Скульптор и скульптуры (сборник) - Сергей Минутин

Пират, видя, что мощь, в виде крейсера, может утопить весь остров, на всякий случай утопил его. Всю команду с крейсера выбросило на берег прямо рядом с пищалями, шпагами, бочонками с порохом выброшенными на берег с ранее утонувшей галеры. В самом деле, не лишать же себя и попугая удовольствия от маленькой баталии.

Пират в последнее время путался в определениях, даваемых людям своим зверствам. Война, локальный конфликт, террор. Ватага, прибывшая на крейсере, более всего походила на террористов, особенно вооружившись пищалями, а островная ватага походила на заложников, правда сразу с выкупом.

Так как крейсер совершенно неожиданно ушёл на дно, то те кто плыл на нём, решили что островитяне хорошо подготовились и применили новое оружие, которое видимо тоже раскопали. Они рассыпались по берегу цепью и стали целиться в грибок «МАГдональдс». Демон – крат окончательно расстроился от видимого факта так бездарно загубленной демократии и заплакал.

Пошёл сильный проливной дождь. Особенно сильно он лил над ямой. Вода стала заполнять яму, а вместе с ней всплывали на поверхность и все желающие. Сначала всплывать без демократических сокровищ никто не хотел, но в итоге желание жить оказалось сильнее, и все облегчённые всплыли и выбрались из ямы. Они долго жмурились, хотя солнце было закрыто тучами. Вдруг грянул залп. Это ватага вновь прибывших членов правительства пристреливала пищали.

Первым обстановку на острове оценил рыжий член старого правительственного состава. Он глянул вниз, на лазурное побережье и увидел знакомые морды, многих из которых лично вычёркивал из списка экспедиции. Эти морды, увидев рыжего, стали целиться в него. Но они его не испугали. Он рванул на груди рубаху и показал миру череп, две перекрещивающиеся кости и лозунг «Не влезай убьёт».

Попка радовался больше всех, он вилял хвостом, пропуская пули. Рыжий отбивался от пуль лопатой. Пират для того чтобы всё было по настоящему, вооружил и ватагу, всплывшую из ямы. И, наконец, когда все были заняты, он снова мог вернуться к любимому занятию: пить ром с русским.

Они пили ром и обсуждали наступившие тяжёлые времена переходного периода. Иван болел за своих археологов и могилокапателей и надеялся, что в равной борьбе не останется ни одного члена правительства. Попка летал над ватагами и орал: «Свободу попугаю». Пират был тренером и судьёй одновременно.

Пока ватаги были заняты, и звуки канонады услаждали слух попугая, Пират с Иваном вели непринуждённый и откровенный разговор:

– Эх, Ваня, ты посмотри, что творят твои земляки, взывал к вниманию Ивана Пират.

– Мои земляки в такую слякоть в деревне на печи спины греют, – возражал Иван.

– А это кто такие по-твоему? – спрашивал Пират.

– У нас это традиционно называют «погань», – отвечал Иван, как на уроке.

– Погань, погань, – задумчиво повторил Пират, и, был услышан попугаем, который тут же «сменил пластинку» и раскричался: «Поганцы, Поганцы, Диктат – крат, Диктат – крат».

Пират шуганул попугая и сказал: «Интересная у тебя страна, Иван, почти все одинаковые внешне, а внутри чего только нет. Флибустьеры хреновы».

– Да, умом не понять. Воры болеют за страну всем сердцем и душой, землицу защищают, а государевы слуги готовы всё распродать. И ведь понимают, поганцы, что делают, но остановиться не могут, – разоткровенничался Иван.

У обоих ватаг закончились порох и пули. Попугай, видя, что народу более ничего не грозит, кроме мировой ничьей, сел Пирату на плечо и начал картавить в ухо: «Давай поцелуемся».

Распогодилось. Ярко засияло солнце. В его лучах стоял Скульптор.

Попка при виде скульптора затих. Скульптор улыбнулся ему и, осмотрев остров, нахмурился. Он сказал Пирату: «Рад, что ты был безучастен». Затем он оглядел обе разношёрстные ватаги. В обоих уцелело примерно одинаковое количество «бойцов». В одной ватаге остались археологи и могилокапатели, которые в основном прятались, так как делить им было нечего и не с кем, в другой экипаж крейсера и с десяток мелких членов правительства, которых взяли на крейсер бегать за пивом, мало ли чего. Этим тоже ничего не светило при дележе. Но теперь, когда никого из «верхних» не осталось, глаза у оставшихся горели «здоровым недобром». В яме ещё булькала вода, и археологи знали, что они оставили на дне. А экипаж с крейсера помнил, зачем плыл на остров.

Скульптор, видя, какой бардак они развели на острове, призвал к себе Диктаткрата.

Диктаткрат был точной копией Демонкрата, только без юмора. Диктаткрат властно посмотрел на Пирата и на попугая. Попугай шмыгнул в карман морского плаща Пирата и затих. Скульптор и Диктат-крат обошли остров. Диктаткрат всё время кивал, и лицо его было торжественно и серьёзно.

Глава восьмая. Внутреннее министерство страны опыта (сыскной отдел)

На острове доигрались в демократию. Но это на острове, а в стране опыта жизнь шла своим путём или чередом, или порядком. По огромному кабинету ходил начальник сыска. Кабинет ему достался в наследство по странной цепочке прародителей. В кабинете стояла мебель трёх веков, ибо у владельцев этого кабинета не было страсти менять мебель после предыдущего начальника. Им и без этих затей или русских традиций, было чем заняться. В кабинете стоял огромный стол и большие деревянные стулья уцелевшие ещё с царских времён. Это наследство царской охранки, сразу нагоняло тоску на посетителей. Возле стен стояли не менее огромные книжные шкафы с трудами классиков Внутреннего министерства и родоначальниками разных «измов», наследства многих веков. Особенно много трудов было посвящено «анархии» и «фашизму». Эти книги лишали посетителя последней надежды на светлое будущее. Из XXI века, в кабинете был только портрет каких-то двух горнолыжников, в одном из которых угадывалась личность министра, второй был в больших защитных очках, но именно он окончательно «добивал» любого посетителя.

Третье столетие не менялась и ковровая дорожка, что придавало ещё большую серьёзность, как кабинету, так и его посетителям. Обыкновенные топтуны здесь были большой редкостью, вернее их тут не было никогда.

По этой самой дорожке, на удивление легко ступая, ходил начальник сыска. У него было прекрасное настроение, и, если бы не атмосфера кабинета, то с ним сразу же хотелось познакомиться. Как его зовут? Не знаю. Врать не буду, но в прошлом его звали Георгий Порфирьевич Судейкин.

Из века в век он сохранял чувство юмора и оставался отцом виртуозов-провокаторов. Виртуозом, а виртуоз, он в любом деле виртуоз.

Надо заметить, Судейкин (в прошлом) играл и за белых, и за чёрных. В небесных книгах накопленный им опыт, красочно оформленный и переплетённый какими-то сияющими волокнами, до сих пор занимал место ровно по центру. Он показывал начало игры, эту тайну тайн, и, если бы не последующие события, то его труд был бы приближен к Свету. Итак, что же сделал Георгий Порфирьевич в конце XIX века?

Он «разгромил «Народную волю», широко практикуя при этом новые методы и, прежде всего, самую грязную провокацию. Склонив на сотрудничество попавшего к нему в лапы члена Исполнительного комитета этой организации Дегаева, Судейкин получил возможность арестовать почти всех её руководителей. Однако он отнюдь не ограничился этим, предложив Дегаеву возглавить «Народную волю» и действовать по его, Судейкина, указаниям. Георгий Порфирьевич разработал план действий, которому никак нельзя было отказать в грандиозности замысла: он, Судейкин, руководствуясь указаниями Дегаева, устраняет тех подпольщиков, и только тех, которые мешают плодотворной деятельности его сотрудника; Дегаев же в свою очередь, руководствуясь его указаниями, организовывает убийства тех сановников, которые мешают продвижению Судейкина по службе….

Таким образом, судьба страны должна была оказаться в руках двух людей: самого Судейкина, диктатора всероссийского, и его подпольного alter ego – Дегаева»*

Это было очередным началом опыта зарождения тотальной диктатуры, но Порфирьевич расслабился и был убит Дегаевым. Однако представители власти были, очевидно, весьма далеки от осознания того, какое жуткое чудище вырывается у них на глазах на волю из самых недр политического сыска.

Надо заметить, что ещё не отлетевшая душа Судейкина несколько раз повторила ему: «Кесарю – кесарево…». И потом, Судейкин (в прошлом) исправлял свою ошибку в разных других министерствах.

Лаврентий Павлович Берия занимался примерно тем же самым, но свои шаги согласовывал с Вождём. Увы, умер Вождь, погиб и Берия. Что – то не работало в такой классической игре. Но что? Третье столетие продолжалось, и это только на памяти его, Судейкина Георгия Порфирьевича, а до этого….

Судейкин (в прошлом) ходил по кабинету и думал вслух белым стихом:

«Народная воля» – индивидуальный террор,Романтик безопасен – он одинок.Публицист и учёный, журналист и артист,Сливаются в партию – это зародыш.Пустим на самотёк, получим свору,Не возглавим свору – получим разврат,Нам не нужен разврат, нам нужен Вождь.

Георгий Порфирьевич (в прошлом) сам не мог понять причину своего красноречия, но про разврат ему понравилось.