Конец - Владимир Гадзинский

А тем временем взошло солнце.

Сперва показало из воды красный край и миллиардом златопламенных стрел осыпало воды. После словно затрепетало от напряжения, с трудом, всем телом оторвалось от поверхности вод и вознеслось в небеса. Багрец и пурпур сменились светлым теплом. Беззаботно и радостно смеясь, солнце осветило походную обстановку кабины.

Лучи жизнетворящего света пронзили вселенную…

— Бено, — сказал Желенский, — я посплю час или два, а ты подежурь. На 6-м градусе южной широты, над местом, где находилась Патагония, поверни на восток.

Он разложил кресло, стоявшее слева от стола, прилег и мгновенно заснул.

Усталость, неодолимая усталость овладела Бено и Э. Келлер. За моторами, работавшими без отдыха и перебоев, — следили дежурные летчики. Прочие также уснули каменным сном изнеможения, забылись в смертельном, последнем отдыхе.

События уходящего дня истощили нервы этих людей…

Бено посмотрел в зеркальный аппарат.

Он отражал только синевато-желтый, золотистый, солнечный водный покров….

Э. Келлер устало опустилась в широкое полукресло, посмотрела на него. Бено почувствовал на себе ее взгляд. Он ощутил желание сбросить на миг жесткую маску долга; захотелось стать на миг маленьким мальчиком; он вспомнил детство…

Подошел к Элли и мягким движением прижался к ее коленям… Сомкнул глаза.

Почувствовал только — нежные женские руки на своей шее… Она звала его в последний раз в страну любви. Их губы соприкоснулись в сонной истоме забвения…

Они уснули…

Играли, играли пропеллеры песню ритмичную.

Флотилия шла вперед по маршруту.

Мираж

Было уже два часа дня (ночи — по времени восточного полушария), когда проснулся Желенский.

Быстрым взглядом окинул кабину. Бено и Э. Келлер спали рядом друг с другом, как двое детей.

Посмотрел в зеркальный аппарат.

От иллюминатора кабины тянуло холодом. Бескрайние воды, бушуя, ворочали ленивые тела черно-зеленых волн. На волнах мелькали льдины и острые высокие сколы ледовых глыб. Уничтожение центральной тепловой станции ввергло окраины южного полярного круга в забытый век — в варварскую эпоху разных температур.

— Идем вдоль южного полярного круга, а может, еще южнее, — прошептал он сам себе.

А температура быстро снижалась…

Вскоре установил, что флотилия уже пересекла южный полярный круг, и немедленно повернул ее вдоль ближайшего меридиана на север. Он решил, постепенно забирая на запад, достичь мест, где находился когда-то африканский регион.

Водные пространства, над которыми летели три аэроплана, молчали. Постепенно исчезли обломки льда и только что образовавшиеся ледовые горы. Температура повышалась. Чувствовалось, что близок тропик Козерога.

Желенский встал из-за стола, глянул в зеркальный аппарат и вскрикнул.

На линии, где в зеркале темно-синяя поверхность вод переходила в ясную голубизну небосвода, чернела маленькая темная точка — будто вершина горы, высившейся на острове.

— Бено! Элли! — закричал он нечеловеческим голосом. — Не континент ли это?!

Бено и Элли стряхнули сон и, мгновенно пробудившись, уже глядели в ту сторону, куда указывала вытянутая рука Желенского.

— Не континент ли это?! — воскликнули все.

— Прямым ходом вперед, — отдал летчикам телефонный приказ Желенский.

Словно с новыми силами помчалась флотилия. Зазвучал новой песнью, новым ритмом гул пропеллера. А в зеркале аппарата, куда с неслыханным, напряженным ожиданием вглядывались три человека — маленькая черная точка росла — увеличивалась в размерах…

Был ли то континент?

Читатели! — Автор самым бессовестным образом солгал: Человечество будет жить еще тысячи, тысячи лет!

КОНЕЦ

Из поэмы «ЭЙНШТЕЙН»

(Материалистическая поэма)

Великому революционеру науки

А. Эйнштейну в пятый год

революции посвящаю.

В планетных, бескрайних просторах

Плывет земля…

В космических, эфирных безднах

Плывет солнце…

И нескончаемые, неисчислимые миллиарды

Разноцветных звезд…

Меж ними кометы и метеоры,

Злой доли или судьбы

Бессмысленный знак,

Друг за другом бегут

Наперегонки веками,

И — не достигают конца —

Бесконечности.

ПОЛЮСА КОСМОСА — где вы?!

Где вы — пределы беспредельности,

Каких не достигает мой взор,

А иные видит,

А другие различает,

Мой разум — дальнозоркий…

В планетных, бескрайних просторах

Плывет Земля…

А может, и не плывет?..

Быть может, ошибается

Мой разум — дальнозоркий…

Силой ее движенья плыву и я,

Я — атом,

Я — пылинка,

Прикованная к ней

Неведомым законом…

Я — плыву вместе с нею,

И потому не знаю, плывет ли она.

О, солнце!

Огненное, ясное СОЛНЦЕ!

На тебе кипят растопленные радий и гелий,

На тебе красные вулканы протуберанцев,

Ты веками греешь меня.

Я — пылинка,

Творение света и тепла твоего.

Ты летишь к вратам Геракла,

И я — Земля,

Меркурий, Марс, Венера,

Плывем с тобою.

Мы — связанные твоим могучим движеньем

Вихрем, что мчится:

В БЕСКОНЕЧНОСТЬ.

И мы плывем за тобой,

По твоему закону:

Огненной, животворящей и смертоносной волны.

И что моя мысль,

Мысль пылинки — в сравненьи

С вечным твоим законом?

Что бессильный протест массы

Земного шара?..

Она плывет за тобой

покорная,

как скованный раб.

В силе ли я познать

Солнечный твой закон?

Способен ли познать Закон,

Влекущий тебя веками,

К Геркулесовым вратам?

Я функция твоего движенья,

Я — раб твой, покорный невольник,

Я — плывущий твоим движеньем,

Мыслящий теплом твоим и светом,

Мечтающий синевой лучезарных твоих пространств.

Я знаю движенье — ибо это твое движенье.

Я знаю свет — это свет твой.

Это твой — ОГОНЬ, ОГОНЬ, ОГОНЬ!

И кровь моя,

Красная, лучезарная кровь,

Это:

ТВОЙ ВЕКОВЕЧНЫЙ ОГОНЬ.

Нет пространства — лишь Ты.

Не существует времени — лишь Ты,

Я и Земля, и вековечное наше движенье,

Лишь бег твоих лучей,

И все вокруг, весь космический водоворот,

Воздуха, воды, жизни, камня,