Бессовестное время - Александр Калинин-Русаков

На берегу их встречала Ксения Семёновна. Её тревожное молчание заметили все. Арбуз и на самом деле оказался вещим. Когда все поднялись на берег, она, как всегда негромко, но отчётливо, сказала:

– Белоглазова подписала приказ. В Новом селе закрывается школа и переводится в Красный Яр… Через год ликвидируют колхоз и сельский совет.

В переводе на понятный язык это означало, что замок с клетки снят, и теперь все вольны убывать, уезжать, уплывать куда угодно, в любом направлении. Надолго повисла тишина…

Поселенцы давно разучились безудержно ликовать по любому поводу. Все мучительно искали подвох, пытаясь понять, где их в очередной раз собираются обмануть? Власти не верил никто. Не могли им так запросто дать свободу. А если дадут? В тот вечер во всех домах допоздна тревожными жёлтыми всполохами керосиновых ламп светились окна. Родители долго о чём-то разговаривали, потом ушли к дедушке.

Те же самые ходики на стене, с медведями на жестяном циферблате и двумя тяжёлыми гирями в какой-то момент начали отсчитывать новое время для нескольких поколений. Время начиналось новое, вот только люди оставались прежними.

Пройдёт не так много времени, и даже географического названия Новое село не останется. Из аллеи тоненьких тополей, что вели к школе, вырастет лес, который перерастёт тех, кто его сажал. Последними останутся несколько стариков, что остались здесь доживать свой век. С их уходом Новое село закончится. Мир слишком велик, чтобы заметить такую маленькую пропажу. Но всё живёт до тех пор, пока сохраняется в людской памяти. Оттого Новое село будет жить своей жизнью и по сей день. Будут так же тикать ходики с жестяным циферблатом, отсчитывая новое время. Продолжится это всё до тех пор, пока хотя бы один человек, пусть единожды, где угодно, в любой стране мира, будет вспоминать с благодарностью землю, которая все эти годы пробыла вместе с ним в ссылке. Землю, которая кормила, укрывала беглых и ссыльных от мороза лапами сибирской тайги, покорно принимая на вечное упокоение всех, кто остался здесь навсегда.

Память людская не вечна, как и вся жизнь на Земле. Для вселенной жизнь каждого – меньше чем мгновение. Будет ли вечной человеческая душа, не люди решают. Только не должна душа очерстветь и испоганиться после того, что ей довелось испытать здесь, на крутой излучине Иртыша. Чтобы не утратилась в памяти сама суть людского братства, без которой нельзя было выжить там, где жизнь стоила куска хлеба или портянки. Ведь не сгнила ещё в Сибири последняя сторожевая вышка, вьётся ещё жалящей змеёй по периметру заброшенного лагеря ржавая колючка. Закончился отсчёт того времени. Не позабыли бы с годами люди того, что произошло тогда. Всё уже случилось именно так, и по-другому произойти не сможет…

Сашка, Витька, Кястас, Моня встретятся непременно, потому что это их Земля. А если не встретятся, будут помнить всё, чтобы рассказать своим детям правду того времени.

Разве мог Сашка себе представить ещё в начале лета, что они вместе с Генкой будут стоять на верхней палубе двухтрубного «Мусоргского», который, гордый своим названием, белоснежными надстройками, мощью котлов, уверенно рассекал тяжёлую волну, проходя мимо отрогов гор, плоских речных песков и изумрудной зелени берегов.

Маленький алый ломтик арбуза, который Сашка держал тогда в руке, навсегда изменил его взгляд на мир вокруг. Простые вещи давно перестали казаться ему простыми. Он сумел понять: люди сложны и не всегда понятны, но надо научиться понимать их. Новый мир, который совсем недавно казался ему таким недосягаемо далёким, открывался для него заново и ждал его… Завтра они увидят Тобольск.

– Что мы увидим в первую очередь? – спрашивали они поочерёдно с Генкой то мать, то отца.

– В первую очередь в Тобольске увидим Кремль, собор, высокую колокольню.

– Прямо до неба? А ещё?

– Ещё много высоких каменных домов, магазинов, институт, где училась мама. Потом по деревянным ступеням Прямского взвоза поднимемся к храму и с горы увидим весь подгорный Тобольск.

– А после поедем на автобусе?

– Обязательно поедем.

– Бабушка говорила, что мы даже в церковь пойдём?

– Конечно, пойдём.

– Мы там увидим Бога?

– Увидим святые иконы. Когда будете смотреть на них, будьте внимательны. В это время вам в душу будет смотреть Бог. Можете пожелать добра дорогим и близким людям.

– Можно, я добра Витьке, Мишке и Коське пожелаю?

– Обязательно пожелай. Им сейчас, наверное, нелегко. Божья помощь нужна всем.

Осень стояла тёплая. Кончики листьев лишь начали желтеть, невесомые нити паутин лениво поплыли по ветру. Деревянные дома подгорного Тобольска утонули в тумане по самые крыши… Раннее солнце высветило белые стены Кремля, золотые купола Софийского собора, парящую под небесами в окружении облаков колокольню. Неожиданно бархатные звоны, волшебными птицами слетев с небес, закружили над укрытыми туманом домами, просыпающимися улицами…

Заворожённый Сашка, стоя во дворе приземистого дома на улице Кирова, зачарованно слушал эти необыкновенные звуки… Невидимые золотые шарики окутали старые дома, Никольский взвоз, выступ горы со шпилем Ермаку. Каждый, кто вместе с ним слышал в этот миг колокольный перезвон, благоговейно внимал единению земли и небес… В звенящей тишине было слышно, как Всевышний неслышно ступил на Землю.

Бессовестное время

Глава 1. Свидетель

Города, они сродни людям, все разные. Есть землепашные, что на жирных землях и к теплу близко. Народ в них кряжистый, от работы в поле крепкий. Есть города заводские или рудные, как на Урале. Там, не видя свету, ищут в горе мужики камушки цветные, медь, золото. После металл льют, красоту творят. Другие, что у края студёной воды, морским промыслом занимаются… Получается, что у каждого города своё назначение.

Тобольск в их ряду всегда занимал особое место – купеческое. А всё оттого, что торговая дорога из Китая в Россию и обратно проходила ровнёхонько под его белокаменными стенами. Шумели от этого базары обилием сибирского меха, рыбы, китайского шёлка, чая, фарфора, пряностей.

Только богатству не живётся в одиночку. Вслед за собой оно непременно приведёт просвещение. Случается это от осознания того, что полных сундуков недостаточно для понимания сути бытия, раскрытия глубин мироздания или постижения самой обыкновенной грамоты. Тут-то и начинаются поиски смысла жизни, вопросы ко всевозможным наукам образуются:

– Зачем ты здесь? Почему это устроено так, и кто к созданию сего причастен? Может, самый обычный человек, а может, и Бог?..

Просвещение открывает двери ко многим ценностям, как мирским, так и духовным. Расцветал от этого Тобольск храмами, монастырями, соборами, воскресными школами, гимназиями. Пришло время, столицей стал для всей Закаменной Руси4. Государи относились к Сибирской столице поособому. Другие города равнялись на него, будто на верхнюю пуговицу царского мундира. События, порой смешные, порой не очень, а нередко и трагические, не заставляя себя ждать, подгоняли время. Каждое из них спешило не только состояться, но и как можно лучше показаться и запомниться горожанам.

Сторожевая башня огневого надзора на Почтамтской, в простонародье – каланча, за год появилась в подгорном Тобольске подневольным старанием разномастного ссыльного люда. Исполняя возложенную миссию, долгие годы она исправно несла службу, оберегая жителей города от огненной стихии.

Только, наблюдая подслеповатыми глазами окошек за чередой ускользающего навсегда времени, неожиданно для себя она поняла, что из-за своего исключительного расположения именно ей выпало стать свидетелем не чего-нибудь, а жизни целого города с повседневными хлопотами, великими свершениями, трагическими потрясениями, происходящими в буквальном смысле у её ног.

Проявляя излишнее любопытство, деревянное тело её со временем даже слегка наклонилось в сторону главной площади города – Плацпарадной, куда вместе с ней смотрели окна Губернаторского дома, лепной фасад Корнильевского особняка, торговые ряды купца Турусова.

Одного не мог понять бессловесный свидетель на Почтамтской…

– Отчего же это всё вокруг, что казалось всегда незыблемым и вечным, стало вдруг рушиться? Зачем новому времени потребовалось поменять не только облик людей, их жизнь, а и мысли, поступки?

– А может, и не время тому виной? – вопрошала она молчком. – Может, это сами люди решительно и сразу захотели изменить мир, окрасив его на восходе века в цвет крови? Только зачем им это надо?

Однако нем был свидетель. Голоса его не слышал никто, разве что небеса… А небеса нынче люди слышать не желают, им вдруг стали интересны другие речи…

Феофан обошёл по кругу площадку сторожевой башни. Увидев едва заметный дымок в начале Московского тракта, долго рассматривал его в подзорную трубу, приговаривая: