Десять негритят - Кристи Агата

Глава 4

1

Наступила тишина – гости в ужасе застыли на своих местах. Молчание нарушил тонкий въедливый голосок судьи:

– А теперь приступим к следующей стадии расследования. Но прежде всего я хочу приобщить к делу и свои показания. – Он вынул из кармана письмо, бросил его на стол. – Письмо написано якобы от имени моей старинной приятельницы – леди Констанции Калмингтон. Я давно не видел ее. Несколько лет назад она уехала на Восток. Письмо выдержано в ее духе – именно такое несуразное, сумасбродное письмо сочинила бы она. В нем она приглашала меня приехать, о хозяевах упоминала в самых туманных выражениях. Как видите, прием тот же самый, а это, само собой, подводит нас к одному немаловажному выводу. Кто бы ни был человек, который заманил нас сюда, – мужчина или женщина, – он нас знает или, во всяком случае, позаботился навести справки о каждом из нас. Он знает о моих дружеских отношениях с леди Констанцией и знаком с ее эпистолярным стилем. Знает он и коллег доктора Армстронга и то, где они сейчас находятся. Ему известно прозвище друга мистера Марстона. Он в курсе того, где отдыхала два года назад мисс Брент и с какими людьми она там встречалась. Знает он и об армейских друзьях генерала Макартура. – И, помолчав, добавил: – Как видите, наш хозяин знает о нас не так уж мало. И на основании этих сведений он предъявил нам определенные обвинения.

Его слова вызвали бурю негодования.

– Ложь!.. – вопил генерал Макартур. – Наглая клевета!

– Это противозаконно! – вторила Вера. Голос ее пресекался. – Какая низость!

– Понятия не имею, что имел в виду этот идиот! – буркнул Антони Марстон.

Судья Уоргрейв поднял руку, призывая к молчанию.

– Вот что я хочу заявить. Наш неизвестный друг обвиняет меня в убийстве некоего Эдуарда Ситона. Я отлично помню Ситона. Суд над ним состоялся в июне 1930 года. Ему было предъявлено обвинение в убийстве престарелой женщины. У него был ловкий защитник, и он сумел произвести хорошее впечатление на присяжных. Тем не менее свидетельские показания полностью подтвердили его виновность. Я построил обвинительное заключение на этом, и присяжные пришли к выводу, что он виновен. Вынося ему смертный приговор, я действовал в соответствии с их решением. Защита подала на апелляцию, указывая, что на присяжных было оказано давление. Апелляцию отклонили и приговор привели в исполнение. Я заявляю, что совесть моя в данном случае чиста. Приговорив к смерти убийцу, я выполнил свой долг, и только.

«...Ну как же, дело Ситона, – вспоминал Армстронг. – Приговор тогда удивил всех». Накануне он встретил в ресторане адвоката Маттьюза. «Оправдательный приговор у нас в кармане – никаких сомнений тут быть не может», – уверил он Армстронга. Потом до Армстронга стали доходить слухи, будто судья был настроен против Ситона, сумел обвести присяжных, и они признали Ситона виновным. Сделано все было по закону: ведь старый Уоргрейв знает закон как свои пять пальцев. Похоже, что у него были личные счеты с этим парнем. Воспоминания молниеносно пронеслись в мозгу доктора.

– А вы встречались с Ситоном? Я имею в виду – до процесса? – вырвался у него вопрос. Если б он дал себе труд подумать, он никогда бы его не задал.

Прикрытые складчатыми, как у ящера, веками глаза остановились на его лице.

– Я никогда не встречал Ситона до процесса, – невозмутимо сказал судья.

«Как пить дать врет», – подумал Армстронг.

2

– Я хочу вам рассказать про этого мальчика – Сирила Хамилтона, – сказала Вера. Голос у нее дрожал. – Я была его гувернанткой. Ему запрещали заплывать далеко. Однажды я отвлеклась, и он уплыл. Я кинулась за ним... Но опоздала... Это был такой ужас... Но моей вины в этом нет. Следователь полностью оправдал меня. И мать Сирила была ко мне очень добра. Если даже она ни в чем меня не упрекала, кому... кому могло понадобиться предъявить мне такое обвинение? Это чудовищная несправедливость... – Она зарыдала.

Генерал Макартур потрепал ее по плечу.

– Успокойтесь, милочка, успокойтесь, – сказал он. – Мы вам верим. Да он просто ненормальный, этот тип. Ему место в сумасшедшем доме. Мало ли что может прийти в голову сумасшедшему. – Генерал приосанился, расправил плечи. – На подобные обвинения лучше всего просто не обращать внимания. И все же я считаю своим долгом сказать, что в этой истории про молодого Ричмонда нет ни слова правды. Ричмонд был офицером в моем полку. Я послал его в разведку. Он был убит. На войне это случается сплошь и рядом. Больше всего меня огорчает попытка бросить тень на мою жену. Во всех отношениях безупречная женщина. Словом, жена Цезаря...

Генерал сел. Трясущейся рукой пощипывал усики. Видно, эта речь стоила ему немалых усилий.

Следующим взял слово Ломбард. В глазах его прыгали чертики.

– Так вот, насчет этих туземцев... – начал он.

– Да, так как же с туземцами? – сказал Марстон.

Ломбард ухмыльнулся:

– Все – чистая правда! Я их бросил на произвол судьбы. Вопрос самосохранения. Мы заблудились в буше. И тогда я с товарищами смылся, а оставшийся провиант прихватил с собой.

– Вы покинули ваших людей? – возмутился генерал Макартур. – Обрекли их на голодную смерть?

– Конечно, поступок не вполне достойный представителя белой расы, но самосохранение – наш первый долг. И потом, туземцы не боятся умереть – не то что мы, европейцы.

Вера подняла глаза на Ломбарда:

– И вы оставили их умирать с голоду?

– Вот именно, – ответил Ломбард, и его смеющиеся глаза прямо посмотрели в испуганные глаза девушки.

– Я все пытаюсь вспомнить – Джон и Люси Комбс, – протянул Антони Марстон. – Это, наверное, те ребятишки, которых я задавил неподалеку от Кембриджа. Жутко не повезло.

– Кому не повезло – им или вам? – ехидно спросил судья Уоргрейв.

– По правде говоря, я думал, что мне, но вы, разумеется, правы, не повезло им. Хотя это был просто несчастный случай. Они выбежали прямо на дорогу. У меня на год отобрали права. Нешуточная неприятность.

Доктор Армстронг вспылил:

– Недопустимо ездить с такой скоростью – за это следует наказывать. Молодые люди вроде вас представляют опасность для общества.

Антони пожал плечами:

– Но мы живем в век больших скоростей! И потом, дело не в скорости, а в наших отвратительных дорогах. На них толком не разгонишься. – Он поискал глазами свой бокал, подошел к столику с напитками, налил себе еще виски с содовой. – Во всяком случае, моей вины тут не было. Это просто несчастный случай, – бросил он через плечо.

3

Дворецкий Роджерс, ломая руки, то и дело облизывал пересохшие губы.

– С вашего позволения, господа, мне бы тоже хотелось кое-что добавить, – сказал он почтительно.

– Валяйте, – сказал Ломбард.

Роджерс откашлялся, еще раз провел языком по губам.

– Тут упоминалось обо мне и миссис Роджерс. Ну и о мисс Брейди. Во всем этом нет ни слова правды. Мы с женой были с мисс Брейди, пока она не отдала Богу душу. Она всегда была хворая, вечно недомогала. В ту ночь, сэр, когда у нее начался приступ, разыгралась настоящая буря. Телефон не работал, и мы не могли позвать доктора. Я пошел за ним пешком. Но врач подоспел слишком поздно. Мы сделали все, чтобы ее спасти, сэр. Мы ее любили, это все кругом знали. Никто о нас худого слова не мог сказать. Святой истинный крест.

Ломбард задумчиво посмотрел на дворецкого, его дергающиеся пересохшие губы, испуганные глаза. Вспомнил, как тот уронил поднос. Подумал: «Верится с трудом», но вслух ничего не сказал.

– А после ее смерти вы, конечно, получили маленькое наследство? – спросил Блор нагло, нахраписто, как и подобает бывшему полицейскому.

– Мисс Брейди оставила нам наследство в награду за верную службу. А почему бы и нет, хотел бы я знать? – вспылил Роджерс.

– А что вы скажете, мистер Блор? – спросил Ломбард.