Прости меня, Анна - Вера Колочкова

И ее время тоже шло своим чередом – Дашка, наконец, смирилась со школьной участью, зубрила вечерами ненавистную физику, вставала тайком к мольберту ночами, погружаясь до макушки в любимое творчество, и Кирюшка успешно совмещал учебу на пятом курсе института с «халтурками» по излечению «крякнувших серваков», привнося в их скромный семейный бюджет очень даже ощутимую лепту, и Анна с Алешей зазывали по вечерам в гости — все, как обычно…

Вот только не нравится почему–то нашей жизни обыденный ход, обязательно надо вмешаться в него роковыми событиями да несчастьями! Затем, наверное, чтобы повод был у нее, у жизни–то, расставить все по своим законным местам, определить все по полочкам, как должно быть на самом деле, как природой и задумано было в самом начале каждого человеческого пути. А они, эти события и несчастья, сваливаются на твою голову всегда так жестоко–неожиданно, что в первый момент и не успеваешь ничего осознать и осмыслить, только лупишь глазами в миг образовавшуюся перед тобой пустоту — потерянно и испуганно…

Ночной Аннин звонок сначала свалился на голову бедной Дашке, тихо–мирно колдующей новой кисточкой над потоком льющихся на бумагу творческих фантазий. Она и не осознала сначала толком, что произошло, и только по сильно дрожащему и взволнованному голосу, доносящемуся из трубки и требующему немедленно разбудить мать, поняла, что случилось у тети Анны что–то очень серьезное, из ряда вон выходящее и трагическое.

— Мам… Просыпайся быстрее, возьми трубку! Там у Климовых что–то случилось! – тормошила она мать.

— А который час? – моргая спросонья и тряся головой, испуганно таращилась на нее Анюта.

— Три часа ночи… Да какая разница, мам? Говорю тебе, случилось что–то!

— Да? – с трудом стряхивая с себя сон, прохрипела в трубку Анюта. — Слушаю…

— Нютка, поднимайся быстро! В больницу со мной поедешь!

— А что случилось, Ань?

— У Алешки ножевое ранение! Его сейчас везут в кардиологический центр почему–то…Сердце задето, что ли? Не объяснили ничего! Давай, собирайся быстро!

Голос Анны звучал привычным металлом, но в железном его и таком привычном скрежете проскакивали едва уловимые нотки приближающейся женской истерики, нотки страха и растерянности перед бедой, и казалось, будто и не металл это вовсе, а лишь обманчивая и тоненькая пленочка из алюминиевой фольги – протяни руку, она и порвется легко…

— Как это – ранение? Он же дежурит сегодня… — хлопала испуганно глазами Анюта, пытаясь осмыслить услышанное. — Ты что?!

— Потом, все потом! Я уже из подъезда вышла, через пять минут выходи! Все!

Она успела на цыпочках добежать до ванной, плеснуть в лицо пригоршню холодной воды и заколоть кое–как на затылке волосы, прежде чем звонко и требовательно прозвучал под окном автомобильный гудок, бесцеремонно разрывая сонную тишину ночного двора. Натянув на себя первую попавшуюся под руки одежонку, она мячиком скатилась по лестничным ступенькам и, уже запрыгнув в открывшуюся дверцу Анниного красного «Рено», обнаружила с удивлением на ногах вместо туфель легкомысленные Дашкины тапочки в ярко–красную клеточку с пушистыми большими бомбошками. Наклонившись, решительно и нервно начала вырывать с мясом дурацкие эти бомбошки, одновременно пытаясь развернуться корпусом к Анне.

— Ну? Что у него случилось? Рассказывай! Осторожнее, там люк открытый! — вскрикнула громко, видя, как Анна лихо разворачивается по двору, вцепившись ладонями в руль так сильно, что побелели от напряжения костяшки пальцев. Стальные немигающие глаза ее на бледно–сером лице светились матово и безжизненно, сжатые губы были похожи на тоненькую и некрасивую полоску–щелочку.

— Черт! Черт! – резко произнесла Анна, вырулив, наконец, со двора в пасть темной и длинной арки, ведущей на проезжую часть. Потом, с трудом сглотнув, начала выкрикивать, как будто выталкивать из себя короткие фразы, полные боли и отчаяния:

— Не хотел меня слушать! Экстремальщик хренов! Вот оно чем обернулось! Ножевое ранение!

— Да кто, кто его ранил–то? — начала спрашивать Анюта. – Успокойся, ради бога! Давай все по порядку…

— Кто, кто… Придурок какой–то! Поехал, как обычно, по вызову – звонок в диспетчерской приняли, мол, молодая женщина на лестничной клетке лежит, кровью истекает… Он первый по лестнице на шестой этаж взлетел — медсестра отстала немного. Ну и позвонил в ту дверь, около которой эта женщина лежала. А оттуда пьяный мужик вывалился – и с ходу его ножом и проткнул… Как оказалось, это муж ее ревнивый – сначала жену ножом встретил, а потом и Алексею досталось! Медсестра говорит – так и увезли обоих на одной скорой, а та женщина по дороге скончалась, не приходя в сознание… Господи, Нютка, ну почему, почему все так?! Ведь сколько я его уговаривала бросить эту дешевую хренотень, экстремальную медицину свою! Есть у человека возможность жить другой, достойной жизнью – так и живи! А эти ублюдки пусть друг друга режут и убивают, сколько им хочется! Чего к ним ночами–то ездить? Эх…

— А что про Алешу тебе сказали? Рана тяжелая?

— Его сейчас срочно к операции готовят. Раз в кардиологический центр привезли, значит, сердце задето, я думаю… Черт! Черт! – уже со слезами закончила она свой рассказ и заколотила ладонями по рулю, отчего машина поехала по пустому шоссе опасными неровными зигзагами, заставив Анюту тяжело вжаться спиной в кресло и трусливо втянуть голову в плечи. Слава богу, вот уже и белое красивое здание кардиологического центра выступило навстречу из ночной октябрьской темноты…

Анна по–хозяйски уверенно открыла дверь в приемный покой, быстро прошла сквозь какие–то двери, зацокала громко каблуками сапог о серый плиточно–каменный пол больничного коридора. Анюта, едва поспевая, семенила за ней в своих клетчатых тапочках, растерянно оглядываясь по сторонам.

— Ань, а куда мы идем–то? Ты хоть знаешь, куда идти–то, Ань?

Анна, словно не слыша ее вопросов, неслась вперед, прямо глядя перед собой. Увидев сбоку лестничный пролет, стала торопливо подниматься на второй этаж, потом снова, как заведенная, замаршировала по коридору, четко печатая шаг и глядя в пространство впереди себя немигающими, будто покрытыми серой пленкой глазами.

— Женщины, вы куда? – удивленно–испуганно кричала сзади, пытаясь их догнать, девушка–медсестра в голубой больничной униформе. — Стойте, женщины!

— Туда нельзя, там операционная! – тут же кинулась им наперерез другая медсестра в точно такой же униформе. – Вы что, не понимаете?

— У меня там муж! Его только что привезли! – пытаясь как–то ее обойти, нервно начала объяснять Анна. – Пропустите меня!

— Успокойтесь, пожалуйста! Пройдите вон туда, в холл, там и присесть можно, и подождать…

Девушки осторожно и умело оттеснили их в небольшой холл, одна из них быстро принесла и вложила в Аннины руки маленький стаканчик с чем–то валерьяново–терпко пахнущим. Такой запах бывает у беды…

— Ваша фамилия Климова? – осторожно спросила одна из девушек, стараясь направить Аннину руку со стаканчиком ко рту. – Вы выпейте, вам еще долго ждать придется… Случай серьезный, операция сложная… Вы, главное, успокойтесь и терпения наберитесь!

Как все закончится, доктор к вам непременно выйдет…

— Как в кино… — почему–то тихо пробормотала Анна, морщась от сильного запаха лекарства. – Так бывает только в кино – операционная, родственники, ожидание…А он что, умереть может? – вдруг соскочила она с кресла, вцепившись в руку девушки.

— Да нет же! Что вы! Почему сразу умереть–то? Живым ваш муж останется, успокойтесь! — усадила ее обратно медсестричка. – Сидите и ждите спокойно! Простите, мне идти надо…

— Правда? – с надеждой спросила Анна в быстро удаляющуюся ее спину и, обращаясь уже к Анюте, медленно проговорила: — Никогда не думала, что такое может и меня коснуться… Обо всем думала, ругала Алешку за его эту работу на чем свет стоит, но вот что так будет — и представить не могла…

— Ань, ну что ты говоришь! – взяла ее за руку Анюта. – О таком никогда и не думает никто! Беда, она ж неожиданно приходит! И вообще, не думай о плохом! Все пройдет хорошо! Он же крепкий мужичок, справится!

— Да какой там крепкий! Нервы–то ни к черту… Вот раньше да – ничем его нельзя было пробить! А теперь весь дерганый стал, заводится с пол–оборота… Ты знаешь, мы так с ним собачимся в последнее время, с таким сладострастием оскорбляем друг друга! Да чего тебе рассказывать, ты и сама все знаешь…

— Ну он–то, допустим, тебя не особо оскорбляет… Потому как тебя оскорбишь, кажется! Так своим металлом в ответ загремишь, что мало не покажется!

— Ой, Нютка, ну что ты говоришь! – попыталась улыбнуться Анна. – Можно подумать, я для себя стараюсь! Это же все для них с Темкой, для семьи, а они ничего не понимают… Один, видите ли, свою противную яйцеголовую деваху забыть не может, другой ночами на скорой помощи по городу колесит, придурков всяких от смерти спасает! Ты знаешь, мне иногда кажется, что они так из вредности поступают, лишь бы мне наперекор… Как будто я враг им обоим и только того и хочу, чтобы все по–моему было!