Том 16. Фредди Виджен и другие - Пэлем Вудхауз

— Неужели он?..

— Вот именно.

— Ох, Шорти, Шорти, Шорти!

— Несомненно, Стэнвуд рассказал вашему отцу о своей любви, а ваш отец, чтобы не отстать, рассказал о своей. Заметьте, они друг другу не представились. Так обычно и бывает, когда знакомятся в баре. Пока я не назвал Стэнвуда, он был для лорда Ш. приятным незнакомцем, похожим на гиппопотама.

— А ведь похож!

— Больше, чем некоторые гиппопотамы.

— Но не в том дело.

— Не в том.

— Главное, может ли он хранить тайну. Если он приедет к нам…

— …он встретит вашу Аделу. А если он проговорится, мы все пойдем прахом. Да, эта самая мысль терзала нашего лорда. Он ждал утешения, но не дождался. Мне пришлось открыть ему, что Стэнвуд — сплетник самого высокого ранга. Мы в Америке не даем рекламы в газетах, просто сообщаем что-нибудь Стэнвуду. Оно и дешевле.

— Какой ужас!

— Так сказал и граф.

— О, Господи!

— И это он, кажется, говорил. Какая драма, а? Но не пугайтесь, я все уладил.

— Уладили?

— Естественно. Где я, там счастливая развязка.

— Для вас пределов нет?

— Пока их не обнаружили. Так вот, я предложил, чтобы Стэнвуд остался здесь, а я поехал в замок.

— Выдавая себя за него?

— Вот именно.

Майк улыбнулся, ожидая похвал, но Терри задумалась.

— По-нятно…

— Какой ум, а?

— Могучий.

— Другого выхода нет. Конечно, я принимаю как данность, что вы меня не подведете.

— Ну, что вы! Зачем мне губить Шорти?

— То-то и оно. В общем, такой вот план, по-моему — идеальный. Вашей сестре нужен Стэнвуд, и она получит его в улучшенном издании. Ваш отец хочет, чтобы Стэнвуда не было, и его не будет. Я хочу попасть в замок, чтобы обхаживать вас, и я туда попаду. Живя в этом мире, пытаешься хоть как-то распространять сладость и свет — и что же, просим! Все счастливы.

— Кроме меня.

— Ну-ну, что за тон?

— Повторяю, кроме меня.

— Вы не хотите, чтобы я поехал в замок?

— Да, не хочу.

— Ничего, погодите, пока я разверну лепестки. Или, если угодно, открою свои глубины.

— У вас их нет.

— Что вы, есть.

— А я все равно не хочу, чтобы вы ехали в замок.

— Да это же истинная благодать! Как хорошо я помню старый Бивор, рай для влюбленных! Гуляя в рощах, сидя на скамейках, топча зеленые газоны, ловя угрей во рву, мы быстро преодолеем ваши предрассудки. «Ах ты, Господи! — подумаете вы. — Как же я не углядела, что именно он сужден мне судьбой?» Может быть, уроните слезинку — как-никак, мы давно могли пребывать в счастливом браке.

— А вы не задерживаете Стэнвуда?

— Он ушел. Видимо, есть не хочет. А я, так и быть, перекушу с вами и вашим отцом.

— Вас никто не приглашал.

— Мне приглашения не нужны, я из Голливуда. А вот и граф!

Действительно, лорд Шортлендс шел к ним. Вид у него был такой, что Терри вскрикнула. Больше всего он был похож на Стэнвуда в те минуты, когда тот выпил целебное снадобье. Глаза у него тоже вращались в орбитах, и он напоминал человека, сраженного молнией.

— Терри! — крикнул он. — Ты помнишь этот альбом? Он проглотил что-то раза два и продолжал:

— Сейчас я говорил с Дезборо. Он нашел там марку, которая стоит больше тысячи фунтов.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава VIII

Когда бой Биг-Бена плыл от Вестминстера над Лондоном, возвещая половину третьего, Огастес Ворр неслышно вошел в гостиную квартиры № 7 в Блоксем-хаусе, на Парк-лейн. Он только что окончил второй завтрак, заметим — несколько поздний, и намеревался увенчать его хорошей сигарой. Как ни прискорбно, подойдя к коробке, он заметил, что на тахте лежит хозяин.

— А, вы тут, дорогуша, — сказал он, поспешно пряча добычу в недра своих одежд. — Не заметил, как вы пришли.

Стэнвуд не отвечал. Он отвернулся к стене, и верный слуга сделал из этого выводы.

— Ну и ну! — воскликнул он. — Опять! Однако вы даете. Суток не прошло, как я вас откачал, еле справился. И что же? Надрались, как зюзя. Скажите спасибо, что вы не… э-э… грабитель, им пить никак нельзя. Помню, был такой Гарри Коркер, мы его звали Насос. Зашел он в один дом, занялся сейфом, нашел со второго раза какие-то кнопочки и глянь — музыка играет, для танцев, из приемника. Если бы он не догадался прыгнуть прямо в окно, была бы ему крышка. После этого случая он немного одумался. Что ж, пойду за другой бутылкой этого зелья. Попрошу молодого человека, чтобы покрепче сделали.

Стэнвуд присел на тахте. Лицо его было мрачно, голос — ясен.

— Я не пьян.

— Вон как? — удивился Огастес. — А с виду — хуже некуда. На воздух вам надо, дорогуша. Я уже вещи сложил.

— А теперь разложите.

— То есть как это? Мы же едем в замок.

— Нет, — ответил Стэнвуд и объяснил, в чем дело.

Мы гордимся Огастесом Ворром. От лысеющей головы до массивных стоп он был снобом и мечтал о том, как будет писать письма на бумаге с короной, а позже между делом упоминать о всяких там графах. Сейчас он чувствовал себя как пери, изгнанная из рая.

Однако его золотое сердце вынесло удар. Пробормотав: «Ну и ну..» — он взял себя в руки. Никакое занятие не укрепляет дух так, как кража со взломом. Посудите сами, трудишься полночи над сейфом, чтобы обнаружить только затхлый запах да дохлого паука, — и принимаешь это, зная, что земная жизнь полна разочарований.

Но при всей своей мудрости Огастес проекта не одобрил.

— Помяните мое слово, — сказал он, — толку не будет.

— Почему?

— А потому, дорогуша, что вранье к добру не приведет. Запутаетесь, как миленькие. Помню я такой стишок: «Ты попадешь в густой туман, когда решишься на обман».[10] На память читал, дядя Фред даже давал мне леденцов, чтобы я, это, остановился. Ему, понимаете, мешало обед переваривать. Сядет к столу, а кулечек наготове. Ладно, если вы не надрались, что ж у вас вид, простите, поганый?

— Какой-какой?

— Ну, эдакий. Наподобие тухлой рыбы, — отвечал честный слуга.

При обычных обстоятельствах Стэнвуд остерегся бы доверять заветнейшие тайны тому, кого считал несколько фамильярным. «Ему только дай палец, — подумал бы он, — совсем распустится». Но глубокая скорбь настигла его, морозы и смерчи крушили сад его мечтаний, а в такие минуты изольешь душу любому.

— Если хотите знать, — сказал он, — у меня разбито сердце.

Огастес удивился и выказал интерес.

— Вон как! — заметил он. — А я-то думал, когда ваша девица приехала, вы будете петь, будто птичка. Что, отставку дала? Они всегда так, эти, прямо скажу, любимицы публики. Избаловали, одно слово. Им бы заехать в глаз, сразу бы стали как шелковые. Другого нашла, что ли? Так я и знал.

Стэнвуд тихо взвыл. Тон, да и смысл этой речи ему не нравился, но потребность в наперснике снова оказалась сильнее.

— Не в том дело, — сказал он. — Сейчас я у нее был…

— И зря, дорогуша, зря. Девицы всегда злятся с перепоя.

— Она не злилась.

— Вот она, корысть! Держитесь подальше, дорогуша.

— Какая корысть, чтоб вас черти драли!

— Однако, выраженьица…

— Она говорит, что брак не продержится, если жена богаче мужа.

Огастес присел на тахту, сдвинув ноги хозяина, и сложил кончики пальцев.

— Это верно, — согласился он. — Тут ничего не попишешь. Ну и ну, актерка-то — не дура. Последнее дело за всяким грошом идти к жене. Помню, мой дядя Реджинадд…

— К собачьей матери!

— Да, выраженьица… — обиженный Огастес встал. — Собирался про него рассказать, а теперь не буду. А девица — она права. Я думал, вы и сами знаете. Нехорошо от жены зависеть. Надо себя уважать.

— Уважать, трам-та-ра-рам!

— Выраженьица. Вы что, вечного огня не боитесь? Ну, ладно. Что делать-то будем?

— Не знаю.

— И я не знаю. Раз уж такое дело, я лично бы выпил. Пойду, намешаю бренди с содовой.

— Побольше бренди, если можно!

— Не беспокойтесь, дорогуша. Мне не жалко.

Огастес вернулся не сразу, его задержал звонок в передней. Когда же он пришел, он увидел, что хозяин сидит и курит.

— Я вот что сделаю, — сказал Стэнвуд, благодарно принимая бренди. — Поговорю с ней начистоту.

Огастес покачал головой.

— Нет, дорогуша, — сказал он, — ничего у вас не выйдет. Тут надо молить, просить, распинаться.

— А что? Я так и сделаю.

— Это навряд ли. Сами посудите, она — тут, а вы — в замке. Мистер Кардинел был в таком же, как говорится, положении, только его девица сидела в замке, а он — тут.

Несмотря на животворящий напиток, Стэнвуду не хотелось слушать всякую чушь. Преданный служитель явно рехнулся.

— Что вы порете? — спросил хозяин, сурово глядя на него. — Сказано вам, я не еду ни в какой замок.

— Едете, дорогуша, раз уж телеграмма пришла.