Полное собрание сочинений. Том 88 - Толстой Л.Н.

О себе же я писал скверно, — скверно тем, что признавал свою слабость и свое уныние и тем закреплял ее; хорошо же только тем, что не старался казаться спокойным, кротким и мудрым, а показывал себя, какой я есмь — слабый, злой и бессмысленный. Таким я был и теперь еще немного такой. Хотя и получше немного.

Еще писал, что мне нужна ваша дружба, ваша, Пошина и Машина, и что вас не было никого, и от этого мне стало грустно.

Вчера читал отрывки писем Барыковой.2 Как хорошо. Я давно не испытывал такого приятного чувства.

Прощайте, милые друзья. Как хорошо, что Ив[ан] Мих[айлович]3 пока цел и всё случилось, как случилось.

Л. Т.

Датируется 13 января, так как в письме есть указание, что оно написано на другой день после предыдущего письма от 12 января.

1 Письмо к М. Л. Толстой от 12 января 1897 г. См. т. 70, стр. 16—17.

2 Анна Павловна Барыкова (1839—1893), писательница. О ней см. т. 86, стр. 150.

3 Иван Михайлович Трегубов (1858—1931), разделял убеждения Толстого. О нем см. т. 66, стр. 124. И. М. Трегубов подписал вместе с Чертковым и Бирюковым воззвание к обществу о помощи духоборам, за что был выслан в Курляндскую губ., где и прожил с апреля 1897 по 1901 г.

* 433.

1897 г. Января 25. Москва.

Получил ваше доброе и несправедливое письмо, милый друг. Никакого от бога мне креста нет, а есть своя слабость, дрянность, запущенность, и оттого стыдно и гадко.

Я знаю, что пишете любя, но такие суждения могут только укрепить в зле и ослабить силы борьбы. А я хочу бороться и буду и, лежа под врагом без сил противодействия, все-таки буду говорить, что не сдаюсь, и ждать первой возможности освобождения, чтобы воспользоваться ею. Это одно, что я могу делать, и делаю.

Хочу дать это письмо Ив[ану] Ив[ановичу],1 если успею, если нет — пошлю почтой. Боюсь я, как бы вы не ошиблись в своих переговорах с ним. Не забудьте, что сотни таких дел, как Посредник, не стоят малейшего ослабления любви — особенно такой, как ваша с ним. То всё пройдет, а это вечное, божие. Еще думаю, что изменять что бы то ни было в своем внешнем положении и во внешнем положении других без такой необходимости, что нельзя не изменить, — всегда грех и всегда ведет к греху. Скажу то же, чтó вы мне пишете, именно что вы всё это знаете — любя Ваню2 — уже наверное лучше меня.

Насчет вашего дела в Петерб[урге]3 нахожусь в сомнении и нерешительности. Знаю, что движимы не личным, а христианским чувством, и потому верю, что то, чтó вы делаете, хорошо, но, с другой стороны, может быть, и по своей гадкой гордости, к[оторую] переношу на вас, любя вас, осуждаю эти все демарши и не жду от них добра, думаю, что энергия эта нашла бы лучшее помещение. Пишу это для того, чтобы высказать всё, чтó думаю.

Я как живу плохо, так и работаю плохо. Привет всем друзьям: Гале,4 Е[вгению] И[вановичу],5 Шк[арвану].6 Прощайте.

Л. Т.

25 янв. 97.

Отрывок напечатан: «Толстой и Чертков», стр. 236—237.

Толстой, повидимому, отвечает на письмо Черткова, до сих пор не найденное. Возможно, однако, что это ответ на письмо от 11 января, в котором Чертков писал о тяжести условий жизни Толстого.

1 Иван Иванович Горбунов (литературное имя — Горбунов-Посадов, 1864—1940), единомышленник Толстого. В. Г. Чертков, основав в 1884 г. издательство «Посредник», содержал его на свой счет до 1893 г. Осенью 1893 г. Чертков передал руководство издательством П. И. Бирюкову, причем И. И. Горбунов должен был редактировать беллетристический отдел. В начале 1897 г. Чертков, не удовлетворенный в то время редакторской работой И. И. Горбунова, вызвал его для переговоров, о которых пишет Толстой.

2 Иван Иванович Горбунов.

3 Хлопоты о кавказских духоборах и о возвращении детей, отобранных у Д. А. Хилкова.

4 Анна Константиновна Черткова (1859—1927), жена В. Г. Черткова. См. т. 85, стр. 396—412.

5 Евгений Иванович Попов (1864—1938), единомышленник Толстого. См. т. 64, стр. 109.

6 Альберт Альбертович Шкарван (1869—1926), словак, врач, единомышленник Толстого. См. т. 70 стр. 195.

* 434.

1897 г. Января 27. Москва.

Сейчас получил печальное известие от Андросова.1 Посылаю его телеграмму. Мы решили послать телеграмму в Усть-Цыльму,2 в полицейское управление, подписанную тремя лицами (не мной) и засвидетельствованную нотариусом, утверждающую его личность, как жителя Карск[ой] области, едущего по своему делу в Обдорск.3

Он как будто надеется, что вы поможете ему из Петербурга. Может быть, что-нибудь и можно. Жаль.

Приветствую вас с друзьями.

Л. Т.

Датируется на основании пометки на бланке телеграммы Андросова, упоминаемой Толстым.

1 Михаил Андросов, крестьянин Карской области, духобор, посланный кавказскими духоборами в Обдорск к Петру Веригину, находившемуся в ссылке. Проезжая через Москву, Андросов посетил Толстого. По дороге в Обдорск Андросов был арестован близ Усть-Цыльмы и послал телеграмму с просьбой: «Известите Петербург Черткова... удостоверьте мою личность печорской полиции». Толстой совместно с Ф. А. Страховым и А. Н. Дунаевым подписал удостоверение личности Андросова, засвидетельствованное в московской нотариальной конторе и посланное затем в Усть-Цыльму. Андросов был освобожден, но около Обдорска вновь арестован и отправлен на родину по этапу.

2 Усть-Цыльма — в то время село Печорского уезда Архангельской губ.

3 Обдорск — в то время село Березовского уезда Тобольской губ.

* 435.

1897 г. Января 29. Москва.

Пятницу хочу ехать Олсуфьевым.1 Если нужно, заезжайте.

Толстой.

Телеграмма, датируется по телеграфному бланку.

1 Толстой 31 января уехал в имение Никольское-Обольяново, принадлежавшее Адаму Васильевичу и Анне Михайловне Олсуфьевым, у которых он неоднократно гостил. Об Олсуфьевых см. т. 83, стр. 359.

* 436.

1897 г. Февраля 1...2. Никольское-Обольяново.

Я у Олсуфьевых, и мне лучше, чем было всё это последнее время. Что вы? Мне хочется знать про вашу душу. Буланже1 говорил мне, что вы были нездоровы и в душевно подавленном состоянии.

Помочь ничем не могу, кроме жалости и любви. Мне помогает одно: отделение, в эти минуты упадка, своего истинного, вечного, духовного я от ложного, временного, животного. Я физически трясу головой, чтоб разделить этих слипшихся я и не только не дать животному властвовать над духовным, но, напротив, покорить его под ноги. И всегда удается, правда ненадолго, но все-таки на время оживаю. Нынче после многих пустых дней думал.

Читаю глупую книгу атеистическую: «Le monde sans Dieu»2 и стал думать: а может быть, и правда, что бога нет и что мы его выдумали. И живо представил себе мир, т. е. себя, без бога. И никогда я так ясно и неопровержимо не понял необходимость существования бога. Ну, хорошо: нет бога; но ведь есть что-то такое, зачем-то существующее, и есть закон, по кот[орому] мне надо существовать. Вот эта причина существования и закон и есть бог. И когда я говорю «воля бога», я только коротко, ясно и очень точно выражаю то, что я понимаю, что я не весь мир, а зависим от кого-то, и что кроме того есть закон, по к[оторому] я должен жить. Надо хорошенько усумниться в боге, чтобы наверно узнать его и поверить. Надо прокопать до материка, чтобы было твердо.

Я не сумел вам это сказать, как мне сказано. А мне это б[ыло] очень важно. Я не могу уже никак теперь не знать бога. А если его знаешь, то и хорошо — хорошо и здесь и там, и туда спокойно пойдешь.

Напишите мне хорошенько. Друзьям передайте мой привет.

Л. Т.

Датируется предположительно на основании даты получения письма, проставленной Чертковым на подлиннике.

1 Павел Александрович Буланже (1864—1925), в то время разделял взгляды Толстого. За помещение в газетах сообщения о положении духоборов был в 1897 г. выслан за границу. См. т. 63, стр. 350.

2 [«Мир без бога»]

* 437.

1897 г. Февраля 15. Никольское-Обольяново.

15 февраля № 11

Хотелось бы мне, дорогие, милые друзья, чтобы письмо это нагнало вас в Берлине, но знаю, что это невозможно. Хоть бы оно встретило вас в Кройдоне.2 Я теперь рад, что не остался проводить вас. Я чувствовал себя уже нездоровым в день отъезда. На другой же день совсем заболел с довольно сильным жаром, так что всё равно вас бы не проводил и остался бы в Петерб[урге]. Нынче я поправился и только слаб, как после пароксизма лихорадки. Как вы уехали, как перенесла милая Галя все эти терзания, против к[оторых] она не может устоять.3 Жалко ее. Но очень много было хорошего в вашем отъезде. Я это увидел на С[офье] А[ндреевне].4 На нее всё, что она видела и слышала, произвело очень сильное и очень хорошее впечатление, и я знаю, что не преходящее. Я вижу, что она безоговорочно полюбила вас обоих, и мне это очень радостно, п[отому] ч[то] полюбить вас (простить) — значит полюбить добро. Потому-то мне и тяжело было так, когда она выражала к вам недобрые чувства.