Глубокие интервью Сергея Белановского. Том 1. Часть 2. Производственные интервью: рабочие и руководство заводов, работники разных специальностей - Белановский Сергей Александрович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос: А почему Вы говорите, что непонятны критерии распределения? Это не только стаж работы на данном месте?
Видимо, не только. Это я не очень могу объяснить. Я-то вообще был чужой в этом коллективе, да еще и жил далеко. А в основном это были "свои" люди, которые и живут сравнительно недалеко друг от друга. Многие и родились, и выросли в этом районе – у них здесь и школьные знакомства, и соседские связи. С одной стороны, они живут в большом городе, а с другой – как бы в маленьком поселке. Это традиционный рабочий район. Они "свои" люди, а своего обидеть нельзя, правда, при этом этот "свой" должен тянуть, он должен работать.
Вопрос: А какие еще требования он должен выполнять?
Он должен быть лоялен, у него должен быть "свой" язык, общие ценности. В общем "свой" – это обширное понятие.
Вопрос: Когда Вы, изменив среду, попали на производство, в мир относительно незнакомый, что произвело на Вас наибольшее впечатление, может быть, удивило? Какие моменты зафиксировались в сознании?
Некоторые вещи, особенно в начале, казались довольно дикими. Например, был у нас один рабочий – термист. Термисты вообще люди особые – они, видимо, от кузнецов происходят. Они немножко колдуны. Работают в полной изоляции. Термисты в центре всех технологических процессов – все начинается ими, все ими и заканчивается: надо сначала отпустить металл, потом его закалить! От того, как работает термист, зависит очень многое. Поэтому в хорошем термисте все жизненно заинтересованы. Работа его – это немножко искусство, в ней много от ручного умения, от глаза, от навыка. Так вот, наш термист запивал: держался, держался и вдруг начинал поддавать. Неделю он ходит еще в рамках, а потом – пик! Приступает к работе в 8 утра, а где-нибудь к часу он уже сидит себе за столом – спит. Что делать: нальют ему воды побольше, а потом стараются тихо-незаметно выпроводить домой. Ругань у них была с мастером свирепая, кричали страшно друг на друга, а потом ничего – обходилось. Им обоим деваться некуда. Ни тому, ни другому, такого уже не найти. Можно было бы заострить этот вопрос, но зачем? Тем более что мастер и сам не без греха – тоже запивал: так что он и давить особенно не может. Чудные, конечно, отношения. А так – жизнь как жизнь: немножко бедламная, но это скорей по чисто технологическим причинам. Делаются какие-то вещи, которые уже, наверное, можно было бы не делать. Какое-то у меня было другое представление о современном производстве. И большинство работающих там отдают себе отчет в том, что это все сильно устарело. Они понимают, что ту же работу можно было бы делать совсем иначе, и гораздо большим эффектом. Поэтому часто ведутся разговоры о зарубежной технике, причем отдают должное не только оборудованию, но и стилю, методам работы. Мастеровитые люди очень ценят умение и хорошую технику, понимают, что необходимо строгое соблюдение технологической дисциплины. Но поскольку на нашем производстве бедлам, то эту дисциплину соблюдают отчасти, подгоняя то, что можно измерить здесь. Люди работают очень реально. Они знают, как принимают их работу, чем ее меряют, и стараются делать качественно, но в пределах существующих возможностей измерительного инструмента и в рамках существующих требований. Могли бы, наверное, сделать и лучше, если бы был спрос. Но поскольку спроса нет, то зачем, спрашивается, выкладываться? То есть очень рациональное поведение. А измени ситуацию – дай высококачественный инструмент, дай классные станки – и работа будет другая.
Вопрос: А что еще нужно, чтобы работа была другой?
Нужна однозначность спроса. И вот еще о чем мечтал! "Живут же где-то: пришел на работу – все, что на день нужно, у тебя есть. Сломался резец – пошел в кладовую: отдал – взял, никаких проблем. Нужный резец всегда на месте. Кладовщица тоже всегда на месте, либо инструментальная кладовая прямо в цехе – положил сломанный резец, взял хороший". А здесь: сломался резец, и рабочий идет и два часа его перетачивает. Резец победитовый, пока его сточишь, полкруга абразивного уйдет, да и время. Да и нужного круга нет. Вроде все есть, но все какое-то не такое, неэффективное. Все приспособились, но знание о том, что могло бы быть по-другому, существует. Это что-то вроде идеала, мечты о том, как можно было бы хорошо работать.
Вопрос: Можно ли сказать, что в цехе, где Вы работали, был большой производственный беспорядок?
Он был в рамках допустимого. Это не был беспорядок. Ведь что такое беспорядок. Это то, что мешает получить нужный результат. Если мы получаем то, что мы собираемся получить, то беспорядка нет или он сравнительно небольшой. Порядок, который есть, недостаточно эстетичен, скажем так, или недостаточно совершенен, могло бы быть красивее, могло бы быть меньше суеты. Но о беспорядке говорить не приходится, поскольку все выполняется, причем выполняется с нужным качеством и в нужном количестве. Но и о порядке говорить не приходится, так как известно, что бывает порядок более высокого ранга. Поскольку все рабочие из газет, да и не только из газет, знают об уровне и качестве производства, скажем, в Японии или США, то существует такое мнение: "Нашим этого не сделать". Но от самих-то людей очень мало что зависит.
Вопрос: Насколько велика производственная нагрузка? Недогружены или перегружены рабочие, каковы простои?
При соответствующем изменении оплаты труда могли бы, конечно, работать интенсивнее. Даже не то что интенсивнее, а с меньшими простоями. Иногда ведь как бывает: как-то летом, например, месяца два или три вообще не было работы, хоть что хочешь делай.
Вопрос: На заработке это отражалось?
Немного. Не очень сильно. Мастер там очень опытный человек, давно работает на этом месте. У него есть какое-то ощущение потолка зарплаты. Например, я наработаю 250 рублей, но куда мне столько с 3-м разрядом? Не положено. Он мне ставит 170. Но зато когда полный провал, он мне вместо 70 рублей 140 поставит. И все это видят и понимают: беспорядок, конечно, но от цеха он не зависит, это вне его.
Вопрос: Если устранить такого рода беспорядок, то на том же оборудовании при той же технологии насколько люди могли бы сделать больше?
Трудно сказать. Наверное, могли бы. Вспоминают, например, что за несколько лет до того, как я туда попал, там некоторое время практиковалась аккордная оплата труда. Видимо, было какое-то ускорение в развитии отрасли, все было нужно, и разрешали работать сколько хочешь.
Вопрос: И в этом цехе тоже, хотя это всего лишь опытное производство?
Что значит опытное? Они делают большей частью заготовки для штампов. Фрезеровщики, токари это подгоняют, получается штамп. Рядом есть штамповочный участок, на котором отливают пластмассовые детали, используемые для крепежа, например, телефонных аппаратов, и в том числе и опытных изделий. Наряду с этим этот цех обслуживал небольшие заводики, которые работали по нашим штампам. Так что это не чисто опытное производство. Существует ведь много вещей, для которых не нужно больших производств. Например, какие-нибудь контакты. Маленькая лавочка из трех человек может завалить этими контактами всю страну. Производительность при очень хорошей специализации может быть колоссальной.
Так вот, когда разрешали работать сколько хочешь, работали и по субботам, и по воскресеньям, и в полторы смены, и зарабатывали соответственно по 700-800 рублей в месяц. Но потом как отрезало эту лафу. Люди рады много работать, но только и зарабатывать при этом, а то просто обидно – человек чувствует себя дураком, а кому это приятно.
Вопрос: Пили там сильно?
Из 15 человек один совсем не пил, по крайней мере, на работе – пожилой слесарь. Это человек старой выучки, он страшно бранил новые порядки, этот бедлам, большевиков ужасно ругал за то, что они развратили рабочий класс и развалили производство. У него была своя точка отсчета, его учили еще какие-то немцы в конце 20-х годов. Образ порядка у него ассоциировался с таким порядком, которого я и не видел никогда, только понаслышке да по литературе могу себе представить.