В дебрях Камасутры - Светлана Славная

Иван с Иоанном ухватили тяжелую бочку и с трудом поволокли к библиотеке.

— Скорее, скорее! — подвывал Грозный. — Где же твой Егорка, почему не бежит на подмогу?

Из подвала, пошатываясь и отчаянно кашляя, появился Гвидонов. На спине — шарманка, под мышкой — «Камасутра».

— Бросай шарманку, дурачина, там сокровища горят! — заорал Грозный.

— Не шуми, княже, эта шарманка подороже, твоей Либереи будет, — огрызнулся Егор, ставя машину времени в уголок. Втроем они, наконец, сумели одолеть бочку и принялись поливать набирающий силу огонь. Захлебнувшись вином, тот поник, и спасатели затоптали последние язычки.

— Вот беда, — прошептал Птенчиков, оглядывая картину разорения. Часть книг была испорчена пламенем, на других расплывались винные пятна. Со щемящим чувством Птенчиков поднял с пола промокшего насквозь Аристотеля. Хорошо хоть, копию уже успели отправить в ИИИ... Все же большая часть библиотеки уцелела. Нет, не ляжет тяжким бременем на душу учителя литературы ответственность за гибель Иоанновой Либереи!

Иоанн был грязен и мрачен, однако с репрессиями не спешил. Может, притомился от переживаний, а может, решил обдумать на досуге наиболее изощренное наказание для святотатцев, испортивших его сокровища. Взор его уперся в «Камасутру», положенную Егором на оставшийся сухим сундук. Перешагнув липкую лужу, он взял книгу и вызывающе обернулся к Птенчикову:

— Сей манускрипт я забираю.

— Воля твоя, — пожал плечами учитель.

Грозный с подозрением оглядел недавнего противника, но решил не дознаваться, отчего тот вдруг стал таким покладистым.

— Приведите Либерею в божеский вид. Поутру проверю, — велел Иоанн, собираясь запереть подвал. Егор поспешно юркнул за дверь. — Куда?! — взревел грозный хозяин.

— За шарманкой. — Егор вновь появился на пороге. — Хорошая музыка, знаешь ли, в труде помогает.

Иоанн хмыкнул, но препятствовать не стал. Достал резной ключ и запер железную дверь, оставив «мудрых странников» в неверном свете свечей.

Просидев остаток ночи над отвоеванной в честном бою «Камасутрой», поутру шестнадцатилетний Великий князь Иоанн Васильевич призвал митрополита Макария и объявил свою волю: безотлагательно жениться, а заодно и венчаться на царство. Митрополит прослезился и дал свое благословение. Быстро завершив аудиенцию, Иоанн проигнорировал завтрак и устремился во сыры подвалы. Отпер железную дверь и остановился на пороге, в глубоком недоумении освещая помещение принесенным факелом. Промокшие книги были аккуратно разложены для просушки на кованых сундуках. Отдельной горкой возвышались тома, испорченные огнем. Свечи давно потухли. Запах гари слился с терпким ароматом вина, заставляя морщиться ястребиный нос Иоанна в нестерпимом желании чихнуть. Мудрецов не было.

Не понимая, каким образом они могли одолеть задвинутый снаружи засов, Грозный принялся заглядывать в сундуки в смутной надежде где-нибудь обнаружить своевольных странников. С окладов книг ему игриво подмигивали самоцветы. Люди будто испарились, не оставив по себе и следа. Грозный присел на массивную крышку и вдруг заметил на стене выведенные углем слова. Стремительно вскочив, он поднес факел ближе и с негодованием прочел:

«Прощай, Иоанн свет Васильевич! Не поминай лихом. Всяческих тебе благ, трудись на пользу Родине.

С горячим приветом — мудрые странники».

В немом изумлении Грозный снова и снова перечитывал надпись. Тело его сотрясала крупная дрожь. Вдруг он развернулся и бросился к выходу, но, споткнувшись в узком проходе, растянулся на полу, больно ударившись о кованый угол сундука. Укрепив факел во избежание нового пожара, Иоанн сел, потирая ссадину. Его внимание привлекла валяющаяся поодаль престранная вещица. Небольшая, прямоугольная, изготовленная из неизвестного материала, с лаконичной надписью на незнакомом языке.

Дотянувшись, Иоанн взял в руки непонятный предмет и долго крутил, ковырял, встряхивал да обнюхивал, гадая о его предназначении. Мысли будущего самодержца неотступно вертелись вокруг «мудрых странников», непостижимым образом исчезнувших из запертого снаружи помещения.

«Кто ты, Ивашка Пересветов? Пришел невесть откуда с чудной музыкой в диковинном ящике, разбередил душу вдохновенным сказанием и сгинул, будто никогда и не бывал... Полно, да человек ли ты?».

Взгляд Иоанна вернулся к надписи на стене: «Не поминай лихом... Трудись на пользу Родине...» Что ж, таинственные странники, русский царь не уступит разумением вашему сказочному султану, Вот она, Либерея. В распахнутых сундуках.

Иоанн сжал в ладони найденную вещицу. Прощайте, мудрые странники! Может, еще увидимся...

ГЛАВА 4

— ...И тут вдруг Грозный заявляет: «Надоели мне эти минотавры, расскажите-ка что-нибудь поприкольнее!» — Егор хлебнул музейного кофе, которым потчевал вернувшихся из экспедиции героев гурман Аркадий. — Я с дуру-то и шепнул Ивану Ивановичу: расскажите, мол, им «Сказку о царе Салтане». А Грозный с лица перекосился да как заорет: «Это тот самый турок, что завоевал славный град Константинополь?!».

— Ну, не преувеличивай, не так уж он и орал, — поморщился Птенчиков.

— Когда на тебя сам Грозный голос повышает, мало не покажется, — сочувственно заметил Олег.

— Вот именно, — кивнул Егор. — Ну, думаю, все, пришел конец нашей исторической миссии. А Иван Иванович невозмутимо так говорит: «Да, турок. Да, захватил. А потом начитался трофейных книг из знаменитой Либереи, и до того его проняла чужая мудрость, что решил он всю жизнь в своем государстве обновить да коммунизм построить».

— Не морочь людям голову, мой Магмет-салтан никакого отношения к коммунизму не имеет, — строго возразил Птенчиков.

— Магмет-салтан? — напрягся Олег.

— Между прочим, Иоанну пришлись по душе идеи переустройства общества, которые я высказывал от лица своего героя. А сюжетный ход с прочтением захваченной библиотеки был вообще гениален — юный князь буквально выскочил из-за стола и повел нас прямиком к тайному подвалу. — Птенчиков улыбнулся, вспомнив, как они с Иоанном черпали мальвазию тяжелым подсвечником. — Кстати, я был удостоен великой чести. Будущий государь всея Руси одарил меня новой фамилией, более, так сказать, благозвучной. Знайте же, смерды: отныне я зовусь Пересветовым!

— Пересветов? Ты?! — Олег схватился за сердце.

— Спокойнее, спокойнее, — забормотал Аркадий, рассеянно шаря вокруг себя руками. — Где-то у нас был пустырничек? — Он неожиданно закатил глаза и начал грузно оседать на пол.

— Вы что? — всполошился Птенчиков. — Егор, сделай что-нибудь!

Гвидонов попытался подхватить Аркадия, но не совладал с его богатырским весом и тоже оказался на полу.

— Неужели они так обиделись на «смердов»? — недоумевал Птенчиков, пытаясь привести друзей в чувство.

— Значит, ты назвался Пересветовым и написал для молодого Иоанна «Сказание о Магмете-салтане»? — уточнил Олег, немного придя в себя. — Ты хоть знаешь, как круто повернул историю Российского государства?

— Я? — пришел в ужас Птенчиков. — Что вы, ребята! Я только сочинил небольшую сказку! А Пересветовым меня Иоанн назвал по собственной инициативе. — Он умоляюще взглянул на друзей: — Объясните толком, в чем вы меня пытаетесь обвинить?

Историки помялись.

— Давай я лучше включу компьютер, ты почитаешь о своих подвигах в центральном архиве, — предложил Олег.

В ожидании самого худшего Птенчиков уселся перед монитором. Вот и возвращайся к ним из командировок! Сейчас обвинят в организации опричнины, установлении крепостного права и провале Ливонской войны... Хоть бы убийство царского отпрыска не повесили до кучи!

Меж тем Олег выбрал из перечня документов нужный и вывел текст на экран:

«Ветер перемен освежал застойную атмосферу удельной Руси и расчищал перед мысленным взором современников невиданные до сих пор дали, — прочел Птенчиков. — Именно тогда, в начале реформ, на исторической сцене появилась весьма яркая, но и весьма загадочная фигура — писатель-публицист Иван, или, как он сам себя называл, Ивашка Пересветов».[2]

Птенчиков поднял глаза на Олега.

— Ты читай, читай, — меланхолично махнул тот.

«Многие ученые отстаивают реальность существования писателя Пересветова, — говорилось далее. — Другие исследователи убеждены в том, что фамилия Пересветов — не что иное, как псевдоним, под которым видные политические деятели бурной эпохи Грозного высказывали свои программные политические взгляды. Концепция, признающая реальность писателя Пересветова и его авторство для всех произведений так называемого Пересветовского цикла...».

— Какого еще цикла?! — взвился Иван. — Я всего-то одну сказку рассказал, причем, прошу заметить, устно!

— Есть там и про твою сказку, не переживай, — утешил его Аркадий. — Вот, смотри: «Сказание о Магмете-салтане». Тут тебе и захват Константинополя, и чтение умных книжек с последующим проведением государственных реформ.