Каков есть мужчина - Дэвид Солой

Андре что-то бормочет.

– Что?

– Херня, – повторяет Андре отчетливо.

– Нет. Нет, Андре, не херня, – говорит Кловис тихо, и его голос дрожит от гнева. – Какая мне-то была выгода от того, что я принял Бернара? Скажи, какая мне в том выгода?

Повисает напряженное молчание.

Затем Кловис говорит с печалью в голосе:

– Мне жаль, Бернар.

Бернар ест йогурт и просто кивает. Он далеко не так расстроен, как его родители.

Вообще-то он ничуть не расстроен. Все, что он понимает, это: 1) ему больше не нужно выходить завтра на работу или вообще когда-либо; 2) он получит тысячу евро ни за что.

А слезы его матери, вот-вот готовые пролиться, и затаенный гнев отца – это давно знакомые ему приметы семейного быта.

Он знает, что между его отцом и дядей существует какое-то ужасное противоречие, какая-то глубинная вражда, однако природа этой вражды за пределами его понимания. Ему кажется, так было всегда. Это просто часть жизни.

Как вечные споры его родителей.

Как раз сейчас начинается такой спор.

Он слышит из своей комнаты под крышей, как они спорят внизу.

Для споров у них есть две темы: деньги (это постоянная проблема) и Бернар.

Они беспокоятся за него, это он понимает. И сейчас они спорят, доходя до криков, из-за этого беспокойства.

Он о себе не беспокоится. Однако их беспокойство о нем вызывает у него смутное раздражение; вроде пронзительного воя сирены где-нибудь на улице, прорезающего ночную тишину. Вот так же примерно сейчас слышатся их голоса через два этажа. Они спорят о нем, о том, что он теперь «будет делать в своей жизни».

Для него этот вопрос – полная абстракция.

Он включает видеоигру – стрелялку от первого лица, и косит без числа вражеских монстров.

Через час-полтора ему это надоедает, и он решает пойти к Бодуэну.

Бодуэн также играет в стрелялку от первого лица, только экран у него гораздо больше и дороже, здоровый экран в оправе мощнецких колонок. Его отец, тоже по имени Бодуэн, работает дантистом, а Бодуэн-младший учится на дантиста в университете. Он единственный друг Бернара из университета, с кем он еще поддерживает связь.

Как у всякого зачетного мажора, у него всегда есть нычка первосортной травки – прямо из Голландии, – и Бернар, знающий, где взять, скручивает косяк, пока Бодуэн завершает уровень.

Он говорит:

– Меня уволили.

Бодуэн, будущий дантист, изничтожает полдюжины зомби.

– Я думал, ты работаешь на дядю, – говорит он.

– Ага. Он и уволил меня.

– Вот мудила.

– Мудила.

Бодуэн, не отворачиваясь от экрана, протягивает свою белую руку, чтобы Бернар дал ему косяк. Бернар повинуется.

– А мне насрать, – говорит он на случай, если друг думал, что ему не насрать.

Бодуэн делает затяжку и мычит.

– Я получу за месяц, – говорит Бернар не без гордости. – Выходное пособие или что там…

Бодуэна это не впечатляет.

– Да? – произносит он.

– И теперь я точно полечу на Кипр.

Бодуэн передает ему косяк и, не глядя, говорит:

– Я должен тебе сказать насчет этой поездки.

– Что?

– Я не полечу.

– Как это?

– Я не сдал биохимию-два, – говорит Бодуэн. – Нужно пересдать.

– Когда экзамен? – спрашивает Бернар.

– Через две недели.

– Так почему ты не можешь лететь?

– Отец не разрешит.

– Ну и хрен с ним.

Бодуэн смеется, словно одобряя. А затем говорит:

– Нет. Он говорит, это важно – чтобы я не провалил опять.

Бернар, сидящий позади него на одном из татами, разбросанных по всему полу, затягивается косяком. Он чувствует, что его подвели.

– Ты что, серьезно не летишь? – спрашивает он, и голос выдает его обиду.

И что самое паршивое – эту поездку затеял Бодуэн.

Это он нашел где-то в Сети нереально экономный горящий тур с перелетом из аэропорта Шарлеруа на семь ночей в отеле «Посейдон» в поселке Протарас. И это он убедил Бернара (правда, ему не пришлось прикладывать много усилий), что Протарас – это рай для гедониста, что погода на Кипре будет для мая великолепной и что это отличное время для отпуска. Он подпитывал энтузиазм Бернара, пока мечта об этом приключении не сделалась единственной мыслью, помогавшей ему скрасить нескончаемые серые будни в промышленном комплексе.

А теперь он заявляет, глядя на экран перед собой:

– Нет. Серьезно. Я не могу.

И снова его протянутая рука, ждущая косяка.

Бернар молча передает косяк.

– Ну и что мне теперь делать? – спрашивает он через какое-то время.

– Лети один! – говорит Бодуэн, перекрывая грохот динамиков. – Однозначно лети! Почему нет? Я бы полетел.

– Один?

– Почему нет?

– Только чудилы едут в отпуск в одиночку, – говорит Бернар.

– Не глупи…

– Это правда.

– Неправда.

Косяк – точнее, уже едкий окурок – снова переходит к Бернару.

– Очень даже правда, – говорит он. – Я буду чувствовать себя лохом.

– Не глупи, – произносит Бодуэн, заканчивая уровень и сохраняясь. – Он поворачивается к Бернару: – Думай как Стив Маккуин[17].

Бодуэн – фанат Маккуина, на стене у него висит постер с ним: американский актер сидит на винтажном мотоцикле, широко расставив ноги и глядя в камеру с прищуром.

– Или как Бельмондо, – добавляет он.

– Без разницы.

– Думаешь, я рад, что не лечу? – спрашивает Бодуэн.

Экран заполняет непривычно огромная и неподвижная эмблема «Уиндоуз».

– Без разницы, – повторяет Бернар.

Пока он с унылым видом сворачивает новый косяк, разминая табак из «Мальборо лайтс» друга, Бодуэн включает фильм «Железный человек – 3», хотя это кино еще только ожидается в кинотеатрах Лилля.

– Видел? – спрашивает он, отпив хороший глоток из бутылки «Эвиан».

– Что это?

– «Железный человек – 3».

– Нет.

– Там Гвинет Пэлтроу играет, – говорит Бодуэн.

– Да, я в курсе.

Они смотрят фильм на английском, поскольку знают его вполне сносно, чтобы понимать большинство диалогов.

Каждый раз, когда на экране появляется Гвинет Пэлтроу, Бодуэн перестает болтать и пускает в вожделении слюни. У него на нее «пунктик», как они говорят. Этого «пунктика» его друг не разделяет – никакого такого бурления гормонов и учащенного дыхания.

– Она ничего, – говорит Бернар.

– Ты, мой друг, человек из рабочего класса.

– У нее же сисек нет, – замечает Бернар.

– То, что ты это говоришь, – смеется Бодуэн, – только подкрепляет мой аргумент. – А затем он добавляет менторским тоном: – Во «Влюбленном Шекспире» видны ее сиськи. И они не такие уж маленькие, как ты, наверное, думаешь.

Бернар мысленно отмечает, что надо бы, придя домой, скачать и посмотреть этот фильм.

Что он и делает, и признает, что друг говорил дело: там действительно просматривается нечто достойное. Он ставит фильм на паузу и, расстегнув ширинку, оценивает это по достоинству.

Глава 2

В четыре утра в понедельник, в автобусе, идущем в аэропорт Шарлеруа, ему грустно, паршиво, очень одиноко. Он встречает рассвет на пустынном шоссе. Солнце бьет по его глазам. Кругом пролегают тени. Он смотрит, щурясь, на проплывающий мимо пейзаж, на игру света и тени. Постепенно в нем нарастает чувство свободы, но когда он видит самолет, висящий низко в небе, уязвленное эго опять возвращает его к мысли о том, что впереди его ждет отпуск в одиночестве.

Глава 3

Из аэропорта Ларнаки – он новее и чище, чем Шарлеруа – Бернара и еще дюжину человек забирает микроавтобус, присланный турфирмой, и везет их в Протарас. Пыльный, малоприятный пейзаж. Ни признака моря. В автобусе с кондиционером и синими занавесочками, за которыми можно спрятаться от полуденного солнца, он – единственный, кто отдыхает без компании.

Пассажиры понемногу высаживаются и расходятся по отелям.

Он остается в автобусе последним.

Большинство вышли вблизи моря, до которого они доезжают в итоге, перед новенькими белыми отелями, выглядящими как верхняя часть океанских лайнеров.

Но когда Бернар остается один, автобус поворачивает от моря и углубляется в запруженные пешеходами улочки, по сторонам которых выстроились жуткого вида питейные заведения, а затем, миновав внушительный супермаркет «Лидл», выезжает из этого подобия города и едет по засушливому недостроенному захолустью почти без признаков жизни, где и стоит отель «Посейдон».

Отель «Посейдон».

Три этажа побеленного бетона, утыканные одинаковыми маленькими балкончиками. Побитые бетонные ступени, ведущие к коричневой стеклянной двери.

Сейчас самое пекло, на улицах вблизи отеля ни души, солнце бьет отвесно, не оставляя теней. В холле воздух горячий и влажный. Сначала Бернару кажется, что тут никого нет. Затем он замечает двух женщин, притаившихся в теплой полутьме за стойкой.

Он объясняет на английском, кто он такой.

На них это не производит впечатления.

Затем одна женщина берет у него паспорт и ведет его по темным лестницам на следующий этаж, до узкой комнаты с одним окном и двумя кроватями, для которых только и хватает места.