Не очень драматические пьесы. Повести и рассказы - Дмитрий Аркадин

Александра: – Не надо ко мне подкатывать! Я этого не люблю! Не забывайте, пожалуйста, мазганов много, а я одна! Кранов много, а я одна! Вас много, а я одна!

Татьяна: – Нас должно быть меньше! Меньше, чем голубей на памятнике Пушкину в день его рождения!

Элиана (спохватившись): – Кстати! Если мне не изменяет память, у вас же завтра день рождения, дорогая Александра!

Александра: – Нет, Элиана, память вас подводит. Мой день рождения ещё не скоро.

Элиана подскакивает к Александре, берёт её за локоть. Та вдруг замечает в руках Элианы прозрачный пакет, через который угадывается большая коробка конфет, ананасы, виноград и др. фрукты. Меняется выражение лица.

Александра: – Но вы знаете, как говорят дети: «Тепло, тепло». Сегодня день рождения моего сына. (Уводит Элиану несколько в сторону, принимает из её рук пакет). О! И не надо ни с кем вашему супругу сидеть! Ни с Рузвельтом, ни с Черчиллем! Надо, чтобы сын мой хорошо посидел! Не могу ничего придумать, чем его порадовать. Он такой у меня привередливый, вам не передать! (Делает большие глаза, шепчет Элиане) Будьте в среду после трёх часов дома, придёт мастер, сделает вам съезд для коляски. Это я вам обещаю – придёт обязательно, я лично проконтролирую.

Элиана: – Большое вам спасибо! В среду мы ни шагу из дома! Пусть сынок на здоровье кушает рижские конфеты и трюфеля!

Татьяна (громко): – Вот и все ля-ля-ля! Не подкатила, так подсластила! Слава Богу, хоть для одной несчастной кончился её ящик плача!

С улицы появляется Лёня. Он весь в джинсе, на носу крутые солнечные очки, на голове модно повязанная шелковая косынка.

Лёня: – Доброе утро! Шалом, подруги дней моих суровых!

С ним здороваются.

Оксана (склонившись над блокнотом, задумчиво):

– О, эта старость – невежество божье!О, этот дар – жизнь свою раздарить!

Лёня (присаживаясь на скамейку): – Старость – это когда девочки по вызову приезжают на машине с красным крестом.

Люда щелкает сумочкой, достаёт оттуда пузырек красного лака для ногтей, начинает старательно красить ногти. Лёня достаёт откуда-то три алых розы.

Лёня: – Это вам, Люда! (Поёт) Алую розочку, красную розочку я тебе дарю!

Люда шевелит пальчиками, ждёт, когда лак просохнет. Осторожно берёт букет:

Люда: – Дарите мне? Спасибо, конечно, Лёнечка. Очень приятно, но обернитесь вокруг – вы ещё такой молодой. Цветы – это давно уже не про меня!

Лёня: – Как это про вас! Как это не про вас! Ещё как про вас! Вот послушайте. «Спешите договориться с девушкой, пока она не смыла косметику».

Люда: – А о чем это я должна с вами договариваться? Если вы имеете в виду это, то хочу вам заметить, что от недостатка этого не умирают. Умирают от недостатка любви! А потому ничего не могу для вас сделать ни с маникюром, ни без!

Лёня: – Люда! Так любовь – это то, что случается с мужчинами и женщинами, которые не знают друг друга. Может мне не верить, но это сказал не я, а как его…. писатель Моэм, который Сомерсет. И, кстати, не еврей!

Голос Юрия сверху: – Он ещё и не то сказал! Он сказал ещё, что красивую женщину можно целовать без конца и ни разу не попасть в одно и то же место. Это проверено на моей Элиане! Эх, если бы я мог ходить! На руках бы носил её! Такая любовь! Никакому Моэму, никакому Сомерсету не снилась! (Поёт) Как молоды мы были, как безрассудно пили, как новобранцев брили, как верили в себя!

Появляется Виктор. Весь обвешен авоськами с питами. С ним заплаканная Сима, теребит в руках собачий ошейник. Она присаживается на скамейку и всхлипывает.

Лёня: – Что я вижу? У Симочки глаза на мокром месте? Что случилось? Не плачьте, Симочка! Хотите, я приглашу вас сегодня в кино на последний сеанс! Как в юности!

Сима только отмахивается и опускает голову.

Виктор: – Какое там кино! Товарищи! Найда у бедненькой пропала! Сквозь землю провалилась, как когда-то Атлантида!

Люда: – Что плакать-то сразу? Может, у подружки сидит!

Александра (раздражительно): – Откуда у вас такое обращение, Виктор «товарищи?». Нет в нашем доме товарищей, а есть пожилые и очень пожилые. (Смотрит на часы, быстро уходит).

Элиана: – Как страшно жить! Как страшно жить, если вокруг не товарищи, а только пожилые!

Сима (поднимает лицо): – Действительно, страшно! Не зря Найда сбежала. Ни у какой она не у подружки! Найда – это собака! Собака у меня потерялась! Как мне теперь без неё!

Люда: – Собака?! Всего-то! Подумаешь собака, какая-то! Другую заведёте!

Сима: – Собака не «какая-то!». Попрошу вас относительно Найды так не говорить. Я нашла ее ночью. Это ещё в Москве было. Подобрала щенка зимой у гостиницы «Пекин», возле площадки, откуда обычно отправляются в турне международные туристические «Икарусы». Отошел последний, с итальянцами. В клубах белого дыма, среди синих сугробов вдруг увидела, как панически мечется и скулит собачонка на холодной платформе. Пронзительно плачет, проваливаясь в глубоком снегу. Ее забыли, недосчитались иностранцы нерасторопные. (Замолчала, всхлипывает)

Лёня: – Может, объявление надо дать. Мол, потерялась собака такая-то. Подпалины на ушах!

Виктор (передразнивая Лёню): – Подпалины на ушах! Ты думаешь что говоришь? Объявление! Она же читать не умеет!

Сима: – Смеётесь…. Знаете, какой она девочкой была? С «Виагрой» пела, когда они по телевизору выступали.

Виктор: – Раз она такая музыкальная и грамотная – не заблудится! Вернётся ваша Найда! Нутром чувствую! А пока берите питы! (Достаёт из большущего пакета пакеты поменьше) У нас в Белоруссии говорили: «Скажи мне, что ты несёшь, и я скажу, где ты работаешь!» Актуален это афоризм и тут. Налетай, народ! Всем принёс, всех угощаю!

Народ со словами благодарности забирает пакеты.

Оксана (листая блокнот):

– Как штатный поэт нашего дома, не могу обойти без поэтического внимания бескорыстные поступки Виктора. Нашла время, подступило вдохновение – посвятила ему несколько строк.

Все (заинтересованно, дружно):

– Прочтите! Интересно! Слушаем!

Оксана (торжественно): – Как хорошо, что я еврей! Я так люблю фалафель! – глаза закатывал щенок, уткнувшись носом в кафель. А Виктор питы раздавал бесплатно – щедрый гений! А то, что безработный он – щенку было до фени!

Все восторгаются, хлопают в ладони, крики «браво» и пр.

Виктор (совсем не весело, почти мрачно):

– Вот, вот! Только щенку моя неустроенность до фени! А тем, кто мог бы помочь, тем ещё дальше! Оксана, щенок, может, и любит фалафель, а я это арабское блюдо ненавижу! Впрочем, как и всё остальное. Жизнь, как зебра. Черная полоса, белая полоса. А моя жизнь – сплошная чёрная зебра! Подарите листок с автографом на память! Спрячу под стекло, повешу на стену, пусть читают, не заглядывая через плечо.

Оксана расписывается, протягивает Виктору лист.

Лёня: – Тельняшка лучше зебры. У матросов всегда есть надежда на спасательный круг. А если серьёзно, старик, какие проблемы?

Виктор: – Это тут я питы таскаю, а в той жизни закончил МГИМО. Работал атташе по вопросам печати при немецком консульстве в Белоруссии. Но после развала «Союза Нерушимых» мы с мамой стали там совсем чужими. Зарабатывать было негде, жрать тоже нечего. Лукашенко позакрывал практически все посольства. В моём меня сократили. Лукашенко ввел жесточайшую диктатуру. С мамой мы бросили все, приехали в Москву. Тут-то и начались наши скитания. Она кое-что зарабатывала, торгуя на рынке, но ее оттуда выгнали.

Оксана: – Выгнали? За что?

Виктор: – Не дала кому-то из администрации рынка, мы не могли платить за комнату – нас выставили на улицу. Сначала тасовались на вокзалах, но вскоре менты нас выперли отовсюду. К этому времени мама спуталась с какими-то алкашами. По их наводке мы поселились в одном из подвалов «долгостроя». Там прожили около года. За это время новые приятели втянули маму в бесконечные пьянки. Как-то собутыльники угостили её паленой водкой. К утру мама умерла.

Виктор замолчал, похлопал себя по карманам, ища сигареты. Не нашёл, отвернулся.

Оксана: – Что же дальше?

Виктор (поднял лицо, глаза в слезах): – А дальше… Того, кто наливал маме, мне удалось разыскать. Бомж из Марьиной рощи, теперь лежит там где-то…

Люда (в ужасе): – Что вы с ним сделали? Вы убили его?

Виктор: – Зачем – убил? Он по пьяни под машину попал… Бог не фраер. Мне же практически сразу чужие люди помогли улететь в Израиль. Ну и достаточно воспоминаний, ласкающих душу. Жизнь продолжается, пока земля ещё вертится, как это ни странно.