Сезон охоты на падчериц - Наталья Саморукова

— Можно, — пожала плечами та, что лучше смотрела в окно, — про то и речь.

— И кем же?

— Это уж не нам решать, правда, Мария?

— Ну конечно, конечно! Я же тебе говорила, что она не знает!

Сестры переглянулись. Их ангельски чистые глаза на короткое мгновение стали осмысленными и пытливо умными, но длилось это так недолго, что я засомневалась — уж не привиделось ли?

— Наверное, в колледже у вас любимым предметам была философия? — улыбнулась я.

— Философия? — всплеснули руками сестры. — Кто же нам стал бы преподавать философию? Не было у нас никакой философии.

— А что же было? — от нечего делать поддержала я разговор, что вдруг странным образом обеспокоило Анну и Марию.

— У нас много чего было, — сказала одна.

— Да, — поддержала ее другая.

— Но философии не было.

— Не было.

— А математика?

— Математика? Ну конечно! Математика была, и химия, и физика, и психология. А еще очень много спортивных предметов, и основы этикета, и полито-логия, и вождение. Да, Мария? Я ничего не забыла?

— История была…

— Плотная программа, — восхитилась я.

— О, ну конечно! Очень плотная!

— На мальчиков, наверное, совсем времени не оставалось?

— Настя, а вы провокатор! Конечно! Так мы вам и сказали про мальчиков! Да если хотите знать, нам плевать на мальчиков! Мальчики нам совсем не нравятся.

— Кто же вам нравится? — с испугом спро-сила я.

— Мужчины! — со знанием дела пояснили сестренки. — Нам нравятся настоящие мужчины, похожие на нашего отца.

— А кто ваш отец, простите за нескромный вопрос?

— О, наш отец замечательный! Он — великий человек, он самый смелый и красивый из всех, кого мы знаем!

— Ваша мать развелась с ним?

— Нет, она никогда за него и не выходила. Но какая разница? Нам он писал все время, да. Каждый месяц мы получали от него письма.

— И сейчас получаете?

— Сейчас нет, — погрустнели девочки. — Когда Ангелина познакомилась с Фредди, письма прекратились. Потом мы уехали учиться. Наверное, он потерял нас.

— Но мы найдем его! — горячо уверила одна сестра.

— Обязательно! — поддержала ее вторая. — Только нам сдается, кто-то очень сильно не хочет, чтобы это произошло.

— О чем вы? — не поняла я.

Все это время Фима смирно сидел в сторонке, но, услышав подобное предположение, недобро хмыкнул. Это у него получилось помимо воли, и он даже слегка застеснялся. Девочки презрительно глянули на него и примолкли.

— На пироги мы не пойдем, — капризно сказали они, уходя к себе в комнату. — Ступайте, Настя, одна.

— Пожалуй, и я тогда не пойду.

— Ступайте, — повелительным тоном повторила одна из сестер, — а то тетя Наташа расстроится. Ей очень хочется пообщаться на русском.

— Алеша разве не говорит по-русски?

— Алеша, можно подумать! — Хихикая, девочки плотно прикрыли за собой дверь.

Глава 4.

Уж что-то, а железную волю за их манерами никак было не заподозрить.

— Меня же мать прокляла, когда я из России уехала. Она из староверок, моя мать. Каково для нее было узнать, что дочь с иноверцем под венец собралась. В деревне, откуда я родом, с иноверцем и за руку-то здороваться грешно, не говоря уж о том, чтобы детей общих рожать. С той поры я как отрезанный ломоть. В России последний раз была десять лет назад. Пять сестер и два брата там у меня остались. Родители умерли, я даже на похоронах не была. Мне не сказали, да и не пустили бы.

— Скучаете? — зачем-то спросила я.

— Скучаю, — просто ответила Наталья, — тоскую. Радж у меня светлый человек, и Алешенька в него характером. Больше детей не получилось, но все равно на жизнь грех жаловаться. А все одно, чужие места. Хотя здешние люди очень славные. Индусы, они обходительные, вежливые, радостные, хоть и не всегда просто живут. А когда я приехала, нам и вовсе трудно приходилось. Его родня меня тоже в штыки приняла. Привез, мол, из России бледную немочь, не мог свою девушку найти, на кого внуки будут похожи? Но потом ничего, оттаяли, хотя до конца так и не подпустили меня к себе.

— А с Ангелиной вы где познакомились? — решила перейти я на более насущную для меня тему.

— Ну как где, в Новосибирске, конечно. Мы же вместе учились. В училище. Потом Ангелина в Москву подалась, в театральный поступать, а я замуж вышла, в Индию уехала. Но переписывались все эти годы.

— Трудно вот так по переписке отношения поддерживать, — засомневалась я.

— Конечно, — отчего-то смутилась Наталья, — Гелечка приезжала один раз в гости. Не так давно, года три назад. Она как раз только-только за Федора замуж вышла. Но его-то я совсем не знаю.

— Ангелина — такая яркая женщина, даже странно, почему она так долго была одна. Могла, мне кажется, раз десять замуж выйти.

— Могла, да не вышла, — грустно сказала Наталья и задумалась надолго.

Я даже покашляла, чтобы снова привлечь ее внимание.

— Не знаю, — задумчиво сказала она, — могу ли рассказывать об этом. Но, впрочем, тайны в том никакой нет. Ангелина боялась выходить замуж.

— Почему?

— Да напридумывала себе невесть что. Якобы всем она горе несет. Кто ее полюбит, тот непременно в несчастье попадет, а то и похуже чего.

— И что… это оправданно было? Ее опасения были чем-то подкреплены?

— Трудно сказать. Мало ли в жизни случайностей. Девочкам два годика было, когда она повстречала Никиту. Она такие радостные письма в этот период писала, такая счастливая была. Даже на расстоянии было заметно. А потом Никитушка погиб. Нелепая смерть — шел вечером с работы и угодил в строительную яму, уж как его туда занесло, совсем не по пути было. Они уж и кольца купили.

— Да, ужасно, конечно, — опечалилась я.

— Потом долго у нее с личной жизнью не клеилось. Но лет десять назад стал за ней ухаживать один известный политик. Он тогда часто по телевизору мелькал, вы его, должно быть, видели. Ну да это неважно.

— Тоже что-то случилось?

— Да, заказное убийство. Но он играл в опасные игры. И заигрался, в такой среде обычное дело. Я тут и прессу читаю, и каналы российские смотрю по спутнику, удивляться не приходится, когда на каждом шагу такое творится.

— Ангелину можно понять… Кто угодно на ее месте впал бы в мистику.

— Да ничего такого не было, никакой мистики. С Никитушкой действительно нелепая трагичная случайность произошла. Но и тот, второй, и Фредди — люди из определенной среды. Такие постоянно под дамокловым мечом ходят. Как первое несчастье произошло, так Ангелина чуть рассудком не помутилась. Звонила мне в истерике, сколько денег тогда на разговоры мы потратили. Уж и я и Радж ее успокаивали, а она все ни в какую. Это, говорит, все из-за меня. Ну а после второй смерти и вовсе утвердилась в своем. Тут уж с ней и говорить бесполезно было.

— Как же она тогда осмелилась третий раз под венец собраться?

— Федора она не любила. Мне кажется, это был просто расчет. Правда, со временем привыкать к нему стала и даже нравиться он ей начал — заботливый, девочек как родных принял, осыпал своих женщин с ног до головы всеми мыслимыми благами. Но последний год она ждала его смерти. Страшно так говорить, ужасные слова, но она была уверена, что погибнет он. Я думаю, она приняла его смерть, как должное. Даже поездку вот отменять не стали.

— Да что вы! — воскликнула я. С этого места мне хотелось подробностей. Но Наталья, видимо, спохватилась, решила, что и так наговорила лишнего.

— Деталей не знаю, мы редко общаемся, да и многое ли обговоришь по телефону да по электронной почте, — свернула она тему. — Девочек жаль.

— Девочек? Мне кажется, не слишком-то они расстроились.

— Вы плохо их знаете, Настенька. Они разве покажут? Все в отца.

— А кто их отец? — тут же насторожилась я.

Хозяйка, второй раз за нашу беседу сболтнувшая лишнее, напряглась. Впрочем, так ли случайно роняла она намеки?

— Нет, нет, — сказала она категорично, — про их отца я ничего не знаю. Но у Ангелины в характере нет скрытности, нет такой железной воли. От кого-то ведь должно было им перейти это свойство? Вот я и решила, что от отца.

— Ну да, конечно! — кивнула я, невольно копируя сестер. С кем поведешься.

Железная воля? У этих бабочек? Они были так же похожи на людей с железной волей, как я на приму-балерину Большого театра. Уж что-что, а железную волю за их манерами никак было не заподозрить. Но Наталья ведь знает, о чем говорит? Разве не так?

— Вы не смотрите, что они такие хрупкие. У этих девочек внутри титановые стержни.

Она говорила с такой уверенностью, как будто сама эти стержни видела. А ведь с девочками встречалась первый раз. Или второй. Будучи в России десять лет назад, она если и общалась с ними, то знала их несмышлеными крохами. Что уж там такое можно разглядеть в восьмилетнем ребенке?

— Они с детства — кремень, — словно прочитала мои мысли Наталья, — а уж с возрастом, Ангелина рассказывала, и вовсе характеры стали… Не приведи господи, конечно…