Дело о светящихся попрыгунчиках (СИ) - Щепетнёв Василий

Он было начал благодарить Арехина за ласку и заботу, но тот ответил, что икру и обмундирование он получил в Кремле специально для напарника, геройски отдавшего кровь во имя развития науки.

Тут Орехин вспомнил, что они, вообще-то, ездили в Кремль за другим. Он и спросил, как прошла встреча Арехина с наркомом просвещения.

— Душевно прошла. Сердечно. Очень обрадовался нарком возвращению ожерелья. Сказал, что если б мы серьги не нашли, он бы и не обиделся вовсе, ну, а раз нашли, значит мы сознательные рыцари революции.

— Рыцари?

— Да. Мы и чекисты — рыцари. Наверное, по аналогии. На Чудском озере русские побили псов-рыцарей. Рыцари — псы-рыцари — просто псы. Это, впрочем, лишь предположение.

— Вы отдали ожерелье?

— И ожерелье, и серьги. Под расписку. А потом спросил про рубины. Те красные камни, что похитители оставили себе.

— А…

— Выяснилось, что Анатолий Васильевич к этим камешкам никакого отношения не имеет. Эти рубины дал Матильде Палиньской некто Богданов-Малиновский, бывший на вечеринке, устроенной по случаю премьеры. Матильда Палиньская особенно рубинами и не интересовалась, это Богданов навязал ей свое добро. Напирал, что они ведут происхождение с древнейших времен, что царица Клеопатра не расставалась с ними до самой смерти, что Наполеон предпринял свой поход в Египет ради этих камней, и что Александр Победитель после разгрома французов приказал доверенным людям во что бы то ни стало отыскать камни, взамен чего предложил Наполеону почетную ссылку на остров Эльба. Николай — наш Николай, которого свергла революция, — подарил рубины сестричке Ольге на свадьбу, когда та вышла за принца Ольденбургского, Петра Александровича. По другим сведениям, рубины у Клеопатры похитил Цезарь, потом они оказались в Византии и были приданым царевны Софьи, дочери последнего императора Палеолога. Одним словом, очень исторические рубины. Вот Матильда и взяла их, для вдохновения. Артистам очень помогает контакт с подлинной исторической вещью. А так цена рубинам пятьсот рублей, много — тысяча золотом, если без истории. Не царский подарок. Он, Луначарский, в драгоценностях разбирается не хуже иного ювелира.

Мы с ним тепло расстались, и я решил поискать Богданова — расспросить, с чего он вдруг надумал дарить Матильде драгоценности. Не по чину ему Матильда-то. Луначарский — нарком, а Богданов даже не вождь, а так… видный деятель. Но — любопытный деятель. Ему и кабинет в том здании не по чину, а вот имеет… пока имеет. В кабинет я и пошел. И нашел в нем вас, Александр. Богданов успел уехать, у него дело… в Абрамцеве.

— Он что, сильно раненый — Богданов?

— Нет, о его ранениях никому ничего не известно. Зато известно другое. Богданов считает, что переливания крови могут продлять жизнь на десятки, на сотни лет. Заманчиво, однако. Многие сомневаются, но отчего б и не попробовать? Мировая революция, похоже, затягивается, и одной жизни вождя, особенно вождя в возрасте может и не хватить. Вывод: жизнь вождей следует продлить, и никакая цена не окажется чрезмерной. А кровь, что кровь… На фронте я видел людей, терявших и литр крови, и больше, но они ее теряли от ран — руку оторвет, ногу, или осколок в животе. А если под медицинским наблюдением, на кушеточке, иглой в вену, никаких ран, все чисто, асептично, что ж… Особенно если дело уже сделано… Усиленное питание, легкая работа, и через неделю-другую все пройдет.

— Неделю? Да я здоров! — Орехин вскочил со стула. В глазах потемнело, в ушах зазвенело, ноги дрогнули, и он упал назад на стул.

— Здоровы, здоровы, — слышал он сквозь звон и туман голос Арехина. — Только немного ослабли. Резко не вставайте, не бегайте, все делайте неспешно, медленно — хотя бы сегодня.

Туман рассеялся быстро. Теперь Орехин вставал не спеша — и ничего! Не спеша же прошел по комнате — и опять ничего! Не спеша сел в кресло, что стояло у окна, не спеша подумал и сказал:

— Странное совпадение. Сначала вдруг артистке непрошено дарят красные камни, а по пути домой кто-то эти камни крадет.

— Именно. Складывается впечатление, что Матильда Палиньская нечувствительно сыграла роль курьера. Камни ей дали именно для того, чтобы их украли.

— Но зачем?

— Вот и я думаю — зачем. Если камни попали к инженеру Оленеву, и если инженер Оленев бывал в Кремле, отчего бы Богданову просто не отдать камни из рук в руки, безо всякой театральщины?

— Я забыл… Вы, Александр Александрович, нашли инженера? В Кремле то есть?

— Нет. Кремль — он большой. Не каждого и спросить можно, а кого можно — не каждый ответит. Особенно, если Оленева там знают, как какого-нибудь Штыкина или Лося?

— Почему Штыкина?

— Многие сегодняшние обитатели Кремля и не упомнят всех своих партийно-конспиративных фамилий. А некоторые забыли фамилию родовую, настоящую… Вдруг и Оленева знают под партийным псевдо? Нет, Оленева нам так просто не найти. Да и повода нет. Просьбу наркома Луначарского мы выполнили, а для удовлетворения нашего личного любопытства никто беспокоить кремлевских обитателей нам не позволит. Довольно и того, что мы узнали: рубины получены от Богданова.

— Довольно ли?

— Таинственных совпадений у нас уже так много, что проглядывается система. Сам Богданов — фигура весьма загадочная.

— Ну да, кровь…

— Кровь — еще не все. Он, Богданов, как бы в шутку утверждает, что прибыл на Землю с Марса — для осуществления мировой революции. Даже книгу о революционном Марсе написал, «Красная Звезда».

— Когда написал?

— Давно, еще до революции. Далее, бывший зять Николая Второго, принц Петр Александрович Ольденбургский утверждал, с помощью рубинов перемещался на Марс, где живут и люди, и осьминогоподобные твари.

— Ну, это он загнул…

— Да, поэтому принца посчитали не вполне здоровым душевно. На этом основании Ольга Александровна Романова получила от святейшего синода разрешение на развод. Но связь рубины — Марс остается, никуда не деться.

Не деться, не деться…

Арехин посмотрел на часы. Тяжелые, напольные, они едва шевелили золоченым маятником. А все ж время шло.

— Александр! Я сейчас должен уйти. Вам же необходимо написать отчет о вчерашнем. Стол, перо и бумага — в библиотеке.

— Написать? Отчет? — тезка Он испугался всерьез. — Но я не умею!

— Как сумеете. Учтите, Александр, для следователя работать пером порой не менее важно, чем работать головой. Или стрелять из маузера, — усмехнулся тезка Аз. — Пишите спокойно, по порядку, ну, как если бы Вы рассказывали товарищу Оболикшто, причем не в службу, а в дружбу. Мудреных слов не держитесь, пользуйтесь теми, которые сами просятся на язык. Придерживайтесь фактов. Чему сами были свидетелем — то факт. Что слышали от других — сведения. О догадках лучше не писать вовсе. Мало ли до чего можно додогадываться. Устанете — отдохните, можете даже поспать. Обед вам подадут, если я вдруг задержусь.

И Арехин ушел, оставив тезку исходить холодным потом…

9

— Итак, коллега, вы утверждаете, что в деле о баскервильской собаке Шерлок Холмс допустил грубейшие промахи?

— Мне это представляется несомненным. Истинный преступник, виновный в смерти сэра Чарльза Баскервиля, каторжника Сэлдома и учителя Стэплтона, а также в злоумышлении на жизнь сэра Генри Баскервиля — это доктор Мортимер. Возможно, я бы не смог убедить в этом суд присяжных…

— Суд присяжных, — перебил Арехина Ленин, — это совершеннейший бред, архичушь, выкидыш бесплодного ума. Взять дюжину неподготовленных обывателей и поставить перед ними сложнейшую юридическую задачу — это нужно ж было додуматься! Они б еще больных так лечили: пригласили бы на консилиум добропорядочных мастеровых, купчишек, дворянчиков, крестьян от сохи, пусть решают — резать больному брюхо, али пусть ишшо поживет, — и он засмеялся — громко, заразительно, щеки его порозовели, резкие морщины у рта смягчились.

— А независимость судебной системы от государства? — спросил Арехин.

— Ну, батенька… Ну… Ну, вы просто уморить меня решили сегодня… — захлебываясь от смеха, едва выговорил Владимир Ильич. — Судебная система — это составная, неотъемлемая часть любого государства — ну вот как ваша голова есть неотъемлемая часть вас самого. Хотели бы вы иметь независимую голову? В лучшем случае это шизофрения, в худшем — гильотина… — Владимир Ильич начал успокаиваться — отхлебнул чая из стакана в оловянном железнодорожном подстаканнике, потер ладонь о ладонь, потом пригладил бороденку. — Нет уж, сказочки о независимости оставим наивным простачкам.