Корона, огонь и медные крылья - Максим Андреевич Далин

Хотел зайти к отцу, но у него была толпа послов из Приморья, только без женщин. Не свадебная свита, слава Богу. Я подумал, что они опять насчёт какой-нибудь торговой ерунды, не прислушивался. Поболтал в приёмной с какой-то провинциальной штучкой, пригласил её к себе – ну, у меня она ещё слегка поломалась, пришлось ей напомнить, что имеет дело с принцем. Через четверть часа дурочка перестала хныкать, а через час уже мило лизалась. Велел ей прийти вечером: Шарлотта уже надоела своими глупостями, да и фигура у этой получше. Пышка такая, ямочки над поясницей.

И когда эта дамочка уже дошнуровывалась, ко мне вдруг заявился секретарь отца. Велел срочно идти, а мину имел такую, будто его любимую часть тела прищемили дверью. Я слегка занервничал, но пошёл.

В приёмной никого чужих уже не было, а у отца в кабинете торчали Мартин и Эмиль. И Эмиль рыдал, представляете себе, дамы и господа?! Рыдал, а Мартин обнимал его за плечо и на меня посмотрел как-то странно. То ли сердито, то ли сочувственно.

А отец оторвался от какой-то своей писанины и сказал, ужасно хмуро:

– Пришёл корабль из Приморья, Антоний. Послы интересовались здоровьем принцессы Жанны. Она должна была прибыть ещё на позапрошлой неделе.

Я стоял как оглушённый. А Мартин сказал:

– Помните бурю, которая сломала ясень в королевском парке? В эту бурю попал её корабль. Ваша невеста погибла. Утонула.

Эмиль снова захныкал. А я вдруг понял: всё! Господь меня освободил! Он мне руки развязал! И больше ничего раз навсегда запланированного с моего рождения уже не будет! Никогда!

Жанна

Не стану вам докучать описаниями начала нашего пути. Несколько дней корабль – он назывался «Святая Жанна» в честь моей небесной покровительницы – плыл по спокойным волнам, подгоняемый свежим солёным ветром. Дамы из тётиной свиты не позволяли мне беседовать не только с матросами, но и с офицерами, считая, что для невесты принца недопустимо общество мужчин столь низкого ранга. Это было мне весьма досадно, потому что среди моряков были особы презабавные, к примеру, толстый коротенький офицер с огромными косматыми бакенбардами, в добром расположении духа свистевший жаворонком, а в дурном кричавший на матросов: «Бесы пересоленные! Сто собак вас зубами за пятки!» Вообще наблюдать за работой моряков, всё время вязавших какие-то верёвки на мачтах, лазавших по лестницам, тянувших канаты и певших печальные песни, было куда веселее, чем слушать опостылевшую дамскую болтовню, – но наблюдать мне не давали.

Мои фрейлины в первый же день взяли с меня обещания, что я выдам их замуж за приближённых моего жениха, как только всё устроится. Они напирали в особенности на то, что приближённые должны быть богаты и влиятельны – и болтали лишь о кружевах, выделываемых на Трёх Островах, об аметистах из знаменитых островных копей, о румянах и прочих давно надоевших мне пустяках.

Я попыталась спросить одну из дуэний, отнюдь не девицу, а почтенную вдову, каково состоять в браке. Она разразилась прочувствованной речью, из которой я узнала, что быть замужем несносно, что супружеские обязанности – тоскливое бремя, а мужчины – отребья рода человеческого, терпимые Господом лишь из-за того, что женщин кто-то должен кормить и защищать. К ней присоединились две другие дуэньи, которые никогда не имели мужей, одна – по несклонности души к семейной жизни, а вторая – из-за какой-то ужасной истории. Они все втроём долго учили нас, молодых девиц, как надо вести себя в супружестве, чтобы муж не устроился у тебя на голове. В конце концов мне стало тошно, и я вышла на воздух, сославшись на морскую болезнь.

Морская болезнь оказалась очень удобным предлогом. Ею страдали все дамы – но не я по какому-то странному капризу природы. Это давало мне возможность проводить больше времени на воздухе, а не в духоте нашего покоя, ссылаясь на естественное нездоровье – и все верили мне. Вообще, смотреть на море во всей его переменчивой прелести было для меня большим наслаждением, хотя все прочие и находили путешествие скучным и утомительным в крайней степени.

Первые дни пути прошли спокойно, но вскоре на смену покою пришёл сплошной кошмар. Помню, всё началось ночью. Я спала в нашем закутке, на узкой, но довольно удобной постели, когда мне приснился сон, чрезвычайно яркий, как явь, и чрезвычайно глубоко врезавшийся мне в память. Его смысл я узнала значительно позже – и поразилась силе предчувствия.

Мне приснилось, что я вхожу в огромный зал, наполненный сумраком. Тяжёлые колонны шершавого тёмно-красного камня уходят куда-то в темноту, а их нижние части освещены рваным пламенем, горящим в медных чашах. Я иду между двух рядов этих пылающих чаш. Пахнет какими-то благовониями, пряно и сладко. Вдруг передо мной поднимается статуя, окутанная мягкой и блестящей серою тканью, так что виднеются только ступни, необыкновенно искусно изваянные из тёмной бронзы, по форме и размеру – точь-в-точь как босые ступни живой молодой женщины. Мне становится любопытно увидеть статую целиком, и я стаскиваю с неё ткань.

Передо мной оказывается бронзовое изваяние нагой, очень гибкой женщины. Её наготу несколько прикрывает целый поток тонких косичек длиной по самые лодыжки, схваченный на лбу тонким обручем. Низ лица статуи напоминает кошачью мордочку с плоским носом, а верх – человеческий, но в громадных раскосых очах под крылатым взмахом тонких бровей всё же есть что-то звериное. И эти очи с узкой щелью зрачка не бронзовые, а живые, зрячие, золотисто-зелёные – и дева-зверь глядит на меня.

Я помню, как оцепенела под этим взглядом, не злобным, а каким-то сосредоточенно-любопытным, как у кошки. И тут статуя протянула ко мне свою узкую бронзовую руку, а на её ладони лежали игральные кости.

Я видела почти такие же у матросов. Два кубика, испещрённые точками – их бросают и смотрят, сколько выпадет очков. У кого больше – тот и выиграл…

На костях выпало две шестёрки – и я как-то поняла, что это мой выигрыш, две шестёрки. Я испугалась и обрадовалась разом, подняла глаза – а статуя улыбнулась, показав неожиданно длинные острые клыки. В этот миг я вдруг подумала, что она – демон.

Я проснулась в диком страхе. Корабль болтало, как щепку, и было слышно, как пронзительно, будто рог самого Короля Ада, завывает ветер. Волны с рёвом обрушивались на борта, везде плескало и скрипело – я решила, что корабль идёт ко дну, и то же самое думала моя свита. Никто уже не спал; мы в