Безмятежность - Светлана Нилова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Ты и сам теперь похож на еврея! – парировала мама. – С таким-то носом.
- Ну, уж нет!- смеялся папа.- У меня есть аргумент, что к иудеям я не принадлежу.
- Я сейчас как стукну по твоему аргументу! – сердилась Гленн.
- Попробуй сначала догони!
И они начинали носиться и, в конце концов, забыв, кто кого догоняет, падали на палубу, утомленные весельем. Я веселилась вместе с ними, мне было радостно видеть папочку снова здоровым, а мамочку – красивой. Все стало по-прежнему.
Вот только по ночам я внезапно просыпалась и в навалившейся со всех сторон темноте, слушала бешенный стук своего сердца.
8. Роберт
Если описывать нашу жизнь дальше в подробностях, то выйдет довольно интересный и красочный путеводитель по разным странам и островам. Мы петляли, словно запутывая следы. Теперь я понимаю, что это так и было.
Я слышала, как ещё в здании суда, папа говорил, что собирается пройти Панамским каналом и обосноваться в Калифорнии. Но шли мы на юго-восток, снова через Атлантический океан, и первая земля, которую мы увидели после долгих дней пути, был небольшой остров.
Святая Елена оказалась приветливой землёй. Мы остановились, чтобы пополнить запасы и переждать полосу штормов, о которых папа узнал по рации. «Ника» тоже требовала ремонта. Она оставалась в доке с папой, а мы с мамой на велосипедах катались по острову, побывали во всех интересных местах и знакомились с местными жителями. Мама представляла меня, как Софи Берто, а сама называлась почему-то Элен Берто. Для местных жителей мы были французскими туристами на отдыхе. Вот тогда мы и пользовались французскими документами, так я узнала, что у меня есть другое свидетельство о рождении.
На Святой Елене я вволю попила молока, а наши с мамой ежедневные упражнения с велосипедами по холмам и горным дорогам, сделали наши тела крепкими и сильными. В это время папа не занимался со мной ни математикой, ни другими науками. Он велел мне узнать о том великом человеке, что покоится в этой земле. В местной библиотеке я взяла две книжки: английскую и французскую. Английскую читала я сама, а французскую мне читал папа. Они оказались про одно и тоже. Те же события, те же факты, но как по-разному они были истолкованы! Словно речь шла о разных событиях и разных людях.
- Он ведь хотел объединить Европейские страны! Как сейчас! – расстраивалась я, отбросив английскую книжку. – И он никогда не возвеличивал одну нацию над другой! – горячилась я. – Почему о нём пишут так зло?
- Ты у меня слишком умная для десяти лет.- Утешал меня папа. – Давай, лучше почитаем сказки. Твою любимую, про невесомую принцессу. Или про белую кошечку.
- Как можно читать сказки, когда вокруг такая несправедливость!?
- Я уже и не рад, что ты прочитала эти книжки, – говорил папа. – Несправедливости в мире предостаточно.
Наполеон Бонапарт. Просто Наполеон. Он родился на Корсике, там же где и мой папа. И прожил такую блистательную и великую жизнь!
Позже я поняла, почему мой папа хотел, чтобы я узнала о Наполеоне. Именно его насыщенная жизнь вдохновила меня на постоянное обучение, чтение разнообразных книг и самодисциплину.
«Мы – корсиканцы!» - думала я, - «И мы можем всё. Надо только захотеть.»
После Святой Елены, мы взяли курс на юго-восток. Держась вблизи Африки, папа не рисковал подходить к её берегам. Я в это время читала Жюля Верна.
«Африка! Колониальная Африка! Страна работорговцев и невольников!» - восклицала я вслед за Диком Сэндом, пятнадцатилетним капитаном.
Я обожала этого героя! Меня не смущало, что он не знал секстанта и астролябию и прокладывал маршрут, полагаясь только на компас. Я тоже мало разбиралась в навигационных приборах. Дик Сэнд был отважный, честный, мужественный, справедливый и, конечно же, красивый (в моём представлении). Я потребовала у папы карты и мы с ним прокладывали маршрут «Пилигрима». Вернее два маршрута. Как он шел по представлениям Дика и как его реально вел негодяй Негоро. Когда Дика приносили в жертву негритянским богам, я рыдала и не хотела засыпать, пока не узнаю, что же было дальше. Попутно я придумывала и другие приключения. Словно бы я тоже была на «Пилигриме» и, вместе с Диком, спасала миссис Уэлдон и её малыша.
Так вместе с Диком Сэндом и всевозможными фантазиями, мы, совершенно незаметно для меня, пересекли Атлантический океан и оказались у южной оконечности «черного» континента.
До Кейптауна на парусах мы не дошли. Кончился ветер, и пришлось запускать дизель. Когда показались огни большого города, папа предупредил:
- Сегодня стоим на рейде. Завтра - десантом в город, возьмем, что нужно и прочь из него.
Мама вздохнула, но спорить не стала. Если на Святой Елене нам было почему-то спокойно и совсем не вспоминалось, что нас могут искать, то здесь, в шумном Кейптауне, снова стало тревожно и возникло ощущение опасности.
На следующий день мы долго, очень долго проходили таможенные процедуры, и у нас не вышло закупить продовольствие. Тогда мы наняли такси и поехали в город. Мне было поначалу непривычно: всё время казалось, что машины едут не так. Но мама мне объяснила про левостороннее движение. Мы отправились на Сигнал-Хилл. Это такая гора с обзорной площадкой наверху. С одной стороны – город, с другой – город и море. Мне было удивительно, сто такой огромный город Кейп называется Таун, а не Сити. Я очень боялась, что на африканском континенте будут только чернокожие. Я всё ещё с ужасом вспоминала черные руки на своей шее и потные ладони, зажимающие рот. Но оказалось, что и белокожих людей в Африке тоже достаточно.
Ко всему прочему, оказалось, что недалеко от города живет папин друг, бывший моряк, с которым долгие годы они общались в радиоэфире. Забавно, но они ни разу не видели друг друга.
На «Нике» мы обогнули Кейп Пойнт и причалили в бухте. Потом папа нанял такси и мы отправились в горы, в городок Вустер. Дорога по красноватой пустыне показалась мне утомительной. Так долго в такси я не ездила никогда в своей жизни. Вустер оказался совсем небольшим городком, вроде деревни. Там, в маленьком красно-коричневом домике, жил Роберт.
Он оказался дивным, лохматым стариком, похожим на Энштейна. Его голубые глаза, казалось, выцвели, но смотрели из под седых бровей внимательно, готовые каждую минуту заискрится неподдельной радостью. Кроме того, Роберт всюду разъезжал на легкой, блестящей коляске. Его белые, тонкие ноги в хлопчатобумажных шортах, лежали неподвижно. Зато плечи и руки были мускулистыми и крепкими. В его гостиной вперемешку стояли какие-то приборы с проводами и сооружения для спорта, из стен на разном уровне выходили хромированные ручки и наоборот: куда-то в потолок уходила целая коса из проводов. Ни кресел, ни стульев в гостиной не было.
- Извини, Ник, – оправдывался Роберт. – Ко мне надо приходить со своей мебелью.
Дверей в его доме тоже не было, разве что входная.
Мы вышли из затруднительного положения – разместились на циновке на полу.
Роберт угощал нас вкусным чаем из каких-то африканских трав, расспрашивал папу, рассказывал сам. Казалось, они знают друг друга целую вечность.
- Дочка вот уехала. Не хочет она в Африке жить. Притеснение чувствует, белая госпожа. Хе-хе… - Роберт засмеялся.
- А ты? - папа смотрел на старика.
- А мне что? Место своё надо в жизни иметь. Людям помогать, пользу приносить – тогда и уважать будут. Вне зависимости от цвета кожи. Я вот не слышал, чтобы мать Терезу где-нибудь «притесняли».
Он снова засмеялся.
Папа с Робертом долго разговаривали, шутили и смеялись и казались мне ровесниками, несмотря на морщинистое лицо Роберта.
Позже папа рассказал мне, что Роберт – известный спасатель. По 15 часов в день он проводит в эфире, выискивая, кто подает сигнал о помощи и на его счету много спасенных жизней. Это сейчас и портативные рации, и радиотелефоны, а Роберт занимался этим делом, когда ещё и компьютеров не было. Он спасал не только тела, но и души. Поддерживал отчаявшихся, утешал несчастных, разделял с радистами и тревоги их и радости.
Пока взрослые разговаривали, я рассматривала приборы и картины на стенах.
В гостиной висели старинные карты и современные фотографии. На одной из них была молодая женщина с малышом на руках. У женщины были белые-белые волосы, ярко красные губы и шляпа с широкими полями. Малыш, как ангел на картинах Рафаэля, смотрел куда-то вверх и сосал палец. Ещё один портрет женщины, только черно-белый, стоял в рамочке на рабочем столе. Женщина тоже была со светлыми волосами, но совсем другая и глаза у неё были грустные. Она была гораздо старше и улыбалась как-то виновато. А ещё висела фотография самого Роберта. Он стоял на берегу океана в одних шортах и ветер трепал его светлые волосы. Фотография была черно-белой и, наверное, очень строй, потому что Роберт на ней казался ровесником папы.