Граница ночи. Роман в новеллах - Автандил Хазари

– Знакомьтесь, это Бригитта. Отныне она единственная законная владелица замка. Благо, золотом новорожденная вдова теперь обеспечена. На этом разрешите мне завершить наш Симпозиум.

К счастью, возражающих не нашлось.

Археус

«Вот мой город, его тесные улочки, дома из дерева и редкого камня, устремлённый в высь шпиль собора. Словно и не было долгой разлуки, словно я тот юноша, что бродил здесь прежде, полный дум, надежд и мечтаний. Вот мой дом, он тёмен и пуст, не встречают меня постаревшие, но по-прежнему родные лица. Не дождались мать и отец, разбрелись братья, наполняют уютом чужие дома сёстры. И старый дом погрузился в воспоминания, прислушивается к неслышно звенящим между стен звукам, ждёт хозяйской руки, способной победить тлен и хаос.

Дождалась ли меня та, что клялась в верности? Ах, стоит ли вспоминать порывы юности, тревожить призраков минувшего? Но я бреду к её дому, ищу её окно, страшась и вместе с тем надеясь. Дождусь ночи и явлюсь ей, бедный рыцарь, достойный своей прекрасной дамы, не предавший клятв и сдержавший слово проявить доблесть в далёком походе во славу Господню».

«Июльская ночь не терпит плотных одежд и запертых ставней, не любит одиночества и грусти, она будит воображение и шлёт послания порывами тёплого ветра. И я отвечаю ей, подставляю ветру лицо и пускаю ночной воздух внутрь. Что-то входит – в окно, в комнату, в меня, и милые образы минувшего встают перед полуприкрытыми очами. То ли это уже сон, то ли память слишком жива, но я вижу того, кого долго ждала и кого так устала ждать. Или это всего лишь полночный морок? Только я потеряла надежду и отпустила тебя, не похоронила, а отпустила, надеясь на твоё и своё счастье, как ты являешься мне призрачным видением. Или это лишь сон, и мои волосы теребит ветер…»

«Я пришёл. Всё это время я был в пути, сначала туда, бесконечно долго и трудно, и я дрался и побеждал. Затем обратно, ещё дольше и труднее, словно Господь, проникшись благодарностью за наш подвиг во имя его святынь, не хотел отпускать меня. Или то была, напротив, месть за вторжение в место его вековечного покоя? Хотя нет в той земле покоя, народы сменяют друг друга, как волны, шумят и пенятся, что-то приносят с собой и что-то уносят. И сами уносятся в туман бесконечного моря человеческого. Я ушёл, и шёл долго, дорога полна опасностей и невзгод, всё по чужим недружелюбным землям. Открывались пред нами врата, когда нас было много, закрылись врата, когда я остался один. Но я шёл, а смерть шла за мной следом, принимая разные обличья. Смотрел я на её маски, подчас уродливые и покрытые язвами, подчас прекрасные и соблазнительные, но за каждой угадывал её, царицу вселенской пустоты, ставшую моей тенью.

В лесу возле города состоялось наше последнее свидание. Послала она своих сватов – лесных разбойников, отпетых душегубов, чтобы скрепили они наш союз вечной печатью, обвенчали нас в прохладе чащобы. Но снова отверг я ухаживания искусительницы, не принял её даров, о, пламенная любовь моей юности…»

«Я не знаю, верить ли тебе… Правда ли ты остался верен мне в столь долгом и опасном странствии, не прельстился ли посулами многоопытной соблазнительницы, всегда готовой даровать уставшим ласку и отдохновение, утишение боли и умаление страданий. Ведь вижу я на тебе следы её касаний, чувствую запах, горький аромат земли. И сам ты, словно со мной и не со мной, вот твой дух, вот твой образ, лёгкий эфир, колеблемый тёплым ветром ночным. Но где ты сам, где твоя мужественная плоть, где тяжесть рук, где звучность голоса? И пришёл ты ко мне, и не пришёл, или всё это сон, дразнящий меня ликом того, кого я уже отпустила, не похоронила, а отпустила, надеясь на его и своё счастье».

«Уменьшил я бесконечное пространство между нами до расстояния касания, но эту последнюю преграду мне не одолеть… О, коварство судьбы, не дотянуться мне до тебя, будто не властелин я телу моему, будто лишился его и парю в бесплотной пустоте. Хочу согреть тебя в объятиях, но лишь холод разливается вокруг, споря с жаром июльской ночи, и зябнешь ты, ещё более одинокая, чем прежде. Хочу кричать тебе о любви, но великая немота обуяла меня, тишина воссела на трон неколебимого царства вечной беззвучности. Я стою прямо перед тобой, но не могу обмануть твои глаза».

«Как холодно, как страшно сделалось в милой обители моей, словно не вдвоём мы здесь, и множество глаз смотрит на меня оттуда, из мира вечного „может быть“, и они зовут меня к себе, наполняя именем моим расползающиеся вокруг каверны. Не того я ждала эти годы, не такого тебя, ждала своего, а вернулся чужой, принадлежащий не мне, а вечной сопернице людской. О, как часто мы вспоминаем слово „вечность“… И снова я отпускаю тебя, не хороню, а отпускаю, оставь меня здесь, я не готова проститься с солнцем, пением птиц, зеленью трав, лаской материнской руки… Я останусь здесь, а ты отправляйся в своё бесконечное странствие по мирам познанным и непознанным со своей подругой тенью. Ты человек пути. Ушедши, иди».

«И снова тесные улочки родного города, готовый проткнуть луну шпиль собора, старый дом, понимающий мою печаль без слов. Но прочь отсюда, всегда вперёд, нет больше преград и границ. Я вернулся в лес, нашёл израненную одежду духа, омытую ночной росой. Только сейчас я понял, насколько наг. Но я не одинок, ведь много тех, кому не нашлось места в империи полудня. И мы ищем врата, предо мной открылись врата в град земной, теперь мой путь – в град небесный, призывно сияющий по ту сторону долгой и тёмной ночи».

Интендант

Звон колокола в неурочное время показался Готфриду тревожным и сулящим непредвиденное. Так и оказалось: на собрании находящихся в замке членов ордена комендант объявил о восстании пруссов. Рано или поздно чего-то подобного следовало ожидать, ведь та лёгкость, с которой Тевтонский орден продвигался на север и северо-восток, могла быть обманчивой: местные племена слишком строптивы, чтобы легко покориться германскому оружию и принесённой орденом религии. Ведь неспроста здесь, вблизи мощных христианских государств, смогло так надолго сохраниться язычество.

Тем не менее, магистрат Германа фон Зальцы принёс свои плоды: орден продвинулся далеко во владения пруссов, построил несколько замков-укреплений, а крест стал не менее эффективным оружием, чем меч. Однако язычники решили показать, что экспансия тевтонцев не будет слишком лёгкой задачей. Казалось, пруссы неслучайно восстали именно сейчас, ведь после смерти Германа и его преемника Конрада Тюрингского верх взяла пропалестинская партия во главе с новым магистром Герхардом фон Мальбергом. Значительные силы ордена были стянуты на борьбу с мусульманами за сохранение христианского королевства в Святой земле, а завоевания тевтонов в балтийских землях оказались без должной защиты. Вот и сейчас в замке насчитывалась всего пара десятков рыцарей, да ещё сотня пеших воинов, да ещё мужичьё из колонистов, чего было явно недостаточно для успешного отражения натиска прусских племён. Хотя никто не знал численность восставших, схватка обещала быть свирепой, но стены замка крепки, а запас провианта позволял не бояться долгой осады. Уж об этом Готфрид, интендант замка, позаботился.

Однако не только количество пищи, воды и оружия беспокоило его. По взглядам, которые комендант, он же командор гарнизона, то и дело бросал на Готфрида, тот догадался, что от него ждут большего, чем выполнение обязанностей интенданта. Уж слишком легкомысленным расточительством казалось пребывание могучего воина в ризе монашеского смирения. В мирное время на это можно было закрыть глаза, но надвигавшаяся угроза давала коменданту право надеяться, что место ризы займёт железный панцирь с чёрным крестом. Однако в последовавшем за собранием разговоре с глазу на глаз Готфрид подтвердил командору своё нежелание снова брать в руки меч и попенял на непонимание важности религиозной задачи ордена. Война – лишь средство нести слово божие, и горе тем, кто сделает её своей целью. Командор, далёкий от святости стареющий рыцарь, видевший крови не меньше, чем вина, едва ли понял Готфрида, ведь на что тогда орден всюду таскает этих ленивых папских прихвостней, разве не их дело распевать гимны, в то время как доблестные воины сажают язычников на копья? «Это наше общее дело» – получил он короткий ответ и отбыл ни с чем.

Конец ознакомительного фрагмента.