Созвездие Овна, или Смерть в сто карат - Диана Кирсанова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В частности, в новосибирском суде в качестве потерпевших по делу о незаконном вывозе человеческих останков в Германию проходили родственники восьми умерших. О том, что тела их родных находятся в Германии, эти люди узнали от правоохранительных органов. Как выяснилось, некоторым из них, когда они разыскивали тела своих родственников, в бюро судебно-медицинской экспертизы говорили: «Извините, но трупы уже кремированы». Однако в ходе двух судебных разбирательств вина Новосельцева доказана не была.
– Не была?!
– Нет. Несмотря на то что из-за протестов прокуратуры дело слушалось в суде целых четыре раза.
– Ох, черт! Поневоле задумаешься о составлении завещания, – задумчиво протянул Антон. – Как представишь, что вот ты стоишь за стеклом, голый и разрезанный, а на тебя дураки глазеют… Особенно женщины…
– Фу, перестань!
– Да нет, я просто… Хотя нет, хватит об этом! Получили порцию адреналина – и довольно. Теперь скажи-ка: все эти ужасы действительно могут иметь отношение к той истории, описанной тобою в газете, про этих – как их?
– Нехорошевых.
– Вот-вот, этих Нехорошевых?
– Это только одна из возможных версий, – пожала я плечами. – Причем версий, родившихся исключительно в моей голове. Милиция, как я уже говорила, никаких теорий на этот счет не выдвигала, потому что дело не возбуждалось из-за отсутствия в Уголовном кодексе соответствующей статьи. Так что достоверно никому не известно, есть ли связь между похищением тела покойной бабушки и теми делами, которые творил Хагенс…
– Ну так надо установить ее, эту связь!
– Давай. А как?
– Ну… – Антон почесал подбородок, – начнем следствие, а там и видно будет! Прежде всего нам с тобой надо пойти в морг…
– Мамочка! – вскрикнула я непроизвольно.
– …пойти в морг и поговорить с главным патологоанатомом, узнать у него подробности истории с кражей трупа этой бабули. Да, и еще надо достать адрес уволенной санитарки.
– А можно я все-таки в морг не пойду? – спросила я без всякой надежды.
– Нельзя! – отрезал мой возлюбленный. Встал и ободряюще потрепал меня по плечу: – Не бойся. На трупы смотреть тебя никто не заставит! – и добавил, словно это могло меня успокоить: – Я и сам покойников боюсь…
* * *Я опять плохо спала (мне снились липкие кошмары, которым позавидовал бы какой-нибудь именитый голливудский продюсер или режиссер) и на работу на следующий день пришлепала совершенно невыспавшейся. Мне предстояло отпроситься у нашего главного редактора Петра Егорыча Мартынова – следовало обеспечить себе возможность не появляться на работе несколько дней, пока бабка не закончит с моей помощью заявленное следствие. Обычно Мартынов откликался на такие мои просьбы весьма охотно: еще не было случая, чтобы после оговоренного срока я не принесла ему в зубах сенсационный материал для рубрики «Журналистское расследование».
Петру Егоровичу Мартынову, нынешнему главному редактору, все это прекрасно известно, и в случае надобности он с легким сердцем отпускает меня на пять-шесть дней – попастись в «поисках самостоятельной темы». Именно с такой просьбой я намеревалась обратиться к Мартынову и сегодня, но…
Сегодня в нашей редакции никому не было до меня никакого дела. Все сотрудники «Стобойки», от главного до уборщицы, толпились возле малюсенького кабинетика, который я делила с моей коллегой и подругой Люськой Овечкиной. На лицах «стобойцев» отражалась целая гамма чувств: от простой и понятной черной зависти до независимого «Подумаешь!».
– Что случилось? – спросила я у спортивного обозревателя Генки Волынкина, когда оставила тщетные попытки проникнуть сквозь толпу.
Генка повернулся, из-за чего я тут же оказалась прижатой к стенке (живот у Волынкина был ого-го, как он сам говорил – «не от пива, а для пива!»), и, взмахнув обеими руками в целях сохранения равновесия, ибо в любое время суток он держался на ногах нетвердо, гордо сказал:
– Овечкина твоя сто тыщ выиграла!
– Люська? Сто тысяч? Во что? – удивилась я.
– В казино!
Я удивилась еще больше. Экзальтированная и маниакально пугливая Овечкина никогда не была завсегдатаем игорных заведений.
– Как же это она?
– Вот мы и пытаемся выяснить!
– Пусти-ка, – я обеими руками отодвинула от себя упругий Генкин живот (Волынкин сделал глубокий вздох и вытаращил глаза) и решительно заработала локтями. Коллеги расступались неохотно, но у меня было безусловное право попасть на свое рабочее место!
Люська стояла посреди нашего кабинетика и робко перебирала тонкими ножками в неизменной мини-юбке. Лица подруги было не видать: как всегда, его полностью закрывали пружинки мелких светлых кудряшек, из которых состояла Люськина прическа.
– Люсенька, ну расскажи же нам, как это тебе так повезло? – допрашивал Овечкину наш главный.
– Петр Егорович, все так просто вышло, – счастливо оправдывалась Люська. – Пошла в казино, поставила на «22» – и выиграла!
– Случайность, наверно, – вздохнул кто-то сзади.
– Вот честное слово, честное слово, мне было знамение! Самый настоящий ЗНАК! – воскликнула Люська, встряхивая локончиками.
– Знак! – выдохнула наша ведущая рубрики магии и гороскопов. – Овечкина, ты просто обязана рассказать нам во всех подробностях! Вдруг я тоже получу знак?
Вокруг одобрительно загудели.
– Материал о тебе на первой полосе дадим, Люсенька! – улещивал везучую коллегу Мартынов.
О, он знал, чем можно подцепить тщеславное Люськино сердечко! Ничего она так не желала в жизни, как попасть на первую полосу собственной газеты!
Перехватив ручками в многочисленных браслетах завиточки своих волос, она обвела всех нас сияющими глазами:
– Я расскажу, расскажу! Вдруг и правда кому-то еще так же повезет?!
Голос у нее был тонкий, почти пронзительный, с частыми истеричными придыханиями.
– Вчера, – заговорила Овечкина, чуть не плача от счастья, – такое настроение у меня было – ну, ужасное, я полвечера грустила, поплакала даже… не знаю, о чем – просто не везло в последнее время, ну ни в чем не везло…
«Не везло» на Люськином языке означало, что ее бросил очередной ухажер.
– И вот я, – продолжала Люська, сияя от воспоминаний, – решила пойти погулять – просто так, куда глаза глядят… В семь вечера это было, запомните! Выхожу из дома, иду к остановке… смотрю – подходит троллейбус. Седьмой номер. Запомните – седьмой! Я села, сама даже не знаю, зачем… Проехала семь остановок (слышите? – семь!), вдруг объявляют: конечная. Я вышла. И тут прямо передо мной – казино!
– И что? Ты его, что ли, за знак посчитала? – не выдержал Волынкин.
– Нет! – торжествовала подруга. – Я тогда еще ничего не поняла! Просто так вошла, из любопытства… Хожу между столов, хожу… А этот, как его? Ну, который в «бабочке»…
– Крупье?
– Да, он! Объявляет: делайте ставки. Я решила – дай рискну! И стала думать, на какую цифру поставить. И тут… И тут меня осенило! Надо ставить на «22»! Понимаете?!
Она снова прижала кудельки к вискам и посмотрела на нас на этот раз вопросительно.
– Нет… Не понимаю, – честно признался Мартынов.
– Ну как же! – топнула ножкой Овечкина. – Я вышла из дому в СЕМЬ вечера, села в СЕДЬМОЙ троллейбус, проехала СЕМЬ остановок…
– Ну и что? – хором спросили у нее мы все.
– А то, что это и был знак! Трижды семь – ДВАДЦАТЬ ДВА! – и торжествующая Люська опустила свой занавес.
Первые секунды окружающие хранили молчание – а потом редакционные стены сотряс такой громовой хохот, от которого вполне могли полопаться стекла в соседних с нами учреждениях. Даже главный редактор, имевший внешность и темперамент долго пожившего бульдога, смеялся во весь голос и вытирал выступившие слезы указательным пальцем. Генка Волынкин вообще повалился прямо на пол – пивное брюхо колыхалось, грозясь вот-вот откатиться от хозяина в сторону.
– Люсенька! Ты перепутала знаки, но получилось, что к счастью, – сказал Мартынов, отсмеявшись. – На самом деле высшие силы хотели тебе намекнуть, что пора бы выучить таблицу умножения!
С работы меня отпустили (веселящийся Мартынов в ответ на просьбу просто махнул рукой, каковой «знак» я сочла согласием), и, слегка ободренная случившимся с Люськой анекдотом, я вышла на крыльцо и дождалась Антона, который подъехал за мной на своем верном «Фольксвагене».
Совсем скоро я уже сидела рядом с Антошкой – мы тронулись с места и скрылись за углом, оставив моих коллег теряться в догадках о том, какую цель имеет предпринятое мной путешествие.
– Мы все-таки в морг или еще куда? – спросила я со слабой надеждой.
– Все-таки в морг.
* * *– Может, заедем пообедать?
Задавая мне этот вопрос, Тошка, я уверена, не хотел сказать ничего плохого, но я все равно подпрыгнула от обиды.
– Нет!!! – заорала я злобно, стараясь отогнать от себя враз представшую перед глазами картину в деревенском стиле: тарелка борща с добрым шматом сала, плошка сметаны и ог-громный кус ржаного хлеба. – Я на диете!!!
