Что нам в них не нравится… - Василий Шульгин

Когда Сергей Юльевич, так удачно заключивший «полусахалинский мир», был в Америке, то пожать его руку явился не только машинист паровоза, который вез будущего графа Витте, но и банкир, Яков Шиф. Сей миллионщик сказал русскому вельможе следующее:

— Передайте Вашему Государю, что если еврейский народ не получит прав добровольно, то таковые будут вырваны при помощи революции.

В 1915 году оный Яков Шиф перевел на нужды русской революции 12 миллионов долларов, на каковые деньги, надо думать, она, революция, и совершилась. Когда сие произошло, Яков Шиф приветствовал радостной телеграммой нового русского министра иностранных дел, Павла Николаевича Милюкова, причем сей последний, то есть русский министр иностранных дел, имел неосторожность ответить американскому еврею-миллионщику почтительно-благодарственной телеграммой.[2]

Но я забежал вперед. Сейчас я хочу сказать, что «освободительное движение» 1905 года было на мой взгляд движение позорное, антипатриотическое, антигосударственное и антирусское.[3]

Ибо лозунгом этого движения было пораженчество; ибо вожаки этого движения, кто тайно, а кто и открыто, радовались нашим неуспехам в Японской войне; ибо «освободители России» делали все, что возможно, чтобы помочь неприятелю. Во главе этого будто бы освободительного движения, которое на деле несло России рабство, стояли евреи.

Убеждение, что во главе «освободительного движения» стоят евреи, складывалось не только потому, что кадетской партией в то время, можно сказать, правил Винавер; и не только потому, что Герценштейн готовил свое крылатое словечко о погроме русской культуры, той культуры, которая дала нам Пушкина и все, что он привел за собою (испепеление огнем этих «дворянских гнезд» Герценштейн называл «иллюминациями»); и не только потому, что Троцкий-Бронштейн был ближайшим заместителем Хрусталева-Носаря,[4] смастерившего «общеполитическую всероссийскую забастовку» — нет, не только поэтому…

А потому, что всюду и везде — в собраниях, союзах, организациях, манифестациях, съездах, которые тогда входили в моду (например, адвокатский съезд в Киеве) и в особенности в печати — заправилами явными или закулисными были евреи.[5]

Меня всегда удивляло, когда люди удивлялись, каким образом после февральской революции 1917 года всюду очутились евреи в качестве руководителей (эта же традиция перешла и к большевикам, когда совершилась революция октябрьская). Эти удивляющиеся люди как будто бы проспали четверть века! Они не заметили, как еврейство за это время прибрало к своим рукам политическую жизнь страны. Когда собралась Государственная Дума и в Таврическом Дворце появилась так называемая «ложа печати», то иные остряки немедленно окрестили ее «чертой оседлости». Трудно было придумать название более удачное. Действительно, если судить по корреспондентам, присланным в парламент, русская печать в то время была в еврейских руках. И как бы для того, чтобы это еще более пояснить недогадливым, влиятельнейшая петербургская газета, орган кадетской партии под редакторством П. Н. Милюкова, выходила с ежедневным подзаголовком: «Основана Баком».

Нынешние «Последние Новости», заменившие покойницу «Речь», стали хитрее: не открывают, кто их основал и поддерживает.

Итак вот откуда мой антисемитизм. Еврейство завладевало политической Россией. Тот процесс, который теперь все видят и которым объясняется нынешний советский антисемитизм, в своих основных чертах совершился уже тогда. Мозг нации (если не считать правительства и правительственных кругов) оказался в еврейских руках и привыкал мыслить по еврейской указке.

Этот факт сам по себе был бы достаточен для обоснования политического, я хочу сказать — национального, русского антисемитизма. Ибо в националистическом мире не философствуют слишком глубоко. Существует несколько истин, которые признаются за незыблемые (хотя в иной плоскости их можно сколько угодно «зыбить», то есть оспаривать, так как из соображений «чистого разума» они не вытекают). К числу таких истин «националистического мира» относится и нижеследующая аксиома.

Каждая нация, раса, народ имеет право на место под Солнцем. Хороша она или плоха, но тем фактом, что она существует, она имеет ярлык на продолжение своего бытия. Слишком вежливые англичане в тех случаях, когда человека очень длительно и за все решительно упрекают, говорят: «Извините меня, пожалуйста, что я родился на свет. В этой тонкой насмешке вся суть национализма. Народ народился на свет Божий, он существует, он хочет жить и дальше. И хочет быть таким, как он есть. Это не значит, что он не должен совершенствоваться; но это обозначает, что совершенствуясь, он все же не хочет терять своей индивидуальности, своего «я», своих особенностей, которые отличают его от других народов, наций, рас. Естественно, что если что-нибудь или кто-нибудь тем или иным способом эту народную или расовую индивидуальность уничтожает, стирает, подменяет, то народ, который не закончил своей «национальной стадии» развития, может и должен защищаться против «засильников».

Русский народ, разумеется, не составляет исключения. Он народился, существует и на мой взгляд еще не исчерпал своего бытия. Поэтому, в силу вышеизложенной политической аксиомы, он имеет право существовать и далее. И притом в качестве именно русского, а не какого-либо иного народа.

Разумеется, под словом «русский народ» я не разумею одних только северян, то есть великороссов. Эти последние имеют, конечно, полное право называться русскими, ибо они бесспорно русские, но все же они имеют это право не столь полное, как южане. Эти последние имеют право на «русскость» полнейшее, ибо слово «Русь» преимущественно связано с Киевом. Разумеется, я отметаю все «украинские» россказни, как лживый вздор, который в свое время будет ликвидирован проснувшейся гордостью южнорусского населения. Оно не позволит, чтобы его обманывали, как малого ребенка. Русским народом я считаю великороссов, малороссиян и белоруссов, а также и всех тех иных кровей, российских граждан, которые подверглись процессу ассимиляции и считают себя русскими.

Русский народ такой же, как и другие народы; и так же хочет еще жить. Его отличие от некоторых западных народов — только в том, что русская раса меньше сложилась. В нее вошло много нерусских кровей, и эта смесь еще не совсем превратилась в сплав. Амальгамирование еще идет; и вот почему русское национальное самосознание еще не очень твердо. И вот почему, должно быть, русские иногда так легко отрекаются от своего национального имени. Классический пример этого мы видели в Киеве в 1918 году, когда некоторая часть русской интеллигенции и аристократии, по требованию немцев, перекрасилась в «украинцев». Другой, еще более разительный пример, дают нам «евразийцы», здесь в эмиграции: эти отреклись от отца с матерью без всякой реальной надобности, только для того, чтобы совсем без драки попасть в большие забияки.

Но все это временное — старая, мертвая зыбь. Процесс консолидации русского национального самоутверждения идет. Смеясь над усилиями пресловутого интернационала, русский национализм именно теперь захватывает некоторые круги, еще недавно, казалось, совершенно безнадежные.

Так вот, исходя из этой политической истины, что каждый народ имеет право жить полной национальной жизнью, свободно развивая именно свои природные задатки, русский антисемитизм уже имеет полное оправдание. Имеет, конечно, в том случае, если еврейство этому свободному процессу мешает.

Для меня наличность «еврейского засилья» в русском интеллигентном классе была уже ясна в начале века. Евреи, кроме университетов, захватили печать и через нее руководство умственной жизнью страны.

Результатом этого засилья была энергия и вирулентность «освободительного движения» 1905 года, каковому движению еврейство дало «спинной хребет», костяк — подобно тому, как офицеры дали костяк армии Деникина.

Я утверждаю, что еврейское засилье, явственно обозначившееся в политической жизни страны в 1905 году, само по себе было достаточно, чтобы оправдать русский антисемитизм в форме противодействия этому процессу. Но, может быть, меня лично только эти наблюдения не вырвали бы из dolce far niente скромной помещичьей жизни, которой я предавался. Может быть, я рассуждал бы так: ну что же, если мы такие лодыри, что даже думать самостоятельно нам лень, то пусть нас ведут евреи; мы же «рождены для вдохновенья, для звуков сладких и молитв».

Но случилось нечто, что теперь очень многим хорошо знакомо. Многие участники Белой борьбы помнят, конечно, что заставило их пойти «под знамена»: революция оскорбила глубокие тайники души — нечто святое, нечто запрятанное до поры до времени, но что вырвалось вдруг пламенем наружу. Скрежеща зубами шепталось: если и это стерпеть, то уже нельзя называться человеком. Чтобы сохранить в себе человека, люди ринулись в ряды под песню.