Шпион, которого я любила - Элеонора Филби
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ей было около 55 лет, жила она на небольшую пенсию. Мы платили ей тридцать рублей в месяц, что было хорошей зарплатой. К удовольствию Кима мы вскоре узнали, что ее дочь была пилотом гражданской авиации. С точки зрения Кима, этот факт был еще одним замечательным подтверждением превосходства Советского Союза.
Несколько недель спустя Анна неожиданно объявила, что увольняется. Она была близорука, но отказывалась носить очки; в результате ее попытки очищать ковры и полы от птичьего корма и перьев были безуспешными. Поэтому иногда мне приходилось делать это самой, зная, что у нее и так хватает работы со стиркой, покупками и приготовлением ее изумительных борщей.
Когда Сергей спросил ее, почему она хочет от нас уйти, Анна сказала, что мадам слишком много работает. Я извинилась и пообещала никогда больше этого не делать. После этого я пылесосила все ковры и квартиру по воскресеньям, и мы с Анной замечательно ладили. Она любила еду, которую мы готовили, и, особенно, апельсиновое мороженое из свежего апельсинового сока с добавкой чудесных взбитых сливок. За это мороженое она целовала меня в обе щеки. И, когда Ким готовил что-нибудь из ее любимых блюд, я обычно говорила: "Теперь ты сходи на кухню и получи поцелуй вместо меня".
Анна была сердечной, разумной и сильной женщиной. Она освободила нас от ослиной хозяйственной работы и гонки по магазинам, и позволила заняться собственными делами и развлечениями. Она появлялась каждое утро с буханкой хлеба и бутылкой молока, иногда приносила масло, яйца или какую-либо редкость, найденную в киоске. Раз или два в неделю она ездила на базар с большим списком покупок.
Несмотря на все описанные трудности, мы жили очень привилегированно, пользуясь всеми правами иностранцев, хотя будучи совершенно отделенными от маленькой московской колонии иностранных дипломатов и журналистов.
Все эти иностранцы, с которыми я никогда не встречалась, жили в шести так называемых "дипломатических домах", рассеянных по городу и охраняемых милиционерами. Советская организация, называемая УПДК (Управление дипломатическими корпусами. - прим. пер.), обеспечивает необходимых шоферов, прислугу и переводчиков - с помощью этого метода власти могут постоянно присматривать за иностранцами. Это - маленькая, обособленная община, члены которой хорошо знают друг друга, но всегда рады встретить новое лицо.
Хотя мы были отделены от этой общины и находились под своим собственным контролем (правда, совсем другого рода), тем не менее, мы тоже пользовались самой значительной из всех привилегий - иностранным банковским счетом ГУМа, доступным обычно только для посольств. Но с помощью наших русских друзей и моего американского паспорта мы смогли открыть счет в этом гигантском магазине, где находится лучший в Москве продуктовый отдел.
Примерно каждые две недели мы составляли по-русски детальный список, который Анна зачитывала по телефону заведующему отделом. Мы заказывали дивные телячьи вырезки, красную икру, консервированные фрукты и овощи, лучшие сорта советского шампанского, вина, пиво и содовую воду. Все эти вещи доставлялись прямо на квартиру жизнерадостным молодым человеком в аккуратной белой куртке. За доставку надо было платить наличными.
Многие иностранные дипломаты получают свежие овощи поездом из Финляндии, поскольку зимой в России практически не найти ни овощей, ни фруктов. Но мы не беспокоились, к тому же два-три раза в год мы могли заказать вместе с Маклинами через одну датскую фирму все то, чего не было даже в ГУМе.
ГУМ - это торговый перекресток для русских со всех концов страны. Здесь можно купить все: от самой лучшей икры и вина до велосипедов и булавок. На первом этаже можно выпить шампанское в баре, но за него, как и за все прочее, надо выбить чек в кассе. Однажды, когда мы пили шампанское, я увидела пожилого человека в высоких сапогах с явно монгольскими чертами лица, который заказал бутылку вина и, не сходя с места, выпил ее до дна.
Рядом с баром продают пирожки с мясом, которыми торгуют по всему городу. Похоже, что по-настоящему в России едят только раз в день, все остальное время там чем-нибудь закусывают. Например, в театре спектакли начинаются рано - в семь часов вечера. К первому перерыву большинство зрителей уже в буфете. Еще в России очень любят мороженое, независимо от температуры на улице. В самый сильный холод по ГУМу бродят продавщицы мороженого со своими подносами.
ГУМ - это единственное место в городе, которое я обнаружила, где можно было свободно разгуливать, не сдавая в гардероб шубу, шапку и сапоги. Во всех ресторанах, гостиницах, музеях, концертных залах и Большом театре это было обязательной, скучной и длительной процедурой.
Мы с Кимом не особенно любили огромные, претенциозные гостиницы вроде "Украины" и "Националя". Стараясь избежать нежелательных встреч с теми, кто может нас узнать, мы туда никогда не ходили. Мы предпочитали старомодное очарование "Метрополя", куда часто ходили завтракать. Бывали мы также в "Праге" и в "Арагви".
После того как Ким заканчивал беседы с русскими коллегами в своем кабинете, они иногда приглашали нас на ленч в ресторан на старом судне на Москве-реке - мне там очень нравилось, и там практически не бывало иностранцев. Теперь мне кажется просто чудом, что за все долгие месяцы жизни в Москве мы ни разу не наткнулись на кого-либо, кто бы нас узнал; мы ходили свободно и открыто везде, где хотели.
Коллеги Кима - Сергей, его очень молодой и не очень умный помощник Виктор и третий человек, который бегло говорил по-немецки, но чьего имени я никогда не знала - были всегда очень добры ко мне. Они особенно старались помочь мне приспособиться к новой жизни в России. Они постоянно приносили мне журнальные статьи об искусстве и спрашивали, на какие концерты и оперы я хотела бы сходить. С самого начала они организовали для нас получение лондонской "Таймс" для Кима и "Нью-Йорк геральд трибюн" - для меня. Маклины получали "Обсервер", который по прочтении передавали нам. Помимо нашей огромной библиотеки русские друзья постоянно приносили американские и английские журналы, так что чтения нам хватало. Другим постоянным каналом связи с внешним миром были утренняя и вечерняя сводки новостей Би-Би-Си.
Наблюдая за тем, как я сражаюсь с языком, холодом и неизбежными ограничениями нашей жизни, русские предположили, что я недовольна. Прежде всего, они, конечно, думали о Киме. Но они знали, что, если я стану беспокойной и сварливой, это может плохо повлиять на работу Кима и, возможно, на его самочувствие, поэтому КГБ решил обо мне позаботиться.
Однажды утром, после долгого заседания за закрытыми дверьми кабинета Кима, я узнала, что все заседание было посвящено мне. Ким несколько раз спросил, чем я хотела бы заниматься, и я выдвинула две идеи. Меня очень интересовали техника изготовления старорусских лакированных шкатулок (палехских - прим. пер.), впервые появившихся во времена Петра I и еще изготовляемых в двух небольших деревнях под Москвой. Теперь это ремесло исчезало, качество росписей значительно ухудшилось. Эти шкатулки иногда появляются в лондонских антикварных магазинах, но их можно найти также и в ГУМе, и в некоторых магазинах для иностранцев, расположенных в центральных гостиницах Москвы и Ленинграда. Я начала свою коллекцию с двух изящных шкатулок, подаренных мне Кимом. Но прелестные старые росписи, часто вдохновленные классическими русскими операми, исчезали, быстро сменяемые портретами членов правительства.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});