Банда Мило - Дэнни Кинг

Видите, расклад изначально был не в мою пользу. На собеседования меня направлял центр занятости, так что все, с кем я должен был встречаться, знали о моих достижениях еще до того, как я переступал порог офиса. И кто предоставит работу типу вроде меня? На сей счет Тед оказался прав. Для меня загадка даже то, что эти люди вообще соглашались на встречи со мной. Возможно, за это им полагались какие-то правительственные выплаты или снижение налоговой ставки? Может, это такая программа поддержки неудачников? Я лично выгадывал из бесконечных хождений лишь одно — то, что продолжал получать пособие. Так что здесь по обе стороны стола имело место практическое применение бюрократии.

Зачем же тогда превращать процесс собеседования в такое напряженное занятие? И унизительное ко всему? Понимаете, если прознают, что вы не посещаете подобные встречи, вас просто снимут с пособия. Это и разумно отчасти. Иначе все «пособники» врывались бы в офис, распахнув дверь с ноги, и со всей ответственностью кидали бы восседающему за столом интервьюеру, что он — недоумок. Но такое не действует в отношении старины Барнси. Нет, для него это вопрос власти. Он просто получает удовольствие, изображая из себя крупную фигуру, большого и влиятельного человека, в особенности с тем, кто никогда в жизни при иных обстоятельствах не позволил бы себе терпеть подобное отношение от розовощекого лысеющего типчика с женоподобными ручонками и бабскими очками на переносице. Но что я мог поделать?

Откровенно говоря, из всех предложенных ранее вариантов этот представлялся наиболее привлекательным. Еще бы: не надо таскать тяжести, не надо садиться за руль и мотаться по дорогам в любом состоянии здоровья и погоды, не надо истекать потом на жаркой кухне. Ну покопаешься в поисках восьмого размера где-нибудь в подсобке, ну подержишь дамочку-покупательницу за тонкую изящную лодыжку смело, по-джентльменски, одновременно поглядывая ей под юбку. Да уж, это вам не лопатой махать. Намного приятнее! И риска никакого.

В общем, помявшись секунд пять, я так и не придумал ни одного подходящего ответа на вопрос, чем, собственно, мой опыт мог бы помочь мне продавать обувь, так что в конечном итоге решился ляпнуть первое, что пришло в голову.

— Ну, скажем, благодаря своей подготовке я до сих пор стою на ногах.

Барнси недоумевающее взглянул на меня, словно не мог уразуметь, какое отношение имеет к делу сказанное мной. Он прямо так и заявил.

— Что ж… Ладно. Ничем. Никаким образом то, чем я занимался раньше, не поможет мне в продаже обуви. Ну и хрен с ним. Зато я уверен, что справлюсь. То есть это, во всяком случае, не сложнее того, чем я промышлял ранее.

Я что, только что произнес на собеседовании «хрен с ним»?

— Э-э-э… В общем-то нет. Перейдем к следующему вопросу, — предложил Барнси, и у меня не было оснований это оспаривать. — У вас есть судимости?

Ни один интервьюер еще не спрашивал меня об этом. Такое произошло впервые. Мы еще шутили с Гуди, что, если такой вопрос возникнет, я отвечу: «Разумеется. Мой рекорд по магнитолам, сворованным за одну ночь, до сих пор еще не побил никто из Гемпшира». Теперь же, когда мне его действительно задали, этот ответ не казался мне таким уж удачным. Я принял решение ответить серьезно, а Гуди сообщить, что сделал, как мы и договаривались.

— Да. Я месяц назад освободился из тюрьмы.

— И за что вы там сидели?

Мне как-то не хотелось распространяться на эту тему, так что я вымолвил просто:

— За кражу.

Видимо, Барнси, любопытный засранец, этим не удовлетворился и решил дожать:

— И что же вы сделали?

— Кое-что украл.

— Что именно?

— Без обид, но полагаю, это вас не касается, — недвусмысленно заявил я, и парень, очевидно, сдался.

— Ну… э-э-э… В принципе нет. Я спросил лишь потому, что моя работа — управлять магазином, и по долгу службы я обязан знать… э-э… владеть информацией о подчиненных. — Он поперхнулся, закашлялся, принялся суетливо шуршать разложенными на столе бумагами и поправлять съехавшие с переносицы очки — и все под моим пристальным суровым взглядом.

— Да, у меня есть судимость. Да, я был осужден за кражу. Но все в прошлом. Я исправился. Ясно мне и то, что, приняв меня на работу, человек вынужден будет вести за мной круглосуточное наблюдение… И я это понимаю. Возможно, именно по этой причине вы можете от кого угодно ожидать кражи, но только не от меня. И даже не потому, что вы не спустите с меня глаз, а потому, что я совсем отчаялся доказывать людям, что изменился. Все, о чем я прошу, это дать мне шанс. Общество в целом недолюбливает преступников. И я больше не желаю быть таковым. Так что, предоставив мне работу, вы избавите общество от одного из них… Согласны? Это ведь совсем не дурной поступок.

Работу я не получил. Какая неожиданность! Да и кому, в конце концов, это надо — работать в гребаном обувном магазине?

Вот чего мне действительно хотелось, так это вернуться в автомобильную торговлю. Машины и всякого рода механизмы являлись первой моей любовью. К несчастью, в радиусе пятидесяти миль не было ни одного автосервиса, который согласился бы иметь со мной дело и без омерзения заглянуть мне в глаза. Меня даже на собеседование бы не допустили. Хотя, если подумать, в этом нет ничего удивительного. Учитывая мой послужной список угонов, любой автосервис, рискнувший взять меня на работу, просто обязан иметь кристально чистую репутацию, потому что мое присутствие повлечет за собой пристальное внимание к нему со стороны правоохранительных органов. А много ли у нас автомастерских, которые могут похвастаться доброй славой? Нет. Так что, похоже, я закрыл задвижку двери, ведущей в автомобильную отрасль. И какие еще альтернативы остались открытыми?

В тюряге у меня была куча возможностей получить профессиональное образование, но я все как-то отлынивал. Не хотелось. Я по большей части сконцентрировался на получении диплома механика и, по совету Терри, аттестата по английскому и математике. Тогда этого казалось вполне достаточно. Зачем тратить силы на обучение плотницкому делу или компьютерному программированию, когда я по освобождении намерен работать механиком? Все-таки удивительная штука — непредусмотрительность! Хотя, с другой стороны, многим ли парням, прошедшим обучение на компьютерных курсах, после освобождения удастся заполучить местечко в «Диксоне»? Как-то с трудом себе это представляю.

Меня вообще удивило, насколько, находясь в заключении, я подсел на изучение английского. Когда мне приходилось сталкиваться с ним в школе, сей предмет давался мне непосильным трудом; за решеткой же он предстал мне как путь на волю. За время последнего срока я перечитал кучу книг, в большинстве своем остросюжетных: Реймонда Чендлера, Дика Френсиса, П.Д. Джеймса, Агату Кристи — короче, детективы. Они казались мне потрясающими, я просто зачитывался ими. И даже чуть было не рискнул написать собственную книгу. Выдумал детектива по имени Опасный Дик Дэнджер, который носился по Гемпширу, расследуя убийства. Проблема заключалась в том, что каждый раз, садясь за написание, я не мог отделаться от образа этого придурка Уизла. Он каждый раз всплывал в моей голове как Дик Дэнджер, так что я то прихлопывал ему пальцы дверцей автомобиля, то спускал с лестницы, то проламывал башку… Бедняга даже не мог толком приступить к расследованию, поскольку, едва оправившись, получал очередной пинок под зад. Сюжет тоже не отличался оригинальностью. Дика Дэнджера вызывали расследовать убийство в отдаленном районе города. Спустя полстраницы он выяснял, что это дело рук дворецкого. После этого я уже не знал, что с ним делать. Ничего не лезло в голову. Так что я снова подставлял детектива Дика под удар, выбивал из него дерьмо — вот и сказочке конец! В общей сложности я написал пять подобных сочинений. Самое содержательное из них размешалось на восьми страницах. И преподаватель английского заявил, что их никогда не опубликуют. Так что мой интерес к сочинительству иссяк. Забавная штука, но мои книжки нравились многим сотоварищам по тюряге. Должно быть, что-то их зацепило.

Только вот все это никаким образом не могло помочь мне в поисках работы. А работа мне действительно была необходима. Позарез. Не мог же я до самой пенсии находиться в подвешенном состоянии и бездельничать на диване у Терри! Я должен подняться и что-то предпринять. Только не копать. И не работать руками. И не таскать тяжести. Такое мне не подходит. Я просто не могу этим заниматься. И вовсе не потому, что не хочу — хотя в этом что-то есть, — и не потому, что считаю эту работу слишком унизительной для себя. Нет. Просто я не предназначен для подобного вида деятельности. С таким же успехом можно пытаться выиграть гран-при на повозке, что молоко развозит. Даже если повысить мощность, установив на нее высокоэффективный движок от «феррари», обуть в гоночные диски да еще убрать сзади решетку и дать фору на старте, она все равно никогда не победит. Почему? Да потому что молочные повозки не предназначены для участия в гран-при, как я не предназначен для копания гребаных канав.