На другом берегу - Ирина Верехтина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Марина «вошла во вкус»… Притащив из ванной стремянку, сняла со стены старинные часы с тяжелым маятником и двумя бронзовыми гирьками в форме шишек на бронзовых же длинных цепях. Часы в дом принёс Илья – на Новый год.
– Бронза. Антиквариат! – с гордостью объявил жене Илья. – Представляешь, какой–то идиот сдал в комиссионный. А они – идут!
Часы не просто шли: они отбивали каждый час – громко и торжественно. И Марина, просыпавшаяся каждый час, думала, что тот, кто отнёс их в комиссионку, вовсе не был идиотом…
Анечке очень нравились папины часы, и маятник, ходивший за стеклом – туда–сюда, туда–сюда! И бронзовые шишечки–гирьки. А когда часы принимались громко отбивать время, девочка запрокидывала светловолосую головку и заразительно смеялась, и Марина с Ильёй смеялись вместе с ней.
Часы в чемодан не помещались, и их пришлось упаковать отдельно. Так. Что там ещё? – оглядевшись, Марина сняла со стены увесистые гантели (нет, всё–таки они для неё слишком тяжелые, а вот Илье – в самый раз!). Улыбнувшись Илье одной из своих самых обольстительных улыбок, Марина сунула гантели в чемодан и, прижав коленкой, затянула тугие ремни. Илье вдруг захотелось схватить её за голые коленки и сгрести в охапку, и он едва пересилил себя.
– Мариночка, ну зачем ты… Я же так, пошутил неудачно, я же не всерьёз! – попытался остановить жену Илья. – И с чемоданом пошутил… Он же неподъёмный!
Марина с улыбкой подняла оба чемодана (и впрямь неподъёмные) и сделала несколько шагов к дверям (не зря она занималась с гантелями и кольцами!). Поставив чемоданы на пол, Марина настежь распахнула входную дверь: «Кало таксиди!» (Она никогда не позволяла себе такого с Ильёй, говорила только на русском, но он без перевода понял, что ему пожелали счастливого пути.)
Илья ушёл и больше не появлялся в их доме. И не просто ушёл, а отсудил четверть квартиры в старом доме на Сретенке (стены полуметровой толщины, лепные высокие потолки, огромная – шесть квадратных метров – ванная комната, кухня, столовая, библиотека, кабинет отца…).
Квартиру пришлось разменять. На переезд у них с мамой ушли почти все оставшиеся деньги. Один пузатый старинный буфет чего стоил! – «Легче слона поднять» – заявили грузчики. Квартира принадлежала родителям Марины, и Илья не имел к ней никакого отношения. О том, что – имел, и всё в квартире куплено на его деньги, и ребёнок в интернате тоже содержался на деньги Ильи, – Марина узнала в суде.
Ещё она узнала, что она, Марина, учась в очной аспирантуре, ничем не обеспечивала дочь, да и себя не обеспечивала. Марина вспомнила, как проводила ночи за пишущей машинкой, корпя над ненавистными переводами, когда сами собой закрывались глаза и падали из рук толстые, объёмистые словари. Технические переводы – это вам не пельмени лепить… Марина тогда зарабатывала не меньше Ильи. И пельмени, кстати, тоже лепила – Илья любил домашние…
Марина ничего не смогла доказать. Как–то так получалось у судьи, что прав был Илья. Илья, который когда–то не мог без неё жить. И для них с мамой наступили тяжёлые времена.
Глава
VI
. Тяжелые времена
Бедное деревце
После разрыва с Ильёй Марине не хотелось жить. Она чувствовала себя маленьким одиноким деревцем, которое заботливо растили, радуясь каждому зелёному листочку. А потом взяли и безжалостно обрубили все веточки – по одной. Отец. Анечка. Илья… Деревцу было больно, но оно не умело плакать и умирало молча. Только одна веточка ещё жила, но и она была безжалостно надломлена – Анечка. Анечке без неё конец. Значит, придётся жить.
Жить приходилось трудно. В ***ском музее, где работала Марина, платили минимальную зарплату, премий не было вовсе. Но Марина не хотела увольняться (хотя из музея ушли многие…). Она искусствовед, не на рынке же ей торговать? Выручала подработка в издательстве: Марина брала на дом переводы (за которые платили сдельно). Переводов было мало, но именно они спасали их маленькую семью от окончательной нищеты.
Анечке исполнилось десять. Она росла с нежным, любящим сердцем и обожала маму и бабушку. Видя, как Марина собирается в магазин, девочка серьёзно ей говорила: «Береги кошелёк, мамочка. А то отнимут!» (Более сложные предложения у Ани не получались, но Марина упорно с ней занималась). – «Кто отнимет?» – «Воры. Ты держи его крепко–крепко. Тогда не отнимут. И купи мне сникерс. Он вкусный».
И Марина каждый раз покупала дочке сникерс, хотя денег едва хватало, и они с мамой «сидели на диете», питаясь одной картошкой. Макароны были праздничным блюдом, потому что стоили дороже. Мясо покупали не чаще раза в месяц и крутили котлеты, щедро добавляя в фарш размоченный хлеб.
Только Ане, которую на выходные привозили из интерната домой, ни в чём не было отказа. За содержание девочки в интернате платила Марина: Илья, казалось, забыл о том, что у него есть дочь. А Марина жила только ради дочери, давно махнув на себя рукой. Она похудела и выглядела старше своих лет. Илья не звонил и даже денег на ребёнка не присылал.
– Подавай в суд на алименты, не будь такой дурой! – говорила Марине мать. – Гордостью ребёнка не прокормишь.
Марина молчала (она всегда молчала, твёрдо усвоив уроки отца: «Родителей надо слушать молча»), но заявления на алименты не подавала. Снова в суд? Да ни за что она туда не пойдёт. Она там уже была…
Марина работала на износ, одна за троих (мамина пенсия не в счёт). Приходила с работы и сидела над переводами, до поздней ночи, печатая текст на машинке. Почерки в рукописях попадались такие, что от них рябило в глазах…
Мать Марины словно не замечала, как дочь выбивается из сил, стремясь спасти их маленький мирок – всё, что у неё осталось. Мать жила в каком–то оцепенении. «Ба, расскажи сказку» – приставала к ней Анечка. София рассказывала внучке её любимую сказку «Волк и семеро козлят». И Аня, которой уже исполнилось двенадцать, пугала бабушку, приставив пальцы ко лбу и изображая рогатую козу: «Бу–ууу!». По развитию она была на уровне пятилетнего ребёнка.
– Сдала бы ты её в специнтернат, пусть бы там жила, там ведь все такие, как она, – говорила мать. Но Марина и слышать об этом не хотела: она любила дочь. – «Ничего, проживём как–нибудь. Я справлюсь!» – говорила матери Марина. После развода с мужем она даже отпуск не брала ни разу. Поблекла её красота, запали щёки, погасли глаза. Только волосы, когда
