Меценат из ментовки - Александр Чернов

Тамара вернулась в восемь часов вечера. Уставшая, с покупками. Жорик сидел в зале в кресле и смотрел телевизор. Окинув оценивающим взглядом поднявшегося ей навстречу Привольнова, Ситникова удовлетворенно заметила:

― Дело, я вижу, на поправку пошло. Вид у тебя, ничего, бодренький.

Льстит, конечно, в гроб краше кладут. Жорик неловко переступил с ноги на ногу и ответил:

― Да вроде бы. Спасибо тебе, Тома, за то, что на ноги меня поставила. Без тебя я бы ни за что не выкрутился.

Ситникова про себя подивилась: «Скромный какой, с ума сойти. Впрочем, все они алкоголики одинаковые. Напьются ― львы, а протрезвеют ― сущие ягнята».

― Пожалуйста! ― женщина простодушно улыбнулась. ― Я рада, что ты оклемался. Даже побриться сумел… А вот тяжелое тебе еще рано носить, ― запротестовала Тамара, пытаясь пресечь попытку Привольнова взять у нее сумку с продуктами. ― Это я тебе как врач запрещаю.

Однако Привольнов насильно взял из рук женщины сумку.

― Ничего, ― заявил он. ― Мне руку разрабатывать нужно. Быстрее заживет. А насчет бритья ты уж извини, похозяйничал я там у тебя в ванной, станком воспользовался каким-то, голубеньким. Еле-еле скребет. Но все же побрился им.

Ситникова против воли рассмеялась:

― Так то ж женский. Что никогда рекламу не видел по телевизору? Это ж, под мышками брить и ноги. Дочка приезжала, да забыла.

― Может и видел, ― смутился Привольнов, ― да внимания не обращал. Ты уж, еще раз извини, если что не так.

― Да все нормально! ― Тамара сняла обувь и, направляясь в кухню, бросила: ― Пойдем, Жорик, в кухню, поужинаем, а потом поговорим.

Привольнов догадывался, о чем будет разговор, и с тяжелым сердцем следом за хозяйкой поплелся на кухню.

В кухне Тамара рассортировала покупки, кое-что сложила в холодильник, кое-что в шкаф, кое-что поставила на стол. Разогрела оставшиеся от вчерашнего обеда голубцы, разложила по тарелкам, и хозяйка с гостем сели ужинать. Ели молча, каждый думая о предстоящем разговоре. А избежать его никак было нельзя. Позже, когда стали чаевничать, Ситникова, наливая в чашку Привольнова крепкий золотистый напиток, наконец-то приступила к щекотливой теме.

― Ну, давай, Жорик, рассказывай, как дело было! ― потребовала она.

Именно этого вопроса и ждал Привольнов. Он поерзал, тяжко вздохнул и начал:

― Не знаю, поверишь ли ты мне или нет, но меня подставили. Капитально подставили. Понятия не имею, смогу ли выбраться из ловушки, в которую угодил или нет… ― И Жорик последовательно, шаг за шагом, рассказал о том, что с ним случилось.

Рассказ был долгим. Тамара выслушала Привольнова, не перебивая. Она поверила. Поверила каждому слову Жорика и, когда он закончил свою исповедь, с осуждением покачала головой.

― Допрыгался, значит?

Привольнов отвел глаза кивнул:

― Выходит так.

Тамара не смогла удержаться, чтобы не уколоть.

― Ну, вот довела тебя твоя водка до ручки. Из-за нее потерял работу, семью, а теперь вот еще в тюрьму угодить можешь.

Жорик не перчил, хотя выслушивать сентенции не любил. Он развел руками.

― Я все понимаю. Но чего уж теперь говорить.

― Вот именно нечего, ― Тамара подлила в чашку чаю, пододвинула ее к Привольнову. ― Жалко мне тебя, Жорик. Ты же вроде неплохой мужик, толковый, видный, а пропадаешь. Опустился вот. Еще бывший спецназовец. Стыдно.

Привольнов кашлянул в кулак.

― Мне самому себя жаль, Тома, ― признался он с неприсущей ему искренностью. ― К сорока годам видно кто чего в этой жизни достиг. У кого-то жизнь удалась, у кого-то нет. У многих не задалась. В люди единицы выбились. Большинство же спились. Во всяком случае, из моего окружения. Я в их числе. К закату ни с чем иду.

― Ну, до заката тебе, положим, еще далеко, ― заметила с улыбкой Тамара, ― Хотя, если будешь пьянствовать, действительно загнешься.

И вот, странное дело, между бывшими врагами вдруг возникло взаимное доверие, какое порой не возникает и между близкими людьми. В кухне надолго установилась тишина.

― Ты хоть знаешь-то, что твоя бывшая теща Мария Андреевна умерла? ― неожиданно для себя спросила Тамара.

Привольнов взглянул на хозяйку удивленно и недоверчиво.

― Нет, впервые слышу. Когда это случилось?

― Полгода назад. Паралич разбил Марию Андреевну. Неделю пролежала без движений, потом умерла… Что-то прохладно стало, ― Тамара зябко передернула плечами, встала, прикрыла окно и снова села.

Привольнов с минуту сидел, задумавшись, переваривая услышанную новость, затем спросил:

― А ты откуда знаешь про тещу?

― Наташа сообщила, ― невинно ответила Ситникова.

Жорик ухмыльнулся:

― Ты же вроде говорила, будто не знаешь, где мои.

― А я и не знаю, ― избегая смотреть в глаза собеседнику, промолвила хозяйка квартиры. ― Она письмо мне прислала до востребования и не указала обратный адрес.

Привольнов сделал вид, будто поверил Тамаре.

― Понятно. Как они там живут? Как сын?

― Да нормально. Сашка учится в первом классе. Наташа работает в поликлинике.

Жорик с фальшивым равнодушием спросил:

― Нет там у нее никого? Ну, я имею в виду, замуж не вышла? Она женщина красивая. Наверняка, около нее мужики вертятся.

― А уж вот этого я не знаю, ― повела плечами Тамара. ― Такие подробности она мне не сообщала. Так, в общих чертах рассказала о своем житье-бытье. Про маму вот написала. ― Ситникова вздохнула.

Жорик снова задумался. Некоторое время он молчал, вертя в здоровой руке чашку, и вдруг хмыкнул.

― Чего это ты? ― удивилась Тамара.

Привольнов отодвинул от себя чашку.

― Да так, ― сказал он с грустным выражением на лице. ― Вспомнил кое-что. Однажды теща, жена и сын, уехали на курорт. Путевку семейную купили в Крым. Я не смог поехать, на работе не отпустили. Остался один в квартире. Выпивал я уже тогда прилично. Выпить хочется, а в кармане как всегда пусто. Сижу дома, вдруг слышу, бабахнуло где-то что-то. Подумал, крышка с консервной банки слетела. Теща все консервировать любила. Посмотрел, нет, все банки вроде целые стоят. Облазил всю квартиру и нашел. За диваном бутыль двадцатилитровая стоит. Мария Андреевна оказывается втихаря от меня поставила, а пробка с бутыли и вылетела. Ну, вот неделю и пьянствовал. А жене с тещей потом сказал, будто вино прокисло и его вылить пришлось. Э-эх… ― отвечая своим мыслям, с сожалением произнес Жорик. ― Хорошая была женщина Мария Андреевна. Царство ей небесное.

― Да, ― качнула головой Ситникова. ― Жалко старушку… Но что делать-то думаешь, Жорик? ― спросила она, имея в виду переплет, в который угодил Привольнов. ― Как выбираться будешь?

Жорик покривился, удобнее устраивая на коленях больную руку, и заявил:

― Буду правду искать.

― А найдешь ли? ― с нотками сомнения в голосе обронила Ситникова.

― Попробую. Может, что и выйдет.

― Загуляешь ведь, Жорик, и конец твоей правде.

Изменилось что-то в лице Привольнова. Оно напряглось, а в глазах появился стальной блеск.

― Не загуляю! ― сказал он твердо. ― Я больше пить не буду!

― Дай-то бог, ― вздохнула Тамара и легонько хлопнула ладонью по столу, будто судья молотком на суде присяжных перед тем как вынести свой вердикт. ― В общем, так, Жорик. Пока заживет рана и решатся твои дела, можешь пожить в моей квартире. Дальше увидим. Деньги тебе сейчас нужны, а их, наверное, у тебя нет?

― Нет, ― вынужден был признать Привольнов. ― Но у меня есть телевизор. Продам его.

Тамара приподняла брови.

― Много ли тебе за него дадут? Это, во-первых. А во-вторых, как же ты его продашь, если в квартиру свою попасть не сможешь. Там тебя наверняка милиция поджидает. Мне к тебе за телеком идти тоже смысла нет. Милиция живо тебя вычислит. Короче, сделаем так. Я дам тебе денег. Есть у меня кое-что из сбережений. Выкрутишься, заработаешь ― отдашь. Ну, а если пропьешь, пусть они будут на твоей совести. А теперь давай спать укладываться. Устала я что-то сегодня после дежурства.

Этим вечером оклемавшийся Привольнов перебрался на диван в лоджию, а хозяйка легла спать в своей комнате.

Несколько дней Жорик не выходил из дому, дожидался, когда заживет рана на плече. Забота специалиста, хорошее питание, спокойная, уютная обстановка сделали свое дело. Привольнов быстро шел на поправку. И вот, наконец, в один из вечеров он объявил Тамаре, что чувствует себя превосходно, и с завтрашнего дня берется за решение своих проблем.

На следующее утро Жорик проснулся в квартире один. Тамара уже ушла на работу. В зале на кресле он обнаружил костюм, рубашку и туфли. Поверх одежды лежала пачка денег.

Вещи принадлежали мужу Тамары Аркадию. Почти новые. Всего-то пару раз одевал. Гражданку Аркадий вообще редко носил. Все в военной форме ходил. После гибели Аркадия женщина раздала вещи мужа, а вот костюм, рубашку и туфли приберегла. Будто еще на что-то надеялась. А может, просто решила оставить в доме хоть что-то что хранит тепло мужа. Во всяком случае, она сложила перечисленные вещи в большой целлофановый пакет и спрятала в шифоньер. И вот они пригодились. Дай бог, чтобы для благого дела. Сегодня утром Тамара достала их, отгладила одежду, протерла обувь.