Чужой муж - Лариса Кондрашова

Интересно, зачем Валентину эти полчаса? Решил над женой покуражиться, попугать ее?

Она тоже побрела на кухню. Отчего-то Наташе представлялось, что Валентин сидит, схватившись за голову, и на его лице написано отчаяние.

Ничего подобного. Ее нечаянный гость налил в чашки чай себе и ей и теперь резал хлеб для бутербродов. Как он может?! В такое время думать о каких-то бутербродах! Да еще так аккуратно, не торопясь, намазывать на хлеб масло!

Наташа никак не могла успокоиться. Ее бросало из стороны в сторону. Вернее, ее мысли. То есть думала она то о распоясавшейся Тамарке — в конце концов, чья это квартира и что она себе позволяет: врываться, предъявлять какие-то ультиматумы, кричать на хозяйку. То о Валентине, который расположился у нее дома, как будто Наташа и вправду дала ему какую-то там надежду. Он что же, думает, будто она и в самом деле оставит его у себя? Чтобы вся фабрика и весь город на нее пальцами показывали?

— Это ничего, что я у тебя хозяйничаю? — будничным тоном поинтересовался он.

— Пожалуйста, — пожала плечами Наташа, изо всех сил старавшаяся так же, как и он, выглядеть спокойной.

Она присела на краешек табуретки, будто не у себя дома, а у него в гостях.

— Я положил тебе три ложки сахара.

— Обычно я кладу две.

— Ничего, сегодня тебе нужно побольше глюкозы, — пошутил он и без перехода спросил: — Переживаешь? Решила принять поставленные условия?

— Думаешь, ты мог бы остаться?

Она имела в виду, что Тамара не позволит. Но он не думал о жене, а интересовался именно ее мнением.

— Если бы ты позволила.

— Но зачем? Из этого все равно ничего не выйдет.

— Почему?

Наташа смутилась. Что ему на это сказать? «Ты мне не нравишься»? Или: «Ты не в моем вкусе»? Но это неправда — если бы Валентин был свободен… Вот именно, в этом все дело, и нечего делать вид, будто от решения Наташи что-то там зависит.

Нет, мелькнула на мгновение мыслишка: а что, если плюнуть на Тамару… Но Наташа задавила ее в зародыше. Почему? Да потому, что Валентин оказался в ее квартире и в ее жизни… по-дурацки, ненормально, непорядочно! Никто ее поступка не одобрит. И если Наташа оставит Валентина, то ей придется принять удар на себя. Он-то как бы уже отстрелялся. Тамара потребовала, чтобы супруг вернулся домой, но Валентин отказался.

Тамара отступилась от него на время, потому что она прекрасно знает, кто в противостоящей обороне слабое звено. И сейчас все свои полки она направила именно туда. То есть напала на Наташу.

Что она может сделать Валентину? А ничего. Он пострадавшая сторона. Его унизили, а он ответил. Если на то пошло, многие его одобрят.

А вот на сторону Наташи вряд ли кто встанет. Решат, что она всего лишь воспользовалась ситуацией. Тут Тамара права…

Валентин по-своему истолковал ее молчание.

— Все правильно. Даже если бы ты меня оставила, — пробормотал он, когда молчание уже стало тяготить обоих, — Тамара с таким положением никогда не смирится. Тут, как говорится, к бабке не ходи. И не потому, что без меня не может, а потому, что кто-то посягнул на ее собственность…

— Ты так спокойно говоришь — собственность. Валентин, ты хоть понимаешь, во что себя превратил? Даже я, по натуре конформист, и то не выдержала. Встала на твою защиту. Теперь вот получаю за свою слабость по полной программе.

— Да-а… Сто раз скажи человеку свинья, и он хрюкать начнет. Добровольное унижение не проходит бесследно: у человека образуется психология раба…

— Тебе не надоело? — сказала Наташа, наверное, с долей раздражительности.

— Изображать из себя раба?

— Именно.

— Я заигрался, — согласился он, — и погрузился в это болото по самую шейку. Если никто не протянет мне руку…

Что это, он шутит? Ему смешно! Будто так и надо. Мужчина, сильный пол, а она, видите ли, должна протягивать ему руку!

— Иными словами, ты ждешь, что кто-то начнет выполнять за тебя твою работу. Именно как ты и хочешь: вытаскивать из болота, брать на поруки, вытирать слезы, делать за тебя нужные телодвижения. А если что-то не получится, ты сразу объяснишь: «Это ты во всем виновата».

Наташа выплескивала ему в лицо рубленые фразы, как пулеметные очереди, и смотрела, как на глазах становится растерянным его лицо. А что он хотел? Полного единения. Наташа, по его мнению, должна была встать рядом с ним как соратница? Перед лицом разгневанной супруги.

— У нас нет друг перед другом никаких обязательств, — продолжала говорить она, — и я всего лишь подруга твоей жены, сгоряча совершившая дурацкий поступок. Хорошо, что все благополучно кончилось и я смотрю Тамаре в глаза почти с чистой совестью. Вот что я могу для тебя сделать. Выйти и извиниться перед ней за свою дурацкую шутку. И тогда она простит тебя за вольные речи и уведет из этого вертепа, где ты чуть было не погряз в грехе!

Вот это она разошлась. Хорошо же ее зацепили супруги Пальчевские.

— Разве я просил что-то делать для меня? — Он внимательно посмотрел на нее. — Для меня одного? Честно говоря, я надеялся, что ты и я — теперь МЫ.

— Мы?! — Она чуть не захлебнулась от возмущения. — Разве я дала повод тебе думать, будто готова разрушить твою семью из-за какой-то ерунды? Разве у меня настолько широкие плечи, что я спокойно могу взять на них такой тяжелый груз?

Он снял очки и протер их чистым — выстиранным Тамарой! — платком.

— Теперь я понял, почему ты так нервничаешь. Для тебя все случившееся — неожиданность. Действительно, я же никогда не говорил тебе о своей любви и о том, что с самого первого раза, едва тебя увидел, мечтал, что, возможно, когда-нибудь мы сможем быть вместе… Нет-нет, я не желал Костику ничего плохого. Я просто думал: а вдруг вы перестанете любить друг друга и разойдетесь… Выходит, иной раз мечты сбываются, но за них приходится слишком дорого платить… Теперь ты меня, наверное, возненавидишь. Если и в самом деле мысль материальна, то, может, именно мое желание быть с тобой лишило жизни Костю…

— Не говори глупости, — резко сказала Наташа, — ты же не желал ему смерти.

Он сразу за ее слова ухватился и продолжал говорить быстро-быстро, словно боясь, что Наташа его прервет:

— Не желал! Но я желал, чтобы ты была свободна.

— Я свободна уже три года, — медленно проговорила она, мысленно ужасаясь: что происходит? Выходит, она намекает, что надо было ему раньше обо всем сказать?

Но прежде Наташа ничего такого не замечала. И он тут же озвучил эту ее мысль:

— Ты никого и ничего не видела. Все эти долгих три года. Я потому не заговаривал с тобой о своих чувствах…

Как Наташа ни была оглушена его признанием, она все же мысленно возразила ему: нельзя говорить слова любви одной женщине, продолжая жить с другой.