Война на море - Эпоха Нельсона - Пьер Жюрьен-де-ла-Гравьер

Из этого видно, до какой степени французский флот своими качествами превосходил английский. Скоро, однако, ему суждено было утратить это превосходство; а если бы он и сохранил его, то не мог бы им пользоваться, потому что корабельные экипажи постепенно приходили в расстройство, а запасы, собранные в магазинах, расхищались. В то время, когда французы, принужденные спешить с вооружением, употребляли в дело дурное железо, пеньку низкого качества и плохой лес, привычка к долгим блокадам и постоянная практика на море приучали англичан к осторожности и определять точные размеры своего рангоута, от чего он получил надежность, которой прежде не имел. В этом отношении англичане вскоре приобрели все то, что утратили французы от своей неосмотрительности и расстройства своих сил. У французов оставались корабли бoльших размеров и лучших качеств, но случайности войны передали некоторые из них в руки англичан, а те спешили исправлять их и строить у себя корабли по тем же образцам. Так английский флот скоро обогатился новыми кораблями, которые не уступали ни в чем французским и имели над последними то преимущество, что были вооружены с бoльшим тщанием, с бoльшим знанием морского дела и, кроме того, укомплектованы командами, несравненно более приученными к дальним и трудным плаваниям. Превосходный трехдечный корабль "Коммерс де Марсель", носивший флаги адмиралов Трюге и Трогоффа, превосходивший "Виктори" водоизмещением 500 тонн, был отведен из Тулона в Портсмут и сохранился там как модель для английских инженеров; то же было с 74-пушечным кораблем "Помпей", также взятым в Тулоне, и с 80-пушечными кораблями "Тоннан" и "Франклин", отнятыми при Абукире, и считавшимися в то время судами, не имевшими себе подобных ни в одном из флотов целого мира.

Присоединение к Англии испанского, голландского, португальского и неаполитанского флотов должно было нарушить равновесие, существовавшее между силами обеих держав, и еще до начала войны можно было предвидеть, чем она кончится. Трудно было бы требовать от французских матросов послушания и безусловной покорности в такое время, когда все общественные устои были разрушены. Экипажи эскадры, стоявшей в Киберонском заливе, первыми показали опасный пример возмущения - пример, возобновлявшийся несколько раз на кораблях Республики. Они заставили адмирала Морар де Галля отвести флот обратно в Брест и унялись только тогда, когда большая часть бунтовщиков была отправлена в армию и заменена рекрутами, взятыми из рыбаков и конскриптов. Впрочем, потеря этих матросов была для флота не так чувствительна, как потеря офицеров, наученных управлять эскадрами и кораблями под командой Д'Естена, Гишена, Сюффрена и Д'Орвилье. Некоторые из офицеров эмигрировали, другие были брошены в темницы или погибли на эшафоте. Этот славный, преданный и грозный флот, казалось, был весь уничтожен за один год террором. Новое правительство решилось на то, чего не предприняло бы правительство благоустроенное. Борясь с внутренними раздорами, с голодом и с расстройством умов, Республика принуждена была для восполнения огромной убыли в ее силах, причиненной недостатком флота, пополнять офицеров и командиров для своих оставленных кораблей из низших чинов. Между тем война была напряженная: надобно было обеспечить путь конвоев с хлебом из Америки, безопасность Республики требовала держать в море большие эскадры; и тогда пришлось наскоро формировать сильный флот; а это дело, более чем какое-нибудь другое, требует времени и обдуманности и решительно не терпит беспорядка и торопливости. Национальное собрание не колебалось: оно высылало эскадры с недоученными командами; предписывало деятельность в портах и героизм на кораблях точно также, как предписывало победы на границах Франции; и такова была сила энтузиазма, что Франция чуть не вырвала победы у ветерана-адмирала, так долго державшего в почтении графа Д'Естена, и у английских кораблей, прекрасно вооруженных и управляемых опытными офицерами. Этот день, известный под названием 13 прериаля (1 июня нового стиля) быть может, дал бы войне совершенно другое направление, если бы победа склонилась на сторону французов. Адмирал Вилларе Жойёз три дня сражался с флотом адмирала Гау, состоявшим из 25 кораблей, и хотя 1 июня 1794 г. в последней схватке потерял 7 кораблей, однако английский флот, потерпевший не менее французского, не пытался воспользоваться своей победой. Вскоре после этого гибельного дела американский конвой вошел в Брест, и Республика, спасенная от неминуемого голода, была обязана этим кораблям, которые ей завещал несчастный Людовик XIV.

Но это великолепное наследие королевского флота понесло уже тяжелый урон. Тулон, исполненный ужаса при слухах о прибытии в Марсель генерала Карто, отдался под защиту Англии, и 28 августа 1793 г. передал эскадре адмирала Гуда свои форты, рейд и корабли. Таким образом англичане получили без боя 31 корабль и 15 фрегатов. Лорд Гуд принял их как залог, от имени Людовика XVII, но никто из английских офицеров не сомневался в смысле этого условия, и Нельсон первый заметил, что для "сожжения всего французского флота достаточно и одного часу". Однако часть флота избегла пожара, который готовили ему англичане: из 58 судов, захваченных в Тулоне, 25 снова вернулись к французам. В этом случае материальный убыток был важнее для Франции, нежели потери, понесенные в сражениях адмирала Де Грасса и 13 прериаля. Французы потеряли 13 кораблей и 9 фрегатов. 9 кораблей были сожжены Сиднеем Смитом, 3 судна уведены сардинцами и испанцами, а 4 корабля и 6 фрегатов последовали за эскадрой адмирала Гуда к Гиерским островам. В Англии общественное мнение осталось недовольно этим результатом. Лорда Гуда осуждали не за то, что он сжег флот и поспешно очистил Тулон, а за то, что слишком долго не решался этого сделать и, таким образом, не вполне довершил начатое. Удивлялись, почему, овладев фортами, он тогда же не отослал в Англию прекрасный флот, попавший к нему в руки, или почему он в ту минуту, когда давно предвиденное очищение Тулона сделалось неизбежным, не принял таких мер, чтобы ни один неприятельский корабль не мог избежать пожара? К счастью для Франции, лорд Гуд явился в Тулон не один: вместе с ним бросила якорь на Тулонском рейде испанская эскадра из 17 кораблей под началом Дона Жуана де Лангара{5}, старинного пленника Роднея. Дон Жуан поспешил объявить, что Тулон не есть "совершенно английский порт", как полагает лорд Гуд, но только залог, вверенный как чести Испании, так и чести Англии. Поставив свои корабли так, что они могли выгодно действовать артиллерией по кораблям английской эскадры, ослабленной отправлением разных отрядов для крейсерства в Средиземном море, - испанский адмирал не считал более нужным скрывать, что, по его мнению, уничтожение французского флота может повредить интересам Испании.