Чейз (Погоня) - Дин Кунц

— Видите ли, вы не психиатр, а потому не можете так ясно все понять. Вы не отрешены от ситуации, как я. — Он откашлялся и, снова устремив взгляд на голубого терьера, спросил:

— Когда уже столько переговорено, может быть, объясните, Бен, зачем вам понадобился дополнительный сеанс?

Теперь Чейз с легкостью рассказал все. Через десять минут он подробно изложил события прошедшего дня и почти слово в слово повторил диалоги с Судьей.

Выслушав Чейза, доктор спросил:

— Чего же вы хотите от меня?

— Хочу узнать, как с этим справиться, хочу совета. Когда он звонит, меня больше всего беспокоят не угрозы. Это... чувство отрешенности от всего, как тогда, в больнице.

— Новый срыв?

— Боюсь, что так.

— Мой вам совет — не обращать внимания, — сказал Ковел.

— Не могу.

— Вы должны, — настаивал врач.

— А если он серьезно? Если он и вправду собирается убить меня?

— Не может этого быть.

— Почему вы так уверены? — Чейз отчаянно потел. Рубашка прилипла к спине, под мышками расплылись темные круги.

Ковел улыбнулся голубому терьеру, перевел взгляд на гончую янтарного цвета; на лицо его, точно маска, наползло самодовольное выражение.

— Я так уверен, потому что Судьи в реальности не существует.

Поначалу Чейз не понял. Когда же до него дошел смысл этих слов, ему он не понравился.

— По-вашему, это галлюцинация? Но ведь об убийстве и о девушке написано в газетах.

— Ах, это, безусловно, произошло на самом деле, — согласился Ковел. — Но телефонные звонки — не что иное, как иллюзия.

— Не может быть.

Ковел пропустил его слова мимо ушей и продолжал:

— Я заметил, что вы уже некоторое время пытаетесь отделаться от патологического стремления к уединению, с каждой неделей все более спокойно смотрите на мир. Вы начинаете испытывать интерес к жизни, у вас просыпается жажда деятельности. Я прав?

— Не знаю, — ответил Чейз. На самом-то деле он знал: доктор прав — и это действовало ему на нервы.

— У вас, не исключено, даже возобновилось половое влечение, хотя, возможно, до этого еще не дошло. Это обратная реакция на комплекс вины. Считая себя еще не наказанным за случившееся в туннеле, вы не хотели вести нормальную жизнь, пока не почувствовали, что настрадались достаточно.

Чейз промолчал. Ему не нравился этот покровительственный, самоуверенный, безапелляционный тон, которым Ковел начинал говорить в подобные моменты. Сейчас ему больше всего хотелось выйти отсюда, вернуться домой, запереть дверь и открыть бутылку. Новую бутылку.

Ковел тем временем развивал свою теорию:

— Не сумев примириться с тем, что снова обретаете вкус к жизни, вы придумали Судью — своеобразную возможность самобичевания. Вы как бы оправдываетесь за то, что жизнь снова втягивает вас в свою колею, и в этом смысле Судья тоже пригодился. Рано или поздно вы должны проявить инициативу и остановить его. Можете притворяться, что по-прежнему желаете уединения, намерены и впредь потихоньку страдать, но эта роскошь вам больше не дозволена.

— Не правда, — возразил Чейз. — Судья существует.

— Думаю, что нет. — Ковел улыбнулся янтарной гончей и сказал:

— Если бы вы считали его реально существующим человеком, то обратились бы в полицию, а не к психиатру!

Чейз не нашел ничего лучшего, как ответить:

— Вы передергиваете.

— Нет. Просто раскрываю вам истинную правду. — Он встал, потянулся, его слишком длинные брюки задрались и снова опустились, когда он кончил зевать. — Советую вам отправиться домой и забыть о Судье. Вам вовсе не нужно оправдание, чтобы жить нормальной человеческой жизнью. Вы уже достаточно страдали, Бен, даже более чем достаточно. Грех за отнятые вами когда-то жизни вы искупили, сохранив другие жизни. Помните это.

Чейз стоял озадаченный, не уверенный уже, не спутал ли он в самом деле реальность с вымыслом.

Ковел обнял его за плечи и повел к двери.

— Итак, жду вас в пятницу в три, — сказал доктор. — Посмотрим, насколько к тому времени вы выберетесь из своей норы. У вас, Бен, я уверен, все получится. Не отчаивайтесь.

Мисс Прингл проводила его до выхода из приемной и закрыла дверь, оставив его одного в коридоре.

— Судья настоящий, — сказал Чейз, ни к кому не обращаясь. — Ведь правда?

Глава 4

Чейз сидел на краю кровати рядом с тумбочкой, где стоял телефон, и допивал второй стакан “Джека Дэниелса”, когда пробило шесть. Он отставил стакан, вытер вспотевшие ладони о джинсы и откашлялся, чтобы голос, чего доброго, не сорвался, когда он начнет говорить.

В шесть ноль пять ему стало не по себе. Он подумал было спуститься спросить у миссис Филдинг, который час — вдруг его часы идут не правильно, — и не сделал этого лишь потому, что боялся пропустить звонок, пока будет внизу.

В шесть пятнадцать он взял стакан и стал потягивать виски, поглядывая на телефон, точно тот потихоньку мог сбежать. Его ладони снова стали влажными; бусинки пота выступили на лбу.

В шесть тридцать он подошел к буфету, достал свою дневную бутылку виски, к которой сегодня едва притронулся, и налил третий стакан. Бутылку убирать не стал, а поставил на низкую стойку буфета, где мог легко дотянуться до нее. Прочитав этикетку, которую до этого разглядывал раз сто, вернулся на кровать со стаканом в руке.

К семи часам он изрядно набрался. Тело обмякло, движения стали заторможенными. Он откинулся на спинку кровати и наконец признал:

Ковел прав. Никакого Судьи нет. Судья — это иллюзия, психологическая уловка, чтобы свыкнуться с медленным исчезновением комплекса вины. Он попытался обдумать происходящее, понять, что все это значит, хорошо для него или плохо.

В ванной Чейз пустил теплую воду, то и дело пробуя температуру рукой. Затем покрыл фарфоровый край ванны сложенным влажным полотенцем и поставил на него стакан, разделся, залез в ванну и сел, ожидая, пока вода дойдет до половины его груди. Приятное ощущение успокаивало. Благодаря виски, теплой воде и пару, клубящемуся вокруг, он чувствовал себя так, словно плывет в воздухе, поднимаясь в потоке мягких облаков. Он откинулся назад, коснувшись головой стены, закрыл глаза и попытался не думать ни о чем — в особенности о Судье, о медали за доблесть и о девяти месяцах, которые он провел на действительной службе во Вьетнаме.

К несчастью, его мысли обратились к Луизе Элленби, девушке, которой он спас жизнь, и перед глазами у него возникло видение ее маленьких, дрожащих, голых грудей, выглядевших столь соблазнительно в тускло освещенном автомобиле на аллее влюбленных. Хотя сама по себе эта мысль была довольно приятной, но она раздосадовала его, потому что из-за нее он почувствовал половое влечение — в первый раз почти за год. Это явление показалось ему одновременно странным и знакомым и заставило вспомнить все эти бесплодные месяцы, в течение которых он не помнил, что это такое. Но потом мысли перекинулись на причины, по которым он прежде не мог функционировать как мужчина, и причины эти оказались столь ужасными, что он не мог справиться с ними в одиночку. Влечение скоро прошло, и когда от него не осталось и следа, он не мог с уверенностью сказать, означало ли оно конец его физической импотенции или просто возникло под воздействием теплой воды, как реакция застоявшихся нервов, а не как проявление чувственности.

Виски в стакане не осталось, и тогда он вылез из воды. Вытираясь, Чейз услышал телефонные звонки.

Часы показывали ровно восемь.

Голый, он сел и снял трубку.

— Извини, я опоздал, — сказал Судья. Так, выходит, доктор Ковел не прав.

— Я думал, ты не позвонишь, — ответил на это Чейз.

— Как я мог подвести тебя? — притворно оскорбился Судья. — Просто мне потребовалось немного больше времени, чтобы отыскать о тебе нужную информацию.

— Ну и как успехи?

Судья как будто не слышал вопроса; он продолжал гнуть свое:

— Так ты, значит, ходишь к психиатру раз в неделю. Одно это уже подтверждает мои вчерашние подозрения — твоя инвалидность вызвана не физической, а психической болезнью.

Чейз пожалел, что у него нет наготове виски. Ну не просить же, в самом деле, Судью подождать, пока он нальет себе стаканчик. К тому же и не хотелось бы информировать Судью, что он здорово пьет.

Чейз спросил:

— Откуда ты узнал?

— Немного походил за тобой сегодня днем, — объяснил Судья.

— Ты не имеешь права. Судья засмеялся и сказал:

— Я видел, как ты направляешься в здание Кейн, и вошел в вестибюль достаточно быстро, чтобы заметить, на каком лифте ты поехал и на каком этаже вышел. Так вот, на восьмом этаже, кроме кабинета доктора Ковела, находятся приемные двух дантистов, офисы трех страховых компаний и налоговое бюро. Мне ничего не стоило заглянуть в эти учреждения и справиться о тебе как о приятеле у секретарей и регистраторов. Психиатра я оставил напоследок, потому что был почти уверен: ты именно там. Выяснив, что в других учреждениях о тебе не слышали, я даже не рискнул заглядывать в приемную Ковела. И так все ясно.