Над пропастью во лжи - Светлана Успенская

На самом деле Ленька женился по собственной глупости. Не хотел он вообще жениться. Только двадцать три тогда ему стукнуло. Выучился он на курсах на помощника машиниста электровоза, хотел в Куйбышеве на станцию устроиться. А там, лет через пятнадцать, глядишь, и квартиру дадут… А еще хотел он в техникум поступить, чтобы повысить свою образованность. В этом его и секретарь партийной ячейки депо с чудной фамилией Навродий убеждал, агитировал…

Да только поехал однажды Ленька к своему приятелю на свадьбу в железнодорожный поселок на Сортировочную. Пригласили его свидетелем, потому что у него у единственного был тогда магнитофон. А какая свадьба без музыки? Гармошка, конечно, тоже хорошо, но не современно…

Свадьба была в бараке, шумная, веселая, пьяная. Невеста пребывала на седьмом месяце беременности, но на водку налегала наравне с гостями. Жених, прыщавый и длинный, нетвердыми ногами танцевал вприсядку под магнитофон, с особым удовольствием распевая матерные частушки собственного сочинения на мелодию «Миллион алых роз». Тогда-то и познакомился Ленька с Веркой…

У той грудь копной, глаза наглые, бесстыжие, шустрые. Верка уже тогда расчетливая и приметливая была, сразу увидела, что Ленька – манная каша-размазня: кто чего захочет, то из него и вылепит. К тому же зарабатывает вроде прилично – вон, со своим магнитофоном пришел, значит, деньги есть.

Начала Верка свою обработку. Уж она ему и рюмку собственной белой рукой подливала, и прижималась своим пухлым плечом, и тащила танцевать, и шумно вздыхала возле него, как корова, но все напрасно. Тот – как каменный, ничто в нем не ворохнется. Только талдычит про техникум да про высшее образование, нет чтобы бабу в уголке прижать, как все нормальные мужики на гулянках делают.

Напоила Верка парня-недотепу допьяна, а потом повела спать в жилой вагон в путевом отстойнике. По дороге карманы обшарила, пятьдесят рублей десятками нашла, в свой карман переложила – целее будут. Да и что говорить, теперь все равно что свои…

Это был старый спальный вагон, из которого выбросили скамейки и приспособили для жилья. Деревянная перегородка разделяла пространство пополам, ближе к тамбуру-прихожей находилась печурка, которую топили углем, рукомойник стоял у входа, под ним пряталось ведро, которым пользовались вместо отхожего места… Возле занавешенных тюлем окон возвышалась железная кровать с никелированными шарами и продавленной сеткой.

Затащила Верка парня в вагон, раздела его и на пол спать кинула: пусть дрыхнет, кровать и так узкая.

Утром Ленька проснулся с трескучей, как радио «Маяк», головой и оторопело увидел полуголую сонную Верку супротив себя – свежую, точно маков цвет, воинственную.

– Привет! – произнесла Верка без тени улыбки, спуская ноги с кровати. – А я ведь беременна от тебя, Ленечка! Помнишь, ночью что было?

Ленька, конечно, не помнил. И потому жениться попервоначалу отказался наотрез.

– Ну, тогда я тебя посажу! – пригрозила Верка в сердцах и обещания своего не забыла.

Не хотелось Леньке вспоминать, что было ночью, но ему напомнили…

Верка, обливаясь слезами, вызвала отца и мать из соседней Осиповки. Те и стыдили, и корили неразумного парня, упрекали, что он обрюхатил их девчонку, а теперь кидает ее с дитем одну и без прописки.

Но Ленька стоял намертво. Эта женщина, крикливая, как базарная торговка, вызывала в нем стойкий ужас. Какая уж тут женитьба, какая семейная жизнь, какая любовь, наконец?

Когда первая семейная атака захлебнулась, Верка пожаловалась одному своему знакомому из депо, с которым гуляла раньше. Тот собрал приятелей, и они избили Леньку до полусмерти, когда тот возвращался поздно ночью по запасным путям в общежитие. Парень две недели провалялся в больнице. После этого случая стойкое нежелание жениться у него впервые пошатнулось.

После выписки первым, кто наведал Леньку, оказался участковый милиционер, который предупредил упорного машиниста, что Верка уже приходила к нему с заявлением. Не лучше ли решить дело полюбовно, без скандала?

А потом дело дошло до комитета комсомола, и строптивого жениха вызвали на бюро для проработки.

– Комсомолец – и не хочет жениться! – удивлялся Навродий, шевеля своими черными густыми усами. – В первый раз вижу, товарищи, подобную несознательность!

Между тем живот Верки пух, как на дрожжах. И только когда он уже превратился в упругий мячик, который трудно было скрыть даже свободным покроем платья, молодые наконец подали заявление в ЗАГС.

– Нам месяц на размышление не нужен, – объяснила Верка заведующей. – Мы и так слишком долго думали.

Заведующая с любопытством посмотрела на жениха, как в воду опущенного, и назначила день бракосочетания.

Свадьбу организовали в бараке у родственников. Магнитофона на этот раз не было – пока Ленька лежал в больнице, его в общежитии свистнули.

Тот парень, с которым Верка раньше гуляла и который так упорно сватал ее за Леньку, на свадьбе у них был за свидетеля. Он поднимал тост за молодых, громче всех кричал «Горько!» и при этом выглядел чрезвычайно счастливым.

А Ленька на собственной свадьбе был – краше в гроб кладут…

Пока его жена под уханье гармошки вбивала в пол каблуки отхваченных по талону для новобрачных в сельпо туфель, из которых вываливались ее отекшие ноги, он жаловался Лидии Ивановне, тоже приглашенной на торжество:

– Я ведь в техникум хотел… А теперь как же? Ребенок ведь будет?

Лидия Ивановна теребила пальцами край бахромчатой скатерти и взволнованно блестела темными красивыми глазами.

– Но вы еще так молоды, – говорила она, волнуясь, – у вас еще все впереди, не надо ставить крест. Вам нужно готовиться к экзаменам, у вас способности. Я могу вам помочь с учебной литературой…

Через два месяца родилась Маринка.

– Ну вылитый отец! – восхищались дед с бабкой, родители Верки, приехавшие из деревни продать на базаре сдохшего от неизвестной болезни поросенка и заодно полюбоваться на новорожденную внучку.

Теперь душа их была спокойна, дочку удачно сбыли с рук. Зять не пьяница, мямля, правда. Верке такой ли нужен? Но, глядишь, стерпится, слюбится… Прикрыли грех брачным венцом – и то ладно. А если жизнь промеж молодыми не заладится, то и развестись недолго. Теперь это просто, а матерям-одиночкам сейчас такие льготы государство дает, что никакого мужа не надо!

Верку раннее материнство совершенно не образумило. Бросив в общежитии новорожденную дочь, она таскалась по поселку, болтала с подругами, скандалила, напивалась на днях рождениях и обожала, когда ее тискали в углу пьяные работяги с Сортировочной. В довершение всего она опять связалась с тем самым типом из депо, с которым гуляла до свадьбы.