Вход в лабиринт - Андрей Молчанов

– Понятно-понятно! – в издевке интонации – намек на моего дядю, на подарки его любимому племяннику. – А все же. Как аппарат зовется?

– Аппарат зовется поезд метро.

– Нет, серьезно?..

– Вполне серьезно.

Я и в самом деле ездил на службу на метро, так было удобнее. Полчаса дороги, без пробок и проблем с парковкой. Правда, порою удручала давка и малоприятные запахи человеческой скученности.

Иногда в общении с сотоварищами я позволял себе беззлобные иронические реплики и даже откликался в беседах на общие темы – не сидеть же день-деньской угрюмым букой в берлоге отведенного тебе закутка?

Спустя месяц своего пребывания в лоне МВД я получил звание майора, скромно отметил его с начальником секретариата и с помощником замминистра в ближайшем ресторанчике и, весьма укрепив этими посиделками позитивное к себе отношение, продолжил походы на службу.

Отринувший Родину опер Юра убыл к американским берегам, отзвонив мне, сообщил номер своего тамошнего телефона и настоятельно порекомендовал также обзавестись парой новых сим-карт, что я и сделал. По старому мобильному телефону мое местопребывание легко вычислялось ведущимся за мной розыском, и комбинацию его цифр предстояло категорически забыть; один из новых номеров предназначался для ведения праздных переговоров, другой – для приватных. Тем более теперь меня вполне могли прослушивать всякого рода службы, что принуждало к особенной бдительности. А потому я обзавелся и третьей сим-картой – для переговоров с мамой.

В перемены, произошедшие в моей жизни, я ее посвящать не стал, а Юрка подтвердил, что легализуется в Штатах без ее помощи, опираясь на собственные связи. В этом я нисколько не усомнился, полагаясь на хитроумие его и змеиную изворотливость. Не нашлась еще та рогатина, способная прищемить ему хвост.

Единственный человек, которого я все-таки решил посвятить в тайну своего нового бытия, была Лена. Ей отчего-то я доверял убежденно и слепо и даже надеялся, что на новой стезе она способна меня поддержать и указать верные ориентиры в дальнейшем движении сквозь милицейские дебри. Да и с кем еще я мог поделиться, рассчитывая на сопереживание и дельный совет?

И когда в очередной раз я встретил ее в аэропорту и по дороге домой поведал о перипетиях своих социальных трансформаций, она лишь загадочно улыбнулась, сказав:

– Идейка смелая. И тут есть над чем поработать.

– А я не зарываюсь, как думаешь?

– Я думаю, что мне всегда нравились смелые парни, – и блеснув весело своими карими бесшабашными глазами, поцеловала меня, обдав теплым ароматом изысканного парфюма.

Дела в Нью-Йорке, как я понял, у нее пошли наперекосяк, бизнес хирел, и на сей раз она летела через Россию в Таиланд за какими-то таблетками для похудания, пользующимися в США диким спросом, но запрещенными для ввоза, ибо содержали не то наркотические составляющие, не то личинки глистов – в подробности я не вдавался.

Это был, видимо, какой-то очень выгодный бизнес: поклоняться золотому тельцу за пригоршню долларов наживы и мотаться через половину планеты практичная Лена за здорово живешь не стала бы. Таможенные барьеры она миновала благодаря личной находчивости, а именно: перед их преодолением натирала луком глаза и заправляла в нос перец. Чихающая и исходящая нездоровыми слезами пассажирка у американских стражей границы, патологически опасающихся всякого рода инфекций, вызывала лишь одну реакцию – категорического отторжения. Общаться с заразной особью не желал никто, Лену пропускали вне очереди, и от ее багажа шарахались как от чумного. Однако последнюю партию, присланную ей из Азии в Нью-Йорк почтовым грузом, конфисковала таможня, она попала под суд как контрабандистка и теперь висела в пограничном компьютере, что означало ее непременный личный досмотр при каждом въезде в Штаты.

– Достали, суки, – глядя в зеркальце и подводя губы, равнодушно сетовала она. – Придется менять технологии. Мне дали концы на московской таможне, прилетела на переговоры. Сколько, правда, с меня будут тут драть за услуги, совершенно неясно.

– При чем здесь наши торговые стражи границы?

– А теперь таблетки полетят транзитом. Таиланд – Москва, Москва – Нью-Йорк. Уже как российский экспорт. Витамины для крупного рогатого скота. В Штатах таможенника на грузовом терминале я купила, отдаст мне карго без досмотра и ручку поцелует.

– А если что? Риск того стоит?

– Обстановка серьезно переменилась, – поведала Лена. – Муженек мой собрался заводить новую семью, на детей дает, но в упор, а тут я попала на штраф с задержкой по уплате налогов, потом в полицию замели: выпила бокал вина у подруги и поехала с младшеньким своим домой. А по дороге – облава: дышите в прибор. Подышала. Наручники и суд. Так бы все ничего, а под градусом, да с ребенком – это уже статья. Еле отвертелась от срока. Так что теперь у меня в ихнем мусорском компьютере два эпизода. Будет третий – сообщу адрес тюрьмы, – и она поплевала через плечо заполошно.

– То есть пошла темная полоса, – констатировал я.

– Кто знает, – качнула она плечом. – Может, мы думаем, что она темная, а впоследствии выяснится, что была она светленькой, как лунная дорожка, и зря Бога гневили.

– Не нравится мне твое настроение…

– Да и у муженька, кстати, дела не блеск, – поведала она. – Мне тут его один бывший соратник поведал, что не поделили они в своей итальянской шарашке не то бизнес, не то деньги. Что, впрочем, одно и то же. Все дерьмо в мире из-за денег образуется. И какую несообразность ни копни, всегда в них все упрется. А мой прошлый хоть и хохорится, но, чувствую, неуверенно как-то, а значит, жди чего угодно.

– И чего ждать? Пристрелить могут?

– Да это вообще не проблема, – сказала она. – Кино про мафию видел? Только воспринимал его как кино. А в жизни-то нашей кондовой так все на самом деле и есть, только без художественных изысков. Так что детектив, возможно, и низкий жанр, но только в глазах литературных эстетов. В реальном мире он сродни прозе быта. В общем, не будь дурой, пошла я и застраховала супруга на пару миллионов.

– А он знает?

– Естественно. Я ему в лоб сказала: случись чего, детей мне тянуть. А страховку плачу из своего кармана, с тебя не убудет. Кстати, – хихикнула стеснительно, – бумаги он на автопилоте подписал, а после на встречу со мной с охраной прикатил, весь на измене, ты понял? В общем, ужас! – оптимистически заключила она.

– Насыщенно вы живете, – сказал я. – Действительно, прямо внутри детектива.

– А ты? – подмигнула она. – Уж кто бы вякал.

– Да ладно, – отмахнулся я. – Влачу растительное существование. Вся моя романтическая ментовка – стол да компьютер. В жилконторе и то интереснее, наверное.

– А как же преступники, погони и расследования?

– Да мы же теоретики, – сказал я. – Нам об этих погонях телевизор в приемной рассказывает. Это где-то там, внизу происходит. А на нашем олимпе сквозняк из форточки – уже событие. В болоте штормов не бывает. Но, с другой стороны, потонуть в трясине легче, чем в океане.

– Зато у вас генералы произрастают за столами и креслами, а в погонях да перестрелках и до майора не дорасти. Так что скучай до генерала!

– Слишком много таких конкурентов за столами, – сказал я. – Но вот насчет того, чтобы до полкана доскучаться, – это у нас с гарантией. Самое популярное звание. Иди по коридору, каждый второй встречный – потенциальный командир полка. Но и со взводом не управится, навыков нет. Так что по справедливости и по сути наш милицейский полковник – средненький лейтенант. А уж генерал паркетный если и достоин полковничьих погон, то с натяжкой. Но в России любят раздавать громкие звания. Да и проще полковника дать, чем зарплату повысить. Тщеславие в русском человеке куда сильнее практичности. Я, знаешь, какой тут разговор краем уха слышал из кабинета шефа? «Дадим ему генерала, но – далеко от Москвы…» – «А поедет?» – «За погонами? Хоть в тундру, хоть в прерии».

– Видишь, ты уже набираешься знаний…

– Пока я набираюсь безрадостной информации.

Вскоре Лена убыла за своими криминальными таблетками, а я продолжил пустую трату однообразных дней, удручаясь их серостью и своим ленивым привыканием к той клетке, в которую себя загнал.

Я чувствовал себя как в самолете: тошнит, а выйти некуда. И теперь понимал подвижного и неуемного Юру, наверняка не вылезавшего из афер и приключений в устройстве своей новой жизни в чужедальней экзотике далекой страны. Да, Юра знал, что ожидало его в министерской затхлости, и не зря, видимо, поменял шальной воздух свободы на унылость теплых казенных стен. А вот я повелся, дурак… И теперь подумывал всерьез о том самом рапорте, способным выкинуть меня, уставшего от рутины и безделья, в океан настоящей жизни… Только какой? Ее надо было придумать хотя бы в общих чертах. А что придумаешь, если в голове – пустыня идей?