… на ней была вышита надпись, что-то… – ее лоб прорезали тонкие морщины, – не помню, короче…
– Во что он был одет?
– В черные узкие джинсы и разноцветную футболку.
– Телосложение?
– Худой… даже слишком… высокий…
– Что он говорил?
– Кричал, что все цепляются за никчемную жизнь, что они ничего для бога не значат, что они жуки навозные. Думала, он снова заявится, зачем-то же он
