Пришелец - Натали Бланш
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сегодня хорошая погода, – сказала она.
– А прошлый раз?
– Ну, тогда было холодно!
– Нам било холёдно? – вкрадчиво спросил он.
Щёки её вспыхнули, и она сочла за благо не отвечать.
– Как ти провела вчерашний день?
– Как провела? Хорошо. Сначала ходила на курсы, вот сюда, на студию, потом вечером с братом в кино… «Ностальгия» Тарковского. Это наш очень известный режиссёр. Он эмигрировал во Францию. Очень скучал по Родине. Снял там два фильма – этот и ещё «Жертвоприношение», я его ещё не видела… И умер.
Он слушал молча, но говорили его глаза. И Наде становилось всё труднее вести себя непринуждённо.
– Пошли!
– Ти ещё хочешь что-то – пить, кушать?
– Нет.
– Тогда пойдём… Сколько лет твоему брату? – спросил он уже на улице.
– Сашке? Как мне, он на полгода старше. День в день. Мы с ним дружим.
– А другие? Ти говорила, четире? – в его голосе послышалось сомнение.
– Да. Старший Сергей. Он вообще-то здесь не живёт, он уже женился, дочка есть… но у них что-то не ладится с женой. Живут с её родителями, а он такой… неуступчивый. Он служил в Афганистане и вот вернулся совсем другим. Раньше он мне очень нравился, а теперь мы почти не общаемся. Он иногда живёт здесь. Сейчас тоже.
– Сейчас тоже? Сколько лет?
– Двадцать четыре… Потом Вовочка, мой самый любимый братик, он на тётю Лиду похож, а самый младший Костик, он сейчас в пятом классе, а Вовка в восьмом. А сколько тебе лет?
– Ти уже спрашивала.
– Да? Не помню…
– Двадцать шесть.
Он наблюдал за ней с новым интересом: другая одежда – другой человек. Ему с трудом удавалось подавить улыбку: в ней появилось что-то забавное, какое-то озорство и свобода в движениях. Она легко смущалась под его взглядом и снова начинала говорить – первое, что придёт в голову. Она казалась бесхитростной и совсем юной, и он с трудом мог поверить, что это её прошлый раз он добивался с таким рвением, что этими губами он не мог насытиться. Обыкновенная девчонка, каких полным-полно вокруг. Сегодняшний её облик как-то не вязался с тем впечатлением, которое она произвела на него в прошлый раз. Но странное дело: она опять, по-новому, начинала его волновать. Чем ближе они подходили к общежитию, тем быстрее становились его шаги.
Чувства же и мысли его спутницы носили противоположный характер – ей нравилось идти рядом с ним, смотреть на него, разговаривать и совсем не хотелось снова оказаться в комнате. Она понимала, что совершает глупость и мучительно искала какой-нибудь предлог, чтобы избежать этого. Внутри её всё громче звучал голос протеста, оживление понемногу исчезало, а шаги становились всё неувереннее…
На этот раз всё было гораздо хуже.
Он лгал! Конечно же, он лгал! Ну, как она могла так нелепо попасться?
Он и не думал меняться – всё повторилось сначала, только жёстче. В комнате никого не было, Кидан открыл дверь своим ключом, помог ей снять куртку – и с этой минуты ни на шаг не отпускал её от себя. Не слушая никаких возражений, запер дверь, выключил свет. Это было похоже не кошмарный сон… Наконец наступил момент, когда девушка ясно поняла: ещё мгновение – и ситуация будет вне контроля. Кто-то из них сошёл с ума. «Ты сошёл с ума!» – хотела закричать она. Кидан с силой обнял её, его глаза близко смотрели в её глаза – умоляюще и грозно – и в них была такая решимость, что она в самом деле закричала вне себя:
– Пусти меня! Мне жарко!!
Он только смотрел, сжимая её точно в раскалённых тисках.
– Открой окно! Ну, пожалуйста, открой окно! Разве тебе не жарко?!
– Мне жарко, – проговорил он медленно, – но не потому, что окно закрито.
Всё же её план удался: он выпустил её и шагнул к окну, а Надя бросилась к двери и включила свет. Прохладный ветер, ворвавшийся с улицы, немного остудил обоих.
Кидан перевернул пластинку, и мелодичный сладостный мужской голос запел:
Oh, babyIt isn't always easyWe've been through a few hard timesBut when we stick togetherThere's no mountain we can't climb
With all that we've been throughAnd everything we've doneNothing comes between us – we stand as one
United in love – there's nothing we can't rise aboveUnited in love – whatever happens to usUnited in love – we'll always beUnited in love – so united
And if you reach your hand outBut your dreams just seem too farStand upon my shouldersAnd you can touch that staro-oh, baby…
Затем он подошёл к ней – черты лица разгладились, глаза смотрели внимательно и ясно.
– Я с юга, ти с севера, поэтому, да? – спросил он совсем иначе, богатство оттенков придавало его голосу волнующую мягкость. «О, если бы он только говорил!» – Я горячий, а ти – холёдная. Я тебя так чувствую, сам не понимаю! Ти подходишь к мне. Да, сериозно, ти такой симпатичний, не толстий. Мне нравится, сериозно. Надя, ми подходим друг другу, – он повторял это, словно заклинание, пытаясь убедить её в том, что казалось ему очевидным. – Ми подходим друг другу.
Ещё прошлый раз, когда он впервые обнял её, ему показалось, что это тело со всеми его изгибами и плавными линиями, как будто специально создано для его рук. Это было странное, пронзительное чувство, но он не знал, как точнее передать его по-русски.
Она осторожно присела на краешек стула. Вот таким он ей очень нравился, а его слова отзывались где-то глубоко, в самой сути её души. Кидан склонился над ней – глаза в глаза, потянулся к губам, но она ловко увернулась. Он сел рядом и попытался пересадить её к себе на колени, ухватившись за карман брюк. Ткань треснула.
– Брюки порвал!
– Извинитсе, – произнёс он с чарующей улыбкой. – Ти сам виноват. Не хочу! Не хочу! Всё – не хочу. Так не нравится. Так не нравится. Скажи мне: как ти хочешь?
– Я хочу на улицу.
– Ува! – только что весёлое лицо его исказилось гневом. – Надя, если ти так, я буду вступать по-другому!
Она вскочила, но он тут же бросился к ней и заключил в объятья, не отпуская. Силы были слишком неравны. Как она раньше не рассмотрела, что он такой рослый (на голову выше) и крепкий. Его плечи, грудь, руки на ощупь были точно из железа. Её глаза сделались круглыми и обиженными, как у ребёнка. Он внутренне усмехнулся: как она может так притворяться? Что-то похожее на сомнение и сочувствие впервые шевельнулось в его душе.
– Эре, что с тобой, успокойся! Ти всё против, эрочка.
– Я не Ирочка! Меня Надей зовут! – возмутилась она, вырываясь.
– Кто сказал Ирочка? Я не так сказаль. Эре это по-нашему отрицательная, противная – всё против. Ти что – ни с кем так не касалась?
– Нет!
Он не поверил.
– Давай, снимай вот это, – он взялся рукой за свитер. – Много одежда.
– Нет!
– Надя! Мне так неинтересно, – снова в глазах его зажглись опасные огоньки, лоб собрался гармошкой, а выражение лица было такое, точно он готовился её ударить. Руки его рванули вверх её свитер. Белая детская нагота на миг ослепила его. Нахлынула волна такого дикого необузданного желания, что он должен был на миг закрыть глаза и перевести дух. Она тотчас вернула всё на место. Он уже совладал с собой, но не намерен был отступать. Надя в ужасе почувствовала, как горячие руки проникли под одежду, касались её спины, груди, живота. Он быстро наклонился – и вот уже его губы проделали тот же путь и приникли к крошечному соску.
– Они говорят, что это самое сильное, – произнёс он.
«Боже, что это!?» – она была на грани обморока, но не от восторга, как показалось ему на миг. От лица её отхлынула кровь, и внезапно оно стало совершенно белым, как маска, а взгляд сделался каким-то безразличным, точно говорил: «Делай, что хочешь, мне всё равно».
Она обзывала себя последними словами и с тоской думала только о том, как оказаться на свободе и никогда, больше никогда в жизни не попадаться в такую ловушку. Она обессилела от борьбы и шоковых эмоций, не чувствовала ничего, ничего, кроме желания, чтобы всё поскорее закончилось. И в то время как его губы уж не страстно, а вопросительно касались её тела, она смотрела в потолок и думала: «Ладно… потерплю… но больше никогда! Никогда! Никогда!»
В этот раз, идя на свидание, Кидан дал себе слово, что не позволит ей больше себя дурачить, и во что бы то ни стало добьётся её. Но и то, и другое осталось невыполненным. В прошлый раз ему казалось, что перед ним опытная и хитрая кокетка, которая хочет получше заманить его в свои сети… Он долго молча наблюдал, как она пытается привести себя в порядок. Руки её дрожали, на лице застыло отчуждённое выражение. Она больше не сопротивлялась, когда он попытался помочь ей одеться; ничего не говорила – была похожа на красивую куклу, в которой сломался какой-то важный механизм. Два ярко-алых пятна на бледном лице дополняли сходство. Он ничего не понимал! Весь его предыдущий опыт оказался непригоден; следование советам, почерпнутым из соответствующей литературы, не дало результатов… Скорее наоборот. Он не мог так быстро осознать перемену: перед ним была не расчётливая соблазнительница, а перепуганная девчонка с огромными обиженными глазами. Его нетерпение сменилось каким-то новым чувством, непонятным ему самому: ещё пару минут назад ему казалось, что он не выдержит напряжения, он готов был просто применить силу, – а теперь вдруг ощутил, что готов ждать, да, ждать, только бы не было этого отчуждённого молчания, потухшего взгляда и обиды в голубых – как интересно: голубых! – глазах. Это были ранее неизведанные, тонкие ощущения, в которых он пока не мог разобраться. Странно: рядом с ней он узнавал нечто новое о себе самом, открывал такие черты, о существовании которых даже не подозревал.