Неудача Кунцевича - Иван Погонин

или я напишу рапорт о вашем поведении самому военному комиссару и останетесь вы тогда без места, да и с военной службы вас, скорее всего, погонят. Волей-неволей пришлось Дмитрию Ивановичу на мне жениться. Только насильно мил не будешь. Помаялись мы полгода, и сбежала я от него.

— Костя — это Константин Михайлович Злобин, свидетель со стороны невесты при вашем венчании?

— Он самый.

— А он вас замуж не позвал?

— Звал, еще как звал, только я не пошла… Говорю же — дура. Уехала я в Россию и о позоре своем никому не рассказала. Помаялась несколько лет, а потом встретила Левушку. Ну и захотелось мне простого женского счастья, взяла грех на душу. Жили мы в мире и согласии много лет, пока черт меня не дернул мужа в столицу сопроводить — с подругой хотела увидаться, в Мариинку сходить… Сходила.

— Откуда у вас оружие?

— С Апраксина рынка. Я Митю сразу узнала, и он меня. Но три дня виду не подавал. И вот на третий день Лева к доктору пошел, Миша — в суд, Анисья — в лавку. Остались мы в квартире вдвоем. Заходит он в мою комнату и говорит: «Ну здравствуй, женушка! Давай обнимемся, что ли?..»

— Я думала, ты давно умер, — сказала Лидия Аркадьевна, поднимаясь с кресла.

— А я жив, моя милая! — засмеялся Любовский, — жив и совершенно здоров, твоими заботами. Да и ты, я смотрю, неплохо себя чувствуешь. И судя по всему, при деньгах, в отличие от меня.

Его тихий, шипящий голос и беззвучный смех вернули Осиной самообладание. Она резко спросила:

— Чего ты хочешь?

— Как чего? Денег, разумеется. За все, милая моя, надобно платить. Я тридцать пять лет хранил тебе верность, а ты? Ладно меня, грешного, не испугалась, ты Господа Бога не побоялась! Двоемужница! В общем, я долго разговаривать не буду. Или ты мне даешь двадцать пять тысяч, или я на тебя доношу, выбирай.

— Ты с ума сошел, откуда у меня такие деньги?! — закричала Лидия Аркадьевна.

— Деньги у тебя есть, ты же недавно унаследованное имение продала, муженек твой давеча за винтом[21] хвастался. И заметь, я прошу ровно половину, хотя мог бы попросить все.

— Я сходила в банк, перевела из Херсона деньги и отдала Любовскому. А через неделю он попросил оставшиеся двадцать пять тысяч. Тогда я пошла на рынок и купила револьвер. Замок в квартире деверя французский, у нас был ключ. Я как можно тише открыла дверь и вошла. Любовский был в гостиной, он стоял ко мне спиной. Я подняла револьвер, но выстрелить не могла. Дмитрий почувствовал мое присутствие, обернулся и потянулся к револьверу, который лежал на столе. Тогда я выстрелила и стреляла, пока не кончились пули. Потом забрала портфель с деньгами и ушла. Там, кстати, был договор с каким-то агрономом и расписка на две тысячи. Я их сожгла.

Кунцевич встал из-за стола и поклонился:

— Всего хорошего, мадам.

На пороге он обернулся.

— Да, чуть не забыл. Злобин тоже жив и здоров, живет в Петербурге, служит в военно-медицинской академии, профессор. Велел вам кланяться.

Выйдя на улицу, Мечилсав Николаевич достал из кармана выписку о заключении брака, порвал ее на мелкие клочья и пустил бумагу по теплому херсонскому ветру.

Эпилог

«Новое время» № 13074 от 05.08.1912 г.

«Нашумевшее в свое время дело об убийстве Д. И. Любовского, как нам передают, за нерозыском сыскной полицией убийц и за истечением шестимесячного срока розысков вчера направлено на прекращение. Как мы ранее писали, привлекавшийся по этому делу известный аферист Варберг был оправдан, а другого убийцу до сей поры сыскать не удалось. Дело может вновь возникнуть в случае, если сыскная полиция откроет убийц».

«Новое время» от 20.01.1913 г. № 13240

«Справедливая тревога.

Год назад, на людной улице Петербурга, в своей квартире, был убит Любовский. Преступление это взволновало тогда все общество. Казалось, что убийцы будут схвачены и преданы суду немедленно. Сыскная полиция любезно делилась своими сведениями и обещала скорый реванш. Прошел год. Убийцы Любовского по-прежнему не найдены, и самое дело решено прекратить. Наша сыскная полиция признала себя несостоятельной и сложила оружие.

Убийство на Кирочной. В два часа дня в своей квартире убита г-жа Тиме. Швейцар и горничная сразу указывают на каких-то молодых людей, и полиция бросается по их следу. Каждый день приносит новые данные. Кажется, что вот-вот преступники будут обнаружены. Ничего таинственного ведь нет. Убийство совершено днем, убийц видели, и если только сами свидетели не преступники, то розыск оказывается необычайно легким.

Не тут-то было.

Правда, полиция по-прежнему любезна. По-прежнему выставляются на показ Шерлоки Холмсы петербургского сыска, по-прежнему г. Кунцевичу приписываются необычайные способности и таланты.

Проходят дни. Простое убийство подергивается дымкой таинственности; чувствуя свое бессилие, сыск вновь выдвигает какие-то непреодолимые препятствия. Между тем общество справедливо волнуется и критикует охрану. В самом деле. Если среди бела дня, в своей квартире, можно быть убитым и преступление останется безнаказанным, то начинаешь сожалеть о том времени, когда по крайней мере не мешали защищаться. Заботливость полиции необычайная. Мы не можем приобрести револьвер, не имеем права охранять себя собственными силами и взамен не получаем уверенности в бдительной охране. Несколько нераскрытых преступлений за один год, при том еще совершенных в абсолютно одинаковой обстановке — это, пожалуй, чрезмерно. Общество вправе тревожиться».

Жена отложила газету.

— Развенчали тебя, Мешко! Выходит, я больше не королева?

Кунцевич улыбнулся.

— Я как Наполеон. Сегодня развенчали, а завтра снова на трон возведут! Я, кстати, вечером в Псков уезжаю, поможешь чемодан собрать?

P.S. Через несколько дней убийцы г-жи Тиме были арестованы в Псковской губернии.

P.P.S. Все приведенные здесь газетные заметки — подлинные.

Мадемуазель Лаура и ее любовник 

В книге скрыто цитируются заметки из эмигрантской прессы 20-30-х годов прошлого века и произведения писателей-эмигрантов Н. Берберовой и Р. Гуля

Все совпадения случайны.

«Родину нельзя унести на подошвах сапог».

Жорж Дантон, якобинец

«Я унес Россию с собой».

Роман Гуль, белоэмигрант

«Что мертвее быть не может

И чернее не бывать,

Что никто нам не поможет

И не надо помогать».

Георгий Иванов, поэт-эмигрант

Пролог

город Кашира Московской области, июль 1935 года

Вроде все дела переделала, можно и отдохнуть. Екатерина Сафоновна села на