Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

зданий, зубчатые решетки и пестрота юрт, в которых помещаются ламы и многие капища, наконец, несколько деревянных не богатых зданий, огромная школа, где обучается тибетскому чтению и духовной музыке до 1,000 человек, общая трапезная и проч., – все это довольно красиво издали, но грязно внутри. Дома вана и амбаня стоят особняком и также довольно невзрачны. Делами духовенства управляет собственно шанцзаба; сам кутухта ни во что не входит. Не знаю, почему, но он то и дело здесь перерождается, т. е. умирает, и тут начинается нескончаемая история отыскания души его, переселившейся, будто бы, в другое тело; сношения с Пекином, Ургой и Хлассой становятся самые деятельные; апатия монгольских князей быстро исчезает и уступает место искательству и интриге: наконец, тибетский Далай-лама указывает избранное монгольское семейство, и мальчик, родившийся в тот день, когда помер прежний кутухта, назначается его преемником и продолжает его жизнь. Новый кутухта всегда сказывается народу каким-нибудь необыкновенным образом; один из них, вошедши в первый раз в кумирню, отыскал в нем ламу, любимца прежнего кутухты, то есть своего любимца, хотя ни разу его не видал после перерождения; другому, во время служения, подали колокольчики, употребляемые для подания разных знаков, и он сейчас заметил, что не было одного колокольчика, который всего чаще употреблял его предшественник. Кутухты пользуются чрезвычайным уважением монголов и весьма значительными доходами; сами китайцы оказывают им наружные знаки почтения.

Мне часто случалось заходить в кумирни во время служения лам; доступ свободен для всех, не то что в магомметанские мечети. В кумирне, против главного входа, который обыкновенно бывает обращен к югу, стоят истуканы, большей частью деревянные, иногда позолоченные; посреди их изображение самого Шагямуни. Главный лама сидит в устроенной у дверей ложе, лицом к кумирам; он отличается от других богатой губерой, род шали, которую во время служения то свивает, то надевает как плащ. Служащие ламы стоят близ ложи, в мантиях, с курильницами в руках, и читают нараспев свои священные книги; другие сидят полукружием на полу и повторяют гимны, которые начинает главный лама, беспрестанно позванивая серебряным колокольчиком. Иногда служение лам сопровождается духовой музыкой, инструменты которой здесь заменяют морские раковины. Оно совершается на тибетском языке. Только одна кумирня в Китае имеет право совершать служение на языке монгольском.

Близ Урги, верстах в трех от нее, находится куренский Май-ма-чен, т. е. китайская торговая слобода. Он больше кяхтинского Май-ма-чена, но грязнее и беднее его. Жители, также как и в нашем Май-ма-чене – Шан-сийцы, числом до 4,000. Они снабжают монголов всеми предметами роскоши; кроме того, один из главных промыслов их, – доставка леса в Пекин и Хухутон. По просьбе зургучея, некоторые из наших пили у него чай, а оттуда отправились в лавки, но ничего не могли купить, потому что здешнюю ходячую монету, подобно как у нас на линии и между монголами, составляет кирпичный чай, – монета слишком громоздкая, чтобы носить ее с собой.

Глава V

Выезд из Урги. – Кочевья Тушету-хана. – Пространство и население Монголии; беглый очерк ее политического состояния и истории.

Мы выехали из Урги 7 августа. От самого нашего подворья почва изменяется: начинаются мергели и филлад; но страна все еще представляет вид гористый.

Не доезжая Толы, мы увидели справа, на южной стороне Хан-олы, сборище монголов: это место сейма Тушету-ханова аймака. Тушету-хан, один из четырех владетелей Халхи. Халха простирается от самой русской границы до Урги и гораздо далее, на пути нашем; кочевья Тушету-хана занимают оба берега р. Толы и простираются – на восток до Гентея, на запад до Онгин-гола и на юг до Сунитов. – Но я убеждаюсь более и более в необходимости окинуть хотя беглым взглядом политическое и историческое положение страны, в которую давно уже ввел читателя и по которой долго еще буду водить его; иначе многие частности останутся непонятными и вообще разъединенными от целого.

Монголия занимает огромное пространство, которое могло бы поглотить все европейские государства, за исключением России, – пространство от Маньчжурии до Тибета, Туркестана и Киргизской степи на запад, от границ России до Великой Китайской стены на юг, или от 8 до 40° долготы по пекинскому меридиану и от 35 до 53° северной широты. – Со времени ее зависимости от Китайской Империи, т. е. с начала прошедшего столетия, она разделена в политическом отношении на пять частей: Внутреннюю Монголию, Халху, Чжунгарию, Хухенор и Заордос. Кроме земель, совершенно присоединенных к Китаю, все прочие во внутреннем своем распорядке следуют особым законам, пополненным и пересмотренным из прежних, китайским правительством, и приспособленных к настоящему политическому положению страны. Законы эти, изданные на монгольском, маньчжурском и китайском языках, под названием Уложения трибунала внешних сношений, переведены на русский язык г. Липовцовым и напечатаны в 1828 году.

Монголы, как военное сословие Китайской империи, разделены на знамена, сообразно разделению маньчжурского народа; большие аймаки содержат в себе по нескольку знамен; знамена соединены в отдельные управления, называемые по-маньчжурски чулган, т. е. сейм.

В Восточной или Внутренней Монголии 24 аймака, а в них 49 знамен, в которых считается служилых людей 193,950.

В Хахле четыре аймака, которые сохранили прежнее название ханств; в них 86 знамен, а служилых людей 24,450.

В Хухеноре пять аймаков; знамен 29; служилых людей 15,075.

В Заордоских и Чжунгарских знаменах считается 21,150 и в пограничных (от Бухтармы до Тунки, в Кобдо и др. местах) 45,300 служилых людей, итого 287,025 человек. Всего же народонаселения Монголии, по исчислению о. Иакинфа, около 3.000,000 по показаниям самих монголов – несколько более.

Управление знаменем возложено на чжасак – князя, а главное, заведование несколькими знаменами – на главу сейма. Недовольные и притесняемые чжасаками и главой сейма могут приносить свои жалобы в «Палату внешних сношений», которая доводит дела монголов до сведения богдохана.

Важные дела решает глава сейма вместе и с согласия всех чжасаков; а через каждые два года чжасаки со всеми войсками собираются на сеймовый сбор, куда приезжает из Пекина особая комиссия, которая, вместе с главой сейма, поверяет народные переписи и занимается рассматриванием спорных дел.

Монголы не платят никаких податей Китаю. Китайцы все еще побаиваются людей, которые столько веков грабили и разоряли их и так долго властвовали над ними; но каждый монгол вносит в пользу своих владетелей часть своего достояния, почти в том же размере, как это было во времена Чингис-хана, и именно: у кого пять голов рогатого скота или 20 баранов, тот дает одного барана, с 40 баранов – двух и т. д. Кроме того, в Монголии существует сбор с народа на случай съезда сейма, женитьбы сына владетеля