Юнга - Иван Валерьевич Оченков

– Кстати, из какого моря?

– Желтого, дьявол!

– Ё… – замысловато выразился Март. – Но ты так и не ответил, кто ты?

– Я – Виктор! – почти закричал тот.

– Цой? – на всякий случай переспросил Мартов, разглядев наконец корейскую физиономию своего спасителя.

– Сколько тебе раз говорить, нет у нас такой фамилии! Правильно – «Чхве», а «Цой» только ваши тупые чиновники пишут.

– А, ладно… – устало отозвался Март, до которого стала доходить суть происходящего.

Поскольку родная фирма частенько отправляла своего самого ценного сотрудника в командировки, в дороге он зачастую занимал себя чтением всего подряд – от детективов до фантастики. Встречались и книжки про попаданцев. К Сталину, к Николаю II или в магические миры – не важно. Не то чтобы Вениамину такая литература нравилась, но отвлечься и занять время помогала.

«Я попаданец!» – понял он и неожиданно даже для самого себя успокоился. Несмотря на очевидную бредовость, эта версия объясняла и его местонахождение, и раздвоение личности. Об остальном, как говорила одна зацикленная на себе героиня американского романа, можно подумать завтра.

Однако времени у них, как оказалось, и не хватало.

– Нам это, пора, – хмуро заметил все еще дувшийся на него Витька.

– Куда?.. – На Марта волнами накатывала какая-то необоримая усталость пополам с тупняком. Звуки доносились словно сквозь вату. Мысли путались, двоились и терялись. Едва стоило отвлечься на другое, и он уже не мог вспомнить, о чем думал только что.

– На кудыкину гору! – огрызнулся приятель, после чего добавил более миролюбиво: – В приют.

– В приют? – непонимающе переспросил Март.

– Ну да. А то хватятся и сообщат куда не надо. Чего доброго наш штаб обнаружат…

Мысль была хоть и не совсем понятная, но верная. Грот, в котором они прятались, был неплохим убежищем на крайний случай, и выдавать его местоположение или хотя бы оповещать о существовании было в любом случае не самым разумным делом. Опять же, если есть приют, значит, есть место для ночевки. А также столовая или еще какой-нибудь пункт приема пищи. Подкрепиться бы сейчас совсем не помешало.

– Идем, – кивнул Март. – Только помоги мне, а то я что-то совсем ослаб.

– Конечно, – тут же кивнул не умеющий злиться Витька, и вместе они направились к выходу.

Приют – на счастье совершенно выбившегося из сил Вени – оказался не так уж далеко. Располагалось это богоугодное заведение в небольшом распадке между двумя невысокими сопками и представляло собой комплекс из двух одноэтажных зданий, огороженных невысоким забором. В первом корпусе воспитанники жили, во втором находились хозяйственные постройки. Это ему сообщил во время пути Виктор, не без основания решивший, что, похоже, его друг потерял память и нуждается в подобном пояснении.

И странное дело, стоило приятелю поведать о какой-либо подробности, как в памяти Марта возникало соответствующее воспоминание и твердо занимало в ней свое место.

– А учимся где? – поинтересовался на всякий случай Март.

– Здесь же, – с сочувственным видом поведал ему кореец.

Точно, тут же припомнил Веня. Мартемьян и этот Витька сидят за одной партой.

– Где вы шлялись? – неласково встретил их у ворот дворник – отставной матрос Михалыч.

– Гуляли, Павел Михайлович, – немного заискивающим тоном сообщил ему Виктор.

– Ваше счастье, что директора на месте нет. Не то бы прямиком в карцер отправились, а будь моя воля, так и розог отведали бы! Ну-ка, олухи царя небесного, марш на кухню, – вам там поснедать оставили!

– Сейчас идем.

– Слышь, Вахрамеев, – вспомнил дворник. – Тебя какие-то ферты на автомобиле разыскивали. Я им велел, чтобы завтрева приезжали, когда господин Петрищев вернется.

– Какие еще ферты? – едва не поперхнулся от воспоминаний Март.

– Сказали, будто из адвокатской конторы «Бобров и сын», – отвечал, поглаживая роскошные седые усы бывший матрос. – Только сдается мне, врали!

– Почему?

– Не видал я, что ли, крапивного семени? – пожал плечами дворник. – Вы ступайте-ступайте, неча тут…

Михалыч, припомнил Вениамин, был стариком невредным, просто любящим побухтеть, когда кто-либо не соблюдал строгий морской порядок. Но если к нему со всем вежеством, то он сразу оттаивал и особо воспитанников, в отличие от прочих служителей, не притеснял.

Оставленная ребятам на кухне еда, конечно, давно остыла, но проголодавшиеся мальчишки в момент стрескали кашу с куском пшеничного хлеба и запили ее холодным и почти не сладким чаем.

– Добавки бы, – привычно поканючил Витька, но дежурная кухарка тетя Маша тут же его обломала.

– Радуйся, что это осталось, байстрюк! – уперев руки в бока, заявила она. – Еще бы немного и того не увидали.

«Байстрюк означает незаконнорожденный», – подумал Март, и в голове тут же вспомнилась невеселая история приятеля. Отцом его был русский чиновник при консульстве, а матерью – официальная наложница из местных. Законами королевства Чосон такое разрешалось, а русское начальство на шалости своих подопечных смотрело сквозь пальцы. При родах Витькина мать умерла, и сирота попал к ее родственникам, пока его не забрал отец.

Трудно сказать, что послужило тому причиной, поскольку признавать своего туземного отпрыска папаша не стал, но о кое-каком воспитании и образовании позаботился. Так Вичан и угодил в интернат, который по привычке именовали приютом.

Поев, подростки направились в дортуар[5], где стояли их кровати. Сирот у них на самом деле было немного. Большинство воспитанников имели родителей или близких родственников, к которым и отправлялись на летние каникулы. На месте оставались только такие, как Мартемьян с Виктором, и еще несколько подростков.

Богоугодное заведение, в котором они учились и жили, находилось неподалеку от города Чемульпо и формально относилось к русскому сеттльменту. Первоначально оно предназначалось для сирот, но затем сюда стали определять детей солдат и матросов с военной базы, а также отпрысков мелких служащих и мастеровых. Обучали их по программе для земских школ, а показавшим наибольшие успехи по окончании семи классов предоставлялась возможность держать экзамен для поступления в старшие классы реального училища.

Помимо общеобразовательных дисциплин учили их и ремеслу. Мальчишек – столярному и слесарному делу, а немногочисленных девочек – шитью и домоводству. Последнее обстоятельство Март вспомнил потому, что на входе в спальную залу их встретила Фимка.

Подобно Витьке она была плодом любви русского и кореянки, но, в отличие от него, законнорожденной. Впрочем, мать