Литературная Газета 6300 ( № 45 2010) - Литературка Литературная Газета

А какие ещё ассоциации могут возникнуть, когда читаешь такое? Вот молодой священник готовится приступить к служению.

«Отец Логгин непременно, как можно скорее, хотел употребить древлеписаный «афедрон», лепотой своего звучания напоминавший ему виды греческой горы Афон. Он старательно зубрил загодя составленные выражения: «В афедрон не блудил ли?», «В афедрон был ли до греха?» – рассчитывая провести первую в своей жизни исповедь в соответствии с последними достижениями теологической мысли.

С вечера отец Логгин лёг с женой своею Олегией в разные постели, дабы уберечься от грешного соития накануне первой службы. Помолился истово, дабы во сне не жертвовать дьяволу – если вздумает тот искушать, – семя без потребы грешным истицанием на порты. Утром омыл межножный срам. Телом бысть чист отец Логгин, и на душе бысть ликование от предстоящей многотрудной работы на тотемской ниве, и певши в ней звонко едемские птицы, и цвели медвяные цветы!..»

Цитата длинная, но полезная – дабы желающие ознакомиться с новым букерошедевром ясно представляли, что их ждёт. Ничего принципиально отличного от вышеприведённого отрывка там не отыщется. Зато призрак старика Ромуальдыча будет возникать на каждой странице, вызывая приступы надежды, что автор всё-таки шутит. С Ильфом и Петровым состязается… Правда, советским сатирикам хватило нескольких фраз. А Елене Колядиной понадобилось более пятнадцати авторских листов, так что тут, похоже, всё серьёзно, даже при том, что «Цветочный крест» в девичестве звался «Весёлой галиматьёй». И именно под этим названием выдвигался на «Большую книгу»…

…Вот бывает же так… пишешь-то о кандидате на литературную премию и думаешь: а ведь получит, спаси и сохрани… Так и вышло, как предчувствовалось. Дали «Русского Букера» «Цветочному кресту», сочинённому, если верить автору на слово, на кухне по ночам, когда плотские помыслы вовсю одолевают.

Понятно, что литературные премии не отгорожены от коммерческой литературы высоченной стеной. Но даже трудно припомнить сразу, когда бы значимая литературная награда доставалась столь гладко сконструированному роману. «Цветочный крест» филологичен, как анекдоты об учёных дамах, учивших каменщиков и сантехников правильно оперировать обсценной лексикой. Скандален ровно настолько, чтобы литературная общественность пошумела, обеспечив бесплатный и дополнительный пиар, но не возникло особых проблем на тему оскорбления чувств верующих. Трудно поверить, что скандальность сия случайна и всё произошло чисто по вдохновению. При наличии опыта работы в глянцевых журналах и написания серийных романов таких случайностей не бывает.

А ещё этот роман продуманно кинематографичен. Сюжет и образы так расписаны под экранизацию, что сценаристам-сюжетчикам-диалогистам просто делать будет нечего. Бери готовенькое да воплощай на экране полнометражный блокбастер из жизни допетровской Руси, историю огненной страсти на фоне закопчённых солеварен в древней Тотьме. Или сериал для вроде бы благонравных домохозяек. С площадными шутками и прибаутками, сочным гоготом, гипертрофированными охами-ахами:

«– Да почто же у меня, добронравной жены, от межножия всяким клевером должно зловонить? – вопросила Мария, не упуская случая упомянуть о своём благонравии. – Али у меня там сеновал?..

– Чего ты ко мне пристала? – отмахивался Путила. – Говорят, иным мужикам нравится эдакий розовый букет.

– Когда крапивой из-под подола несёт? – бушевала Мария. – Али грибами сыроежками?»

И, конечно, с постельными сценами и слезовыжимательным трагизмом, дозированным ровно настолько, чтобы не отпугнуть читателя излишней психологической глубиной.

Собственно, глубины в романе нет вообще, сколько бы там ни повторялись слова «Бог», «вера» или «душа». Абсолютно плоское во всех смыслах получается изображение, и постоянные описания телесных выпуклостей тут тоже не помогают.

А ведь сам по себе сюжет – добрая, но простодушная до глупости девушка красотой своей смутила неопытного священника, и тот, разозлённый искушением, затравил бедняжку насмерть – мог бы послужить основой произведения по-настоящему драматичного и сильного. И вовсе не обязательно антицерковного, скорее наоборот. Но получился в итоге откровенный лубок, хоть и написанный бойким пером.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии: 08.12.2010 19:37:53 - Алексей Викторович Зырянов пишет:

Ох, и замечательный же у вас юмор, уважаемая Ольга

Не каждая критически настроенная женщина решается на усмешку, да даже лёгкую ухмылку при рецензировании, а Вы – смогли. И не в первый раз, как я погляжу. Интересно критикуете, надо это отметить.

Матрёна захватила кусок пирога с морковью, оттягивая кульминацию кровавой драмы

Литература

Матрёна захватила кусок пирога с морковью, оттягивая кульминацию кровавой драмы

ПРОНАГРАЖДАВШИЕСЯ

Лев ПИРОГОВ

Помните, в картине «Богач, бедняк» папаша Тараторкина, криптонацист Джордах (он булочник), перед тем, как покончить с собой, насовал в тесто яду и говорит: «Это мой прощальный привет миру»?

Очень похоже показали миру кузькину мать дд. и гг. из букеровского жюри. Причём второй год подряд.

Ренессанс, однако.

А несколько лет назад говорили: «премия сдулась».

Вот уже неделю литературная общественность неистовствует по поводу награждения премией «Русский Букер» романа Елены Колядиной «Цветочный крест».

При том что награждать-то было всё равно некого (Олег Зайончковский попал в финал с не лучшей своей книгой, это раз), а теперь премию будут яростно и хрипло (и совершенно бесплатно, это два) пиарить ещё не меньше недели. Ждём аналитических материалов про «политический фактор» – например, про «дискредитацию РПЦ». Связана ли проблема Букера с претензиями Нанороссии на проведение чемпионата мира по ножному футболу? Волнуюсь.

Мне всё-таки ближе гипотеза отравленных булочек.

Смотрите: во-первых, истекает пятилетний контракт премии «Русский Букер» с генеральным спонсором. Будет ли он продолжен (или заключён новый) – ещё вопрос.

Во-вторых, председатель жюри Руслан Киреев заведует чем-то прозаическим в «Новом мире», а литературная общественность уже успела этот журнал оплакать: здание в центре Москвы, где располагается редакция, выставлено на торги; сохранит ли новый собственник за новомировцами их площади – тоже ещё вопрос. Не вопрос лишь, что в Южном Бутове или Северном Медведкове издавать литературный журнал с традициями нельзя. Не та субаренда.

Либеральный бумеранг возвращается, или за что боролись – на то напоролись. Дело даже не в том, что у всего должен быть собственник, и собственник эффективный, а в том, что, когда год назад на встрече премьер-министра с писателями главным редактором «Литературной газеты» был поднят вопрос о господдержке литературных изданий (в первую очередь – именно журналов), господа из «Нового мира» скривились: не нужно нам государевой заботы, свобода дороже. Теперь собирают подписи под коллективным письмом – президенту, премьеру, мэру и всем-всем-всем: вмешайтесь ради Адама Смита! Накормите, напоите и оставьте в покое!..

Вмешались, сняли здание с торгов. Ф-фух.

И Букеру, глядишь, назначат нового спонсора. В крайнем случае снимут с довольствия сотни три-четыре детских домов и больниц. Или от какой-нибудь не очень инновационной программы откажутся, типа того же гражданского авиастроения, ну её.

Значит, не гипотеза отравленных булочек?..

Ну тогда гипотеза лошадиной задницы, извините.

Это телевизионный начальник Владимир Познер, помнится, говорил: «Дайте мне лошадиную задницу, я сделаю её президентом». (Архимед, тот просил точку опоры, а у Познера точка уже была.)

В самом деле, чем таким текст Колядиной в премиальные не годится? Ну полагает автор, что одна восьмая меньше одной десятой, ну едят там у неё люди картошку в XVII веке, так ведь это ЛИТЕРАТУРА, а не учебник арифметики либо истории. Всё то же самое (в гораздо бо’льших количествах) было в книжке Маканина «Асан» – и ничего, дали «Большую книгу». Тот же Андрей Немзер, негодующий ныне по поводу «одной восьмой», тогда задыхался от нежности: «Не Большая, а Очень Большая!»…

Ну похабный у Колядиной текст, да. А «Испуг» того же Маканина – не похабный? А Сорокин – не главный (после Пелевина и Маканина, конечно) русский живой классик?