Чётки - Голиб Саидов

Рыбе, для того, чтобы она могла свободно дышать, необходима вода; человеку – воздух; Кара же, не мог прожить без вранья и одного часа.

Вообще-то, настоящее его имя было Кахрамон, что в переводе с узбекского означает «герой». Но, по устоявшейся традиции, длинные имена превращались нами для удобства в короткие клички. Таким образом, Кара (с ударением на первом слоге) не являлся исключением. Он был шестым или седьмым по счету ребёнком в огромной многодетной семье, чья квартира находилась почти напротив нашей. Предки его были арабами, но, окончательно адаптировавшись несколько поколений назад, разговаривали на таджикском языке.

Квартира их напоминала улей: оттуда постоянно доносились несмолкаемое жужжание, и запахи приготовляемой пищи. Это была строго ортодоксальная семья с патриархальным укладом жизни и беспрекословным подчинением вышестоящему члену по иерархии, с решающим правом голоса главы семейства.

Улица являлась единственным местом, где мы могли, забыв про домашних, свободно предаваться нашим играм и детским фантазиям, с утра и до самого позднего вечера гоняя мяч или купаясь в пожарном бассейне, который совместными усилиями был превращён в образцовый лягушатник на зависть всей соседской детворе.

Упоминаемый порок Кахрамона был хорошо известен всем ребятам нашего двора. Более того, мы уже настолько свыклись с этой чертой его характера, что даже в обычном приветствии склонны были заподозрить скрытый подвох. И, если вы полагаете, что Кара на это обижался, то глубоко заблуждаетесь. Он этим гордился. Правда, не открыто, но как-то по-особенному: так человек, совершивший героический поступок и страстно желающий, чтобы об этом узнали, скромно опускает свои глазки, убедившись в достижении поставленной цели. При этом он продолжал сохранять суровый вид и даже хмурился, хотя и невооружённым взглядом было видно – как ликует его душа. Можно сказать, это было средством его самовыражения.

Враньё его, на первый взгляд, носило совершенно безобидный характер, большей частью напоминая рассказы, сродни небезызвестным историям Э. Распэ о бароне Мюнхгаузене. Вознестись до крупных мошенничеств или афер его скромный ум, конечно же, не мог. Хотя порою, благодаря нашей притупленной бдительности, ему и удавалось ввести нас в заблуждение. В такие минуты он откровенно ликовал, потешаясь над нами, как над доверчивыми простофилями. Ещё бы: это был апофеоз, высшее блаженство, приносящее ему наслаждение, компенсируя недостаток таких качеств, как благородство и широта души, деликатность и сострадание. Нет, нельзя сказать, что он был глух к чужому горю, но, будучи воспитанным в суровых условиях, где чувство выживаемости и сомнительная находчивость поощрялись и ценились, как нечто вполне естественное, он не особо обременял себя «глупыми» возвышенными идеями, считая всё остальное красивой литературной сказкой, далёкой от реальной жизни. Словом, он достаточно трезво смотрел на окружающий его мир, руководствуясь в своих поступках здравым практицизмом и полученным воспитанием.

«Про шпионов»

Как и все дети 60 – 70-х годов прошлого века, мы безумно любили кино. Нашему поколению и в самом деле крупно повезло. Потому, что именно на этот период пришлись такие фильмы, как «Морозко», «Конёк-горбунок», «Неуловимые мстители», «Белое солнце пустыни», «Бриллиантовая рука», «Золотой телёнок», «Фантомас» и многие другие, что сегодня нам демонстрируют по телевизору по нескольку раз, поскольку ничего подобного в новых «демократических» условиях создать, почему-то, не удаётся. Мы совершенно не обращали никакого внимания на титры, на имена режиссёров (Роу, Гайдай, Данелия, Алов, Наумов). Нам просто нравились фильмы. Причём, почти все.

Несмотря на то, что билет на детский сеанс стоил всего-навсего 10 копеек, тем не менее, походы в кинотеатр для нас были явлением нечастым. Пойти же, всем двором – это настоящее событие. Одно из них запомнилось на всю жизнь.

Кара прибежал к нам весь запыхавшийся и взволнованный:

– Дураки! В «Бахоре» («Весна» – один из трёх крупных кинотеатров города, находившийся рядом с нашим домом) идёт новая кинуха, а вы здесь в футбол играете… Скорее собирайтесь, пока не все билеты раскуплены!

– А что за фильм? И вообще: про что? – поинтересовался кто-то из ребят.

– «Пиросмани» – загадочно произнёс Кара и добавил для пущей надёжности – Про шпионов!

Через десять минут, с трудом уговорив своих родителей, мы всем двором двинулись в направлении кинотеатра, бурно обсуждая по пути возможный сценарий и захлёбываясь от эмоций, в предвкушении предстоящего просмотра. К счастью, возле касс не было ни единого человека. «Повезло» – решили мы, и, быстро приобретя билеты, довольные шагнули вовнутрь. Тогда мы ещё не знали, что окажемся единственными зрителями на весь кинозал.

Забегая несколько вперёд, скажу, что став уже взрослым, мне вновь доведётся посмотреть (но уже – целенаправленно) этот замечательный фильм, рассказывающий о горькой судьбе уникального грузинского художника-самородка Нико Пиросманишвили (реж. Г. Шенгелая, 1969г) – одного из самых ярких и самобытных представителей, так называемого, «наивного искусства», творчество которого не может оставить равнодушным истинного ценителя и поклонника мировой живописи. Конечно же, это далеко не детский, и уж совсем не «шпионский» фильм.

Полагаю, читателю нетрудно будет представить – что за шок мы все испытали, заплатив кровные десять копеек и получив вместо ожидаемого остросюжетного детектива, скучный и непонятный нудный фильм о каком-то художнике-неудачнике.

Поначалу, мы терпеливо ждали, надеясь, что «вот сейчас» закончится вступительная часть и… начнётся. Однако по прошествии довольно продолжительного времени, наши физиономии вытянулись, когда мы вдруг обратили внимание на то, что двери «выхода» распахнуты настежь. Редкие любопытные прохожие прямо с улицы заходили в зал и, задрав голову на экран, наблюдали несколько секунд, после чего также равнодушно покидали помещение. Нам стало до боли обидно: как это мы в очередной раз могли довериться этому лгуну и обманщику?! Кстати, а где он сам?

Предусмотрительный Кара, ещё с самых первых минут раскусив, что скоро его начнут бить, вовремя и бесшумно смотался от греха подальше. Он встречал нас на подходе к дому, в три погибели сгибаясь от смеха и тыча в нас пальцем. В эту минуту мы готовы были его растерзать. Допустив нас ещё на некоторое расстояние, он со всех ног пустился наутёк, в сторону дома. А мы пережили очередное моральное потрясение.

Он же – Кара, он же – Ашраф…