Шутить изволите? Юмористическая проза. Коллективный сборник - Коллектив авторов

– Нет, надо это иначе развернуть, голуби у нас не одноразовые, гадят постоянно. И глагол помягче подобрать, какой нибудь совсем детский.

Голубь какает на темя.

Вторая строка подобралась неожиданно быстро.

Видно их настало время.

– Пошло! Покатило! Вот тебе, голубь! Птица мира, а везде гадит! Как миротворцы по всему миру пакостят… Так это иносказание получается…, совсем другое дело!

– И другая цена – шепнуло сознание.

Воодушевленный политическим подтекстом, Вадим принялся за работу.

Гадят птички на мозги

Видно впереди ни зги.

Что такое зга он не знал, но в рифму ложилось точно, для частушки сойдет.

– Это я по СМИ прошелся, – радовался Вадим.

Что писать дальше он не знал, но тема уже определилась – животные, с политическим подтекстом.

Домашних животных у Вадима не было, он их не любил и даже побаивался. Тут же вспомнилась дорога от дома к метро, которая вела через собачью площадку.

Разномастная стая собак, с лаем носившаяся по площадке, радости не вызывала, а словам собачников, о том, что «собачки добрые и не кусаются» он не верил. Идти через площадку надо было осторожно, чтобы не вступить в следы выгула «друзей человека».

– Голуби кончились, теперь пойдут собаки, тоже в тему, тоже звери.

А соседский пес Трезор

Поднял лапу на забор.

– Отлично! Еще пол частушки, а что с подтекстом? Соседский пес и забор… Не первая собака, не последний забор. Забор… ограда… граница! СОСЕДСКИЙ и граница… провокации и нарушения границы! Наркотрафик, Афган! Ой, как круто я намекаю!

Но граница у нас на замке, хотя и не все в порядке.

Наш забор — краса и радость

А на нем собачья гадость.

– Частушка есть, меняю зверя. Но на какого?

Истошный мяв и визг под окном моментально решили проблему выбора.

– Ох уж эти кошки, и расплодилось же их! Все подъезды загадили и вонь – не продохнуть.

Кошек море — впору съездам,

Их следы по всем подъездам.

– Третья частушка и все об одном – пора обобщать, и без подтекста помянуть о стране.

Гадят все, что есть то есть.

Как державе тут расцвесть?

Написанное вдохновляло и радовало, особенно подтекст. Сунув очередную сигарету в угол рта, Вадим подошел к зеркалу. Изображение в пыльном зеркале выглядело кривоватенько, но виделся-то Маяковский.

Частушки в издательстве, поворчав, приняли, но до публикации не дошло – возмутился Гринпис.

Вадим Тимошин

Банкомат

Наконец-то нам его поставили! Долго мурыжили народ с этой кассой, заставляя тратить рабочее время на почти стометровую очередь, да еще и выдавая зарплату в мешочках. Почему в мешочках? Да потому что «железячки» номиналом в 10, 20 и 50 денег никто не отменял, и почти половина месячного фонда оплаты труда перекочевывала в руки трудяг в таком вот рассыпчатом виде. С одной стороны, это конечно плюс. Если есть кредит – а он сейчас, наверное, закабалил каждого второго – то можно с таким вот мешочком прийти в банк и высыпать пару килограмм монет в кассу, тем самым показав, до какой жизни довела тебя алчность капиталистов. Предварительно желательно не мыться недельку-другую и одеть то, в чем стыдно даже по дому ходить. На понижение процента рассчитывать не придется, но предостеречь других потенциальных жертв финансовых воротил получится. Да и тупо поржать тоже полезно.

Ну, так вот, теперь такой фокус не прокатит – у нас появился цельный один банкомат! На шестьсот человек. Карточки раздали, как белые люди прям. Я с одной стороны обрадовался – дергаться не надо в рабочее время, задержусь на полчасика, народ мало-мало рассосется, можно будет спокойно снять. Не тут-то было. Подкинули мне немножко срочной работенки, так что я еще часок посидел с чертежами и, закончив изобретать педальный мотоцикл, пошел к проходной, где, собственно, и поставили денежную машину. Вернее бы сказать, намерился пойти. От самого цеха до шайтан-коробки выстроилась очередь, едва ли короче той, что вырастала перед кассой, только двигалась она намного медленней. Парадокс? А вот и нет. Представьте себе дядю Васю лет шестидесяти, который всю свою сознательную жизнь крутил гайки на заводе и ручку переключения каналов на телевизоре «Юность». Раньше, подходя к кассе, он совершал всего два действия: называл табельный и протягивал руку. А теперь? Какие-то кнопки, какие-то коды, цифры, без глобуса банкомата совсем не разберешься. Ну, или хотя бы без поллитра. А такие на заводах почти все, кто руками работает. Молодежь-то вся мечтает о портфелях да о «майбахах». Самое крайнее – в конструкторы да в инженеры. Хотя не скажу, что работа особенно престижная. Престижнее, конечно, чем при Союзе, но не настолько, чтобы о ней мечтать. Потому что если что-то не срослось в цеху, виноват инженер, конструктор, а уже в последнюю очередь тот, кто не срастил. Это у меня нервы железные, хотя периодически приходится спиртом протирать, чтоб не окислялись от ядовитой слюны мастеров и бригадиров. А посади за чертежи какого-нибудь мальчика только что из института – через неделю сбежит ко всем чертям.

Ладно, мы об очереди. Не знаю, что двигалось медленнее – очередь или солнце по небу, но человеке на двадцатом начало смеркаться. На тридцатом на небе начали загораться звезды. На сорок первом кончились деньги. Да, вот так! Оказывается, это не шляпа фокусника, из которой можно доставать и доставать кроликов! По очереди прокатился тяжелый вздох. Потом от головы к ж… хвосту пошла бумажка, на которой каждый что-то писал. Я только потом понял, что это народ записывал, кто за кем стоит, чтобы завтра продолжить увлекательный аттракцион. Я со своей хитрой тактикой оказался четыреста седьмым в списке.

Наступило завтра. Я никогда не встречал новый день вот так, с надеждой. Надеялся я конечно на то, что кто-нибудь, ну хотя бы человек двести, пойдут искать банкомат этого банка в город. Притом, что в нашем городишке в десять улиц таких чудес техники не было вообще, ага. Но я надеялся, что дураков у нас хватает, и весь день трудился в каком-то дико приподнятом настроении. Как только прозвенел звонок «конец смены», оставшийся еще со времен товарища Брежнева, я вышел из цеха… И снова оказался в гирлянде из сотен человеко-людей, правда уже не в конце. В конце были те, кто вчера решил схитрить и прийти сегодня, когда народ рассосется. Народ рассасывался со скоростью ремонта наших городских дорог, поэтому в этот день мне также не посчастливилось дойти до банкомата прежде, чем запас наличности в нем иссякнет. На девяностом, если считать со вчерашнего дня, человеке. Ну правильно, с математикой не поспоришь. В четырехстах четыре с лишним раза по девяносто. Однако, как писали поэты, душа и чувства математике не подчиняются, вот и мое чувство острой нехватки деньжат в кошельке заставляло меня преданными собачьими глазами смотреть на мудреный аппарат, в надежде, что где-нибудь в потайном отделении у него припрятана для меня получка. Но реальность была беспощадна. Третий день пододвинул меня к банкомату еще на сорок человек. Кто-то вытащит из актового зала длинные скамейки, и половина очереди сидела. Не та половина, которой принадлежал я, но все же. Четвертый день уменьшил очередь еще на сорок пять человек. На улицу вытащили автомат газводы, стоявший в цеху с незапамятных времен. У меня уже тряслись руки и текли вонючие слюни. Супруга начала подумывать подать на развод. На пятый день я просто отметился в списке и, не задерживаясь ни секунды, пошел домой. Супруга нашла мою последнюю заначку. Свет начал понемногу меркнуть. Наступали выходные. Сухие и безжизненные… На десятый день я целовал экран агрегата, потому как наконец-то к нему пробился, нежно поглаживал раздавленные могучими ручищами рабочего класса кнопки… Зарпла-а-ата-а-а… Жена забрала заявление из ЗАГСа, как только увидела меня трезвым и с деньгами. Руки больше не тряслись, изо рта не пахло. Я был доволен жизнью, как никогда, и в этот вечер совершенно не понимал смысл «поисков счастья», которыми как всегда изобиловали телепередачи. Вот же оно счастье, ребята! Я достоял! Я дожил! А на следующий день календарь показал первое число. Вот так. Пока карточки, пока то да се… Пока в очереди стояли… Короче, через неделю зарплата. Так что, вы как хотите, а я буду агитировать ребят уже сейчас начинать писать список на очередь в банкомат. По алфавиту. Потому что моя фамилия Ааронов.

Без согласных

Недавно приключилась со мной беда – что-то в голове щелкнуло, и перестал я слышать согласные звуки. Совсем. Даже те, что сам говорю. Главное, ни с того ни с сего. Просыпаюсь утром, как положено, в трамвай, а там кондукторша ходит, полненькая такая, на советских еще дрожжах поднялась, Ходит и кричит: