Браки совершаются на небесах - Елена Арсеньева

«Бедный Мака» понял, что все погибло. «О Боже, что за жизнь. Стоит ли жить после этого! Зачем я родился, зачем я не умер раньше?!»

Но он был уже сломлен. Встретился с Мещерской для последнего прощания… и тут что-то невероятное вдруг случилось с этими молодыми людьми, которые никогда не позволяли проявиться своим чувствам. Они бросились друг другу в объятия и слились в таком поцелуе, прервать который казалось невозможно – разве что для признаний в вечной любви.

Но им был предназначен только один этот поцелуй. Времени для признаний у них уже не осталось. Переиначить свою судьбу Александр не мог.

В толпе друг друга мы узнали,Сошлись и разойдемся вновь.Была без радости любовь,Разлука будет без печали…

Александр вспоминал в ту минуту своего любимого Лермонтова, а когда дошел до слов: «Пускай толпа клеймит презреньем наш неразгаданный союз», – не мог сдержать слез.

Однако проливать их тоже не было времени. Императорская яхта «Штандарт» стояла под парами, чтобы везти цесаревича в Копенгаген. А Мари предстояло отправиться в Париж.

Там они встретятся вновь – спустя год. Мари уже станет женой великолепного Павла Демидова, баснословно богатого. Да, эта партия будет для нее куда интереснее морганатического брака с цесаревичем, вдобавок почти готового отречься от престола.

А еще через год Мари умрет в родах.

Александр прибыл в Копенгаген почти со страхом – и как нельзя более ощущая себя увальнем. Ему совершенно определенно было известно, что отец хочет его брака с Дагмар. Датская принцесса становилась все больше дорога императору. Он умилялся ее письмами – и в самом деле, ими нельзя было не умиляться:

«Я даже не могу найти слов, чтобы объяснить Вам, как я была тронута, поняв по Вашему письму, что Вы все еще видите во мне одного из Ваших детей. Вы знаете, дорогой папа, какое значение я этому придаю, и ничто не может меня сделать более счастливой. Вот мы уже шесть месяцев без нашего любимого Никса. И только год, как я увидела его отъезжающим в полном здравии! Все это время было мучительно для меня со всеми этими дорогими воспоминаниями о моей недолгой мечте о счастье, за которое я никогда не перестану благодарить небо».

При всем своем простодушии Александр не мог не задаваться вопросом, чего было больше в частых письмах Дагмар: желания беспрестанно играть на струнах императорского сердца или искреннего чувства. А впрочем, какая разница? Так или иначе, она оказалась очень искусной музыкантшей. Ведь и струны его собственного сердца тоже зазвучали в ответ ее взглядам, ее нежному голосу, всему тому очарованию, которое источала она каждым движением своим. Сперва Александр с превеликим трудом выпутывался из тенет застенчивости. Но с каждым часом чувствовал себя все легче, свободнее – и счастливее.

Он даже не ожидал, что ему снова может быть так хорошо – и совсем скоро после того, как он потерял любовь всей своей жизни… И впервые он подумал, что Вово Мещерский был кое в чем прав. А уж как прав был обожаемый Никс, что так любил Дагмар! С ней так легко, так свободно. Александр настолько освоился, что решился спеть для Дагмар несколько куплетов из оперетты Оффенбаха «Прекрасная Елена». Она была необычайно популярна в Петербурге, однако в Копенгагене о ней еще не слышали. Его пение произвело фурор. Больше всех, кажется, удивлялся брат Владимир, которого император послал присматривать за «увальнем Макой», чтобы не дай Бог не сорвался с датского крючка. Похоже, Александр больше не нуждался в присмотре!

В самом деле – безумие прошлого года все дальше уходило от Александра. Он не сомневался теперь в том, что ему нужна именно Дагмар. Однако мучил стыд перед отцом, который видел его в минуту слабости и трусости, недостойной наследника русского трона. И он счел своим долгом расставить все точки над «i»: «Милый па, пожалуйста, не думай, что все это только пустые слова, я боюсь, что ты мне не поверишь после всего того, что было в последнее время в Царском. Но я совершенно переменился и сам себя не узнаю».

Такое покаянное послание ушло в Петербург.

Отец поверил ему, одобрил и ободрил Александра письмом, а про себя подумал: попробовал бы сын не образумиться!

Однако вскоре состояние цесаревича перестало быть таким уж безоблачным. Дело в том, что он вдруг усомнился в чувствах Дагмар. Она держалась так ровно, так по-сестрински! В ее поведении не было ничего, кроме родственной нежности и вежливого безразличия. Кажется, она не больно-то и хотела выходить за него замуж. В самом деле, ну что он такое по сравнению с блестящим Никсом?!

Александр совершенно не был знаком с женскими уловками. Мари опасалась дразнить его кокетством, поэтому у него не было вообще никакой практики. И он оробел, столкнувшись с простейшей девичьей гордостью.

А Дагмар испытывала немалое наслаждение, терзая своего неуклюжего гостя. Довольно она настрадалась от неопределенности! Пусть теперь помучается Александр.

И он мучился. Покорно мучился…

Однако молчал, словно язык проглотил. Чудилось, он намерен погибнуть в пытках любви – но не сказать ни слова.

Дело в свои руки взял брат Дагмар – наследный принц Фредерик. Причем он так умело повел разговор, что Александр остался в убеждении, будто это он сам умолял Фредерика узнать о настроениях короля касательно его брака с Дагмар. Спустя несколько дней они столкнулись с Христианом в королевской конюшне. Здесь, потчуя хлебом своего любимого коня, король снисходительно сообщил, что не возражает, чтобы Александр сказал Дагмар о своей любви.

Честно говоря, ему равно нравились и русский престол, и сам Александр. Ну а что (кто) предпочтительнее для Дагмар – это ее дело.

Однако получить разрешение от отца и признаться в любви к дочери – это все же разные вещи. Александром опять овладела нерешительность. Королевскому семейству это затянувшееся сватовство понемножку начало надоедать. Да что, клещами тащить из этого недотепы объяснение, что ли?

Клещи не клещи, но король поговорил с дочерью очень решительно. В разговоре приняли участие и брат принцессы Фредерик, и сестра – принцесса Тира. Она была совсем еще девочка, но очень сообразительная девочка…

На другой день – это был десятый день пребывания русского медведя в Дании! – перед завтраком Дагмар пригласила Александра посмотреть ее комнаты. Разумеется, с ними пошли король и Фредерик, однако потом они куда-то исчезли. Лишь только за ними затворилась дверь, как малышка Тира, караулившая на лестнице, повернула ключ в замке.

– Теперь он никуда не денется! – хихикнул Фредерик, спускаясь по ступенькам. А сдержанный Христиан вздохнул.