Валигура - Юзеф Игнаций Крашевский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что это был он, ему казалось несомненным. Приключение на Белой Горе было отчасти известно дяде Конраду, хотя о похищенных девушках крестоносец не знал. Обе они были спрятаны в бурге Ламбах, у матери Ханса, а Герон должен был идти к дяде. Зная его, он не смел даже вспомнить о нападении и похищении.
Герон рассказал Конраду о побеге с Белой Горы и защиту в лесу от погони и, увидев Мшщуя, выбрал минуту, чтобы ему шепнуть, что на дворе князя заметил того, кого они порубили.
– Это ничего, – сказал холодно крестоносец, – они не смеют на нас покуситься. Ты не знаешь его…
– А если вызовет меня? – спросил Герон.
– И ты спрашиваешь меня, что делать, когда рыцарь рыцаря вызовет на дуэль? – ответил насмешливо дядя.
Герон молчал.
Крестоносец, проникнутый великим значением своего Ордена, пренебрегал делом – кто же посмеет коснуться одного человека со двора брата Немецкого дома госпиталя Девы Марии?
Сончик выбежал из каморки, и хоть глаза его быстрые не нуждались в подтверждении того, что раз видели, он вкрался в столовую, чтобы присмотреться к Герону. Это был он! Он уже не сомневался! Не вернулся, однако, к пану – чтобы гнева его не разжечь.
Пиршество протянулось долго… Рассказывали о прусских язычниках, об экспедиции на них, о строительстве замков для Ордена на Висле, о победе над дичью, в которой Конрад был уверен.
Всё более безудержный пир, к которому Лешек гостеприимно поощрял, продолжался до ночи. Помещения для Конрада и товарищей его назначили в домах на Вавеле. Уже поздно проводили гостей на отдых.
В отдельной каморке у Конрада фон Лансберга была одна на двоих с племянником постель. Не забыли им поставить на ночь schlaftrunku, к которому немцы были привыкшими, хотя за столом напитки для них не жалели. Конрад прибыл в каморку в хорошем настроении, немного подшучивая над простотой дома, над неприглядным замком, над польскми обычаями, которые называл варварскими.
Герон несмело ему вторил, имея на уме того старца и глаза, какими он его мерил при встрече.
Он уже ложился, когда постучали в дверь.
Один из кнехтов звал Герона, говоря, что уряднику со двора нужно его увидеть.
– Пусть сюда войдёт, – ответил Конрад.
Показать страх Герону казалось недостойным рыцаря. Взяв в руку только что отпоясанный меч, он сию минуту вышел.
Мшщуй стоял за порогом, поджидая его. Они поглядели друг другу в глаза – в словах не нуждались. Ландсберг видел неизбежный поединок. Валигура показал ему площадь поблизости под валами. Луна слабо её освещала.
Пошли в молчании. Герон предшествовал, старик шёл за ним так близко, что тот чувствовал над собой его горячее дыхание. Конрад ожидал в комнате возвращения племянника.
В тишине он услышал удаляющиеся от дома шаги, успокоился.
Потом он начал не спеша раздеваться, рассеянно шепча обязательную молитву.
Он стал сильнее прислушиваться, не возвращается ли племянник; его не было. У порога должны были спать двое кнехтов, крестоносец позвал одного из них.
– Где Герон?
Не было его поблизости, поэтому оруженосец пошёл искать и вернулся с тем, что найти не мог.
Снова прошёл приличный отрезок времени, Конрад начинал беспокоиться, приказал зажечь факелы и вышел с кнехтами во двор. Там царила великая тишина… люди спали, на востоке начинало светать. Герона нигде не было видно… Вдруг крестоносец остановился на сухой земле, наступив в мокрую лужу. Это была кровь… но тела, из которого вытекала, не нашёл.
Тут же на валу возносился замковый острокол. Как бы кровавая дорожка вела к нему, кнехты с факелами побежали и один из них крикнул.
За остроколом на валу лежал окровавленный Герон, бессознательный… Дядя бросился к нему с отчаянным криком.
Слуги сию минуту перебрались через частокол и приблизились к лежащему, который ещё дышал. Надежда спасти жизнь не была утрачена.
Мшщуй, упав в своей комнате на постель, рядом с которой поставил окровавленный меч, лежал, объятый глубоким сном.
V
Назавтра брат Конрад фон Ландсберг не показался на дворе, Мшщуй лежал больной.
Князь, Лешеков брат, ходил нахмуренный, но молчаливый… и сколько бы жена на него не смотрела, по ней пробегала дрожь, и маленького Болька прижимала к себе со страхом матери.
И в этот день князь Краковский принимал брата с великолепным гостеприимством, с радостью на лице, часто повторяя обьятия, которые Плоцкий князь принимал холодно.
Епископ Иво, Воевода Марек, все старшины были приглашены и присутствовали. Сам князь Конрад вызвал брата в этот день на доверительное совещание.
Лешек открыл ему всё своё сердце.
– Мы все пригласим друг друга, – сказал он, – как отец наш в Ленчице собирал князей, духовенство и рыцарство, мы решим мир, утвердим согласие.
– С этой мыслью и я прибыл, – ответил Конрад, – потому что и мне нужен мир, чтобы всю силу, совместно с крестоносцами, мог обратить на прусских язычников. Не медлите. По дороге я был во Вроцлаве, князь Генрих обещает прибыть, Тонконогий должен появиться.
– А Одонич и Святополк? – спросил Лешек. – Ведь и те вдвоём сопротивляться не могут.
– И не будут, – сказал Конрад. – Одонич устал от войны, Святополк…
Тут он прервался.
– С этим трудней, – сказал Лешек, – больше ему хочется, чем следует.
– Против всех не пойдёт! – ответил Конрад.
– Мы поддерживаем ваши желания согласия и мира, – отозвался епископ Иво, – отец наш Гнезненский, я знаю это, приедет, чтобы председательствовать на совещаниях. Все пастыри поспешат за ним!! Нужно вызвать самое первое рыцарство, по крайней мере из тех земель, судьба которых будет решаться.
Князь Конрад нахмурился, услышав это.
– Достаточно наших дворов, комесов и баронов, остающихся при наших особах, – сказал он, – иных рыцарей мне не хочется ни вызывать, ни спрашивать. Это прибавляет их нелепую спесь и ослабляет нашу власть. Ваши краковяне научились уже князей сажать и низлогать, согласно расположению, пусть другие от них не заражаются. А если дальше мы с нашей властью должны будем им поддаваться, головы не будет. Мы уже должны делиться с епископами, которые взяли лучшую часть; когда мы дадим силу рыцарству, чем же мы будем?
Иво слушал спокойно, Лешек – опустив глаза.
– Это плохой обычай, – продолжал дальше Конрад, – давать вкусить власти маленьким… вернулись бы языческие времена, когда гмин предводительствовал.
– Упаси Боже от этого, – сказал епископ. – Что принадлежит князьям, этого касаться никто не должен, они есть сторожами прав и защитниками границ, но рыцарство также везде
